Воля смертных

— Не нужно кричать и пугать, — сложила ладони перед грудью Галина Константиновна. — Вы вошли в дом веры и любви. Это место покоя, а не зла. Вы можете найти здесь радость и счастье. Отпус…

Речь старшей прервал удар приклада по лицу:

— Деньги, дура!

— Да откуда здесь деньги, люди?! — в отчаянии выкрикнул патлатый мальчик-переросток. — Оглянитесь! Этот дом похож на богатое жилье?

Вывей уже приближался к крайним участкам садоводства, но был все еще слишком далеко. Безнадежно далеко. И к тому же начал уставать от долгого бега.

— Не езди по ушам, баклан! — Бандит у стены прижал Нирдыша локтем в горло. — Знаем мы, что в сектах бабок всегда навалом. Вы своим кретинам мозги промываете, они вам все свои ценности несут и квартиры на вас переписывают.

— Мы ищем истину, а не деньги. — Галина Константиновна отняла ото рта залитые кровью ладони. — Это дом любви и гармонии, а не корысти.

— Так… Нас считают за лохов, — приплясывая, повел стволом первый. — Пока пару уродов не шлепнем, не дойдет.

Похоже, он был изрядно под кайфом. Или безумно трусил от затеянной авантюры и мог сорваться на глупость в любую секунду.

— Хорошо, я отдам деньги, — подняв руки, сказал Варнак. — Касса секты у меня. Но только помните, смертные: каждому творящему воздастся втрое! Посему творить лучше добро. Ибо творящему зло воздастся злом.

— Заткни хайло и гони бабло! — Бандит тут же навел ружье на него.

— Даю, они в кармане куртки… — Еремей медленно, дабы не напугать нервного гостя, пробрался к вешалке, сунул руку в нагрудный карман и выгреб мелочь, отложенную на насущные расходы. Подровнял купюры, пролистал и положил на пол: — Деньги ашрама. На каждого, кто их коснется, падет проклятие сумеречного зверя. Несчастных будут жрать кусками неведомые твари до тех пор, пока на теле останется хоть малый кусок мяса.

— Ой, как страшно! — не медля, схватил добычу вонючий грабитель. — Чё так мало?

— Мы же не лавочники, зачем нам наличные? — усмехнулся Варнак. — Хотите еще — поехали в банк, сниму со счета. И заметь, ты коснулся денег. Теперь все, договор со смертью заключен. Ты взял проклятие. Не забудь поделиться им с друзьями. Одному тебе будет скучно. Трогайте деньги все, трогайте.

— Заткнись! — Ствол уперся ему в лоб.

— Там девять тысяч, — сказал Еремей. — Чтобы вернуть втрое, тебе будет нужно двадцать семь.

— Ага, разбежался! — Скомкав деньги, грабитель запихал их в карман. — Уходим мужики. Не бздите, святоши! Мы еще придем!

Незваные гости быстро отступили, пряча ножи, и выскочили за дверь. Последним ушел тот, что с ружьем.

— Отработанно действуют, — тихо отметил Варнак. — Видать, не в первый раз. И уже получали сковородой по затылку. Галина Константиновна, не знаете, тут на участках грабежи не случались? Не воровство, пока хозяев нет, — а такие вот грабежи, настоящие?

— Господи, я чуть не умерла, — охнула беременная с сальными волосами и села на пол.

Ира, вытянув ворот водолазки почти до самого носа, расплакалась. Нирдыш перебежал к ней, обнял, Юля кинулась к старшей.

— Милицию нужно вызывать, — спохватился мальчик-переросток, — о грабеже сообщить!

— Не нужно, — осадил его Варнак. — Я повесил на них проклятие. Оно все сделает само.

— Какое проклятие, Рома?! Это же бандиты! Самые настоящие бандиты! Они нас чуть не убили!

— Они забрали мои деньги, — отрицательно покачал головой Еремей. — Мне и решать. Проклятию я доверяю больше, чем полицейским.

— Оставь, Вертер, он прав, — неожиданно вступилась Галина Константиновна, промакивая кровь платком. — Мы не должны пускать в свои души зла и мстительности. Мы должны сохранять в себе доброту и только ее. Простим их, дети мои. Давайте сядем в круг, возьмемся за руки, вспомним этих несчастных, рожденных горем и темнотой, и простим их. Будем выше этого, будем выше зла и мести. Просветленный обязан нести в своем сердце любовь ко всем и каждому. Легко любить того, кто отвечает тем же. А вы попробуйте возлюбить сердцем тех, кто ненавидит. Сядем в круг, дети. И докажем себе, что мы сильнее любых испытаний. Что гармония сохраняется в наших душах несмотря ни на что.

Сектанты стали послушно рассаживаться возле лазерного проигрывателя с треснувшим экраном. Увы, поднять им настроение Варнак не мог. Ведь тогда ему пришлось бы признать, что своей волчьей частью он уже взял след и, сберегая дыхание, медленно трусит вслед за облаком перегара, перебиваемым только запахами никогда не мытого тела. Грабители ашрама больше походили на обычных бомжей, нежели на уголовников. Ибо последние, прежде чем идти на грабеж, узнают хотя бы примерно, какую им удастся взять добычу. Эти же идиоты решили ограбить законченную голытьбу.

Но след они путали старательно. И не топали по улицам, а ломились через участки, перелезая заборы, пробираясь малинниками, таясь от далеких прохожих под кронами садов. Проходя мимо свалки, они скинули колготки, запихав их в плесневелую коробку из-под роз, отвернули по тропе, огибающей крайний участок, и вернулись в садоводство на следующей линии, после чего следы стали гуще и внезапно раздвоились. Один, послабее, потянулся вдоль линии, более густой ушел к крытому замшелым шифером дому, ощутимо просевшему в землю и обросшему вокруг густым бурьяном.

«Вот и попались, — подумал Варнак, волчьими лапами обегая дом. — Кому нужны маски, если от вас вонь, как от ассенизаторской повозки?».

— Как они обосрались-то, ты видел? — весело обсуждали хозяева дома. — Аж присели все. Я думал, сейчас струйки потекут!

— А этот, который лупоглазый, — ты слышал? «Проклятье, проклятье»! Думал, испугаемся. Бабушкины сказки решил на ночь рассказать.

— Жалко, взяли мало. Сколько там?

— А ты сам посмотри. Чего, страшно, что ли? Проклятия испугался?

— Ничего я не испугался!

— Так возьми и пересчитай.

— Ну и возьму.

— Ну и возьми.

— Ну и возьму.

— Возьми, возьми. — Мужчина заржал: — Что, кишка тонка?

— Да вот тебе, пожалуйста, взял!

Вывей вскинул голову и долго, протяжно завыл. В домике послышался шум и грохот, зазвенело стекло.

— Ты чего, охренел?! Хорошо, пустая. Давай теперь, убирай!

— Едрит налево… Метелка где?

— Хрен его знает. Тряпкой на газету смахни.

— А свет у тебя во дворе есть?

— На хрена тебе свет? Мусорной кучи не найти? Или этого, «сумеречного зверя» боишься? Не ссы… Слава водяры принесет, взбодришься.

— Достал ты уже этим зверем! У тебя на дворе свалка хуже любого проклятия. Без света все ноги переломаешь.

— Не бухти. На улице фонарь болтается, все там видно, не заблудишься.

— В сортире хотя бы лампочка еще цела?

— К соседям сходи. Им как раз навоз привезли. Наложишь рядом — никто ничего и не заметит, — снова заржал мужчина.

— Да я только столбик помочить…

Шорох из дома показал, что там кто-то одевается. Вывей, неслышно раздвигая траву острой мордой, побежал к крыльцу, остановился на углу дома. Хлопнула дверь, мужик в длинном великоватом пальто спустился на двор и, как обещал, направился к воротам, за ними остановился возле столба. Волк, бесшумно переставляя лапы, подошел сзади. Он не торопился — у него не было желания убивать, и он не боялся упустить добычу из-за своей медлительности.

— Хорошо живет на свете Винни-Пух! — сделав свое дело, повеселел грабитель. — У него жена и дети, он лоп-пух!

Он повернулся, увидел перед собой светящиеся в темноте глаза зверя и осекся. Кисло пахнуло — ужас смертного пробил грязь и вместе с потом потек наружу. Вывей молча оскалился, метнулся вперед и жадно вцепился клыками в правую руку жертвы — не столько потому, что именно ею бандит трогал деньги, сколько помня о ноже. С порванной кистью враг останется безоружным. Грабитель заорал от боли и ужаса, шарахнулся назад, врезался головой в столб, потерял равновесие и рухнул на спину. Волк отпустил руку, рванул зубами икру, прыгнул вперед, перехватил жертву за плечо.

— Ерш, ты чего? — вылетел на крыльцо второй бандит. — Ты чего, правда ногу сломал?