Страница 72 из 76
И пошло-поехало. Одна деталь цеплялась за другую, вытягивая фрагмент за фрагментом всю историю. По большому счету, я придумал только тот странный ноутбук, емкий образ, который затем сам собрал вокруг себя и мир, и сюжет, и героев.
Через полгода я просто сел за компьютер – и написал художественный текст. Получилось быстро, очень быстро – меньше дня. Это отнюдь не значит, что рассказ сочинен второпях. Он просто зародился во мне некогда, а потом дозревал сам собой, не требуя особого внимания – и в нужный день и час появился на свет через мою – самую обычную – клавиатуру и под перестук моих – самых обычных – пальцев по клавишам.
Подъем с переворотом
Те, кто никогда не видел, как поднимают мертвых, часто говорят, как при этом бурлит земля. Как сверкают молнии и гремит гром, как взрывами трескается кора на деревьях, как сухо становится вокруг.
Все это чушь. Болезненный бред сознания, прячущего свой страх за кучей красивых и жестоких образов.
Анттон остановился на краю кладбища и проверил слой силоса – сантиметров сорок, не больше. Он поморщился, но ничего не сказал – Карин и так старалась изо всех сил. Переселенцы и солдаты не горели желанием помогать ей, поднятые как огня боятся погостов, а местные только пакостят изо всех своих мелких, глупых и вредных сил.
Этому погосту было лет сорок, не больше, такие свежие в Закате не поднимают. Во всяком случае, дома Анттону не приходилось иметь дело с захоронениями моложе двухсот лет.
– Мессир! Мессир! – Запыхавшийся Свенир, не добежав пары шагов, бухнулся на колени. Когда он уже поймет, что на дворе цивилизованный двенадцатый век, а не мрачное междувременье?
– Свенир, встань и вспомни: ты первый, слуга высшего, а не поднятый и не низший.
Из них двоих слуга имел более представительный вид: худощавый, седой, хотя еще и не старый, в безукоризненном официальном сером костюме первых, он производил впечатление солидного человека.
Анттон выглядел совершенно иначе: полноватый мужчина чуть за тридцать, в измазанном травяным соком коричневом балахоне. Но именно он определял судьбу не только поднятых этой забытой всеми колонии Заката, не только низших, смирившихся или пытающихся сопротивляться, но и даже первых. Тех первых, что, как и сам он, явились сюда за куском земли, золотом или властью.
Военный губернатор Лефии имел право вершить суд по любым вопросам и подчинялся только императору.
– Мессир, в деревушке к югу отсюда кто-то убил всех первых, взломал загон и перенял присягу с поднятых. – Свенир говорил нервно, но внятно. – Это было вчера вечером. По их следам Карин отправила гончих, но шансов мало – от местных никакой помощи, а этот лес просто сплошная ловушка.
– Не называй их «местными», Свенир. – Анттон небрежно провел рукой по щеке слуги. – Называй «низшими». Местные здесь, согласно указу императора, – мы, а они существуют только с нашего позволения.
Предыдущий губернатор допустил ряд ошибок. Он слишком близко сошелся с местными, позволил переселенцам строить жилье вдали от форпостов империи – и даже если бы он не погиб во время предательского набега низших, то все равно был бы смещен с должности.
А его преемник теперь вынужден разбираться с тем, что натворил предшественник.
Губернатор достал из-за пазухи короткий черный жезл и легко прочертил в силосе несколько рун. Затем взмахнул магическим оружием, перед тем как отправить обратно в потайной карман, и оно очистилось от грязи.
К вечеру кладбище начнет оживать. Зашелестит силос, затрещит статическое электричество, а ниже, под слоем земли, будут собираться в целое костяки. Затем на остовы нарастут жилы, и скелеты пробьются вверх, к биоэнергии кипящей массы из раздавленной сочной травы, где на них появятся мышцы и кожа, прорежутся глаза и вылезут ногти.
У тех, кто умер калеками, восстановятся увечные конечности и органы. А через два-три дня из сухой, безжизненной соломы по одному начнут вставать поднятые. Не гончие, не убийцы и не халдеи, а самые примитивные – быки.
Те, на ком держится Закатная империя, прошедшая за последние три сотни лет огнем и мечом с запада на восток и ставшая единственной страной, в которой никогда не садится солнце.
Те, кто может поднести и унести, засеять и сжать, проломить и восстановить, – не спрашивая «зачем» и не рассуждая.
Те, кому достаточно литра воды и чашки кукурузной похлебки в день.
Конечно, было бы гораздо лучше вырастить здесь, на кладбище, гончих или убийц, но для этого требуются сложные ритуалы и магические кристаллы, созданные в подземных лабораториях империи, а ни времени, ни тем более лишних кристаллов у Анттона не было.
А уж халдеи – те вообще штучный товар. Поднятый, не отличающийся от живых, считающий себя живым и в то же время безукоризненно преданный поднявшему… Создать такого сложнее, чем поднять сотню быков. Но эмпатическая связь между магом и слугой, легендарная верность последнего и сохранение особенности своего положения в глазах окружающих стоили того.
От погоста до резиденции губернатора и его слугу довез мрачноватый первый с капральскими нашивками. Два раза он останавливал мобиль и подкармливал мотор.
– Не любит наша техника эту местность, – ворчал первый, засовывая в раструб кусок говядины. – Да и я вам скажу: гнилое место, сплошной лес, а в лесу завсегда всякая пакость делается. И местным я не доверяю.
– Не «местным», а «низшим», – автоматически поправил Анттон солдата. – А технике все равно, где работать, главное – суй в нее мясо, не забывай доливать воду и масло, говори ей, что она самая лучшая.
– Не скажите, – капрал любовно погладил баранку, дождался довольного урчания и прибавил газа. – Мой зверек здесь раза в полтора больше ест, чем на родине. Нервничает – воздух другой, влажность, запахи…
– У современных моторов нет обоняния. – Глупые водительские байки забавляли Анттона, но в то же время и слегка сердили. – Их выращивают по определенным стандартам, военной машине все равно, где работать – хоть на крайнем севере, хоть на диком юге. А вот то, что мотор может эмпатически перенимать настроение водителя, – это абсолютно точно. Сделано для лучшей управляемости. Перестанешь нервничать сам – и машина будет есть меньше. Ну все, капрал, давай.
Новую резиденцию – старую сожгли местные, не озаботившись выпустить из нее прошлого военного губернатора, – еще не достроили. Правое крыло было уже почти готово, оставалось отделать его внешне и поставить стационарную охранную систему, а вот левое еще топорщилось деревянными лесами, там носились с брусом и бадьями раствора поднятые, то и дело орали друг на друга и на быков бригадиры.
– Мессир, – перехватила его на пороге Карин. – Вы уже знаете, что на юге…
– …убили четырнадцать первых и угнали полсотни быков, – оборвал девушку губернатор. – Да, ты звонила Свениру, и он передал мне.
– Я направила туда…
– …гончих. Ты все правильно сделала, посылать солдат неизвестно куда мы себе позволить не можем. Даже если поднятые не справятся, мы будем знать о масштабах бедствия и примем меры.
Карин была влюблена в него. Анттон знал об этом – с первой минуты, и даже раньше, когда генерал Паттьер написал, что направляет к своему протеже девушку-адьютанта. Несколько пассов над личным делом – и стало ясно, что она специально напросилась именно к нему.
Пробивалась, требовала, давила, подкупала – и все это для того, чтобы попасть под командование Анттона, самого молодого члена Императорской Коллегии, отправленного в ссылку, которую почти все искренне считали перспективным назначением.
Девушка нравилась военному губернатору – и внешне, и по характеру. Она будила в нем что-то, чего он даже сам не мог толком распознать, – одновременно отеческое и мужское, рядом с ней Анттон осознавал себя сильным и уверенным.