Страница 11 из 30
– Так? – Она повернулась ко мне, большим пальцем отбросив со лба волосы.
Я кивнул. Потом спохватился и спросил:
– Нигде не тянет?
– Все нормально, – заверила она и провела ладонью под перевязью. – Глупо выгляжу?
– Знаешь, нет, – вспомнил я ее недавний ответ на подобный вопрос.
– А ар… кебузу где носить?
– Тоже за спиной, – сообщил я. – Давай поищем еще пули.
Мы немного покопались среди оружия. Я поймал себя на мысли, что мне хочется взять еще несколько клинков, и, чтобы не соблазнять себя, отошел в сторону и достал револьвер. Откинул шторку барабана – наган оказался полностью заряжен, донца патронов медно поблескивали. Запихивая оружие назад, я подумал, что трудно будет выхватить его быстро. Крышку, что ли, отрезать? Выпадать начнет…
Навершие палаша снова попалось мне на глаза, и я только теперь заметил, что на этой плоской шляпке гравирован значок. Это была свастика – самая настоящая свастика, только скругленная какая-то.
На миг во мне шевельнулось отвращение. Глубоко заложенное, генетическое, что ли? Но уже в следующую секунду я почти с испугом понял, как совершенен и уместен этот рисунок. И отвел глаза, решив, что палаш от него хуже не станет. Правда, мысль все-таки странная.
Чего совершенного в свастике?!
– Смотри, Олег, перчатка! – Танюшка, отчаявшись, похоже, найти пули, подошла ко мне, держа в руке перчатку – левую. Это была крага – высокая и жесткая, хотя тонкая на вид, желто-коричневого цвета и потрескавшаяся. – На, примерь!
Я примерил. И обнаружил две странные вещи. Во-первых, ладонь – от запястья до кончиков пальцев – была подшита тонкой металлической сеткой. Я вспомнил, что читал про такие вещи в «Графине де Монсоро». Кстати, до конца книжку не осилил. А второе…
У меня маленькая рука. Довольно-таки хорошо набитая – и рукоятью рапиры, и гантелями, и черенком лопаты, – но маленькая даже для мальчишки.
А перчатка была мне впору. И я почти с испугом подумал, что носил ее до меня такой же мальчишка, как я, а потом он…
Меня тряхнуло нервной дрожью, словно заглянул в холодную пропасть, где не различишь, что там на дне, и только ветер доносит то ли гул ледяного потока, то ли запах гниения…
– Я возьму это, спасибо, Тань, – с этими словами я убрал крагу под перевязь. Она кивнула – рассеянно, даже не посмотрев на меня, потому что водила пальцем по освободившемуся участку пола. Потом подняла на меня свои серьезные зеленые глаза:
– Смотри, что тут написано.
С удовольствием придерживая рукоять палаша, я обошел раскиданную нами кучу оружия и, нагнувшись, в самом деле увидел надпись. Кто-то неизвестно когда выцарапал на каменном полу английское слово или аббревиатуру.
Белые штрихи на сером:
По английскому у меня была четверка. Может быть, даже не вполне заслуженная, и я мог только смотреть на это слово с умным видом. Танька, не поднимая головы, продолжала водить пальцем по штрихам. Потом сказала:
– Тут написано по-английски – ЛОВУШКА, Олег.
У нее по этому языку было «отлично».
Впервые за несколько дней мы были по-настоящему сыты. Впервые – сидели у огня в помещении. Впервые – на одеялах, которые еще немного попахивали сыростью.
Прежние хозяева (или захватчики?) этой башни запасли огромную поленницу сухих, звонких березовых и ольховых дров на втором этаже, куда уводила винтовая лестница (она же вела и к люку, выходившему, наверное, на крышу, на сторожевую площадку, но мы туда не полезли). На поленнице лежали тонкие, но прочные и легкие серые одеяла – Танюшка, осмотрев и подергав их, сказала, что это настоящая верблюжья шерсть. Одеял было десятка три, все не новые, но чистые. А за поленницей – в промежутке между ней и стеной – нашлись совершенно неожиданно слегка подмокшие сухари и несколько консервных банок с незнакомыми этикетками на непонятном языке, мне показалось – голландском. Консервы были тронутые ржавчиной, но не вздувшиеся, и Танюшка сварила в найденном тут же котелке суп с мясом, а с сухарями сделали бутерброды. Пока она занималась этим, я перетаскал вниз часть дров и половину одеял, из которых устроил два лежбища. В щель дверного косяка забил пару кинжалов и, удовлетворенно попинав дерево, вернулся к костру как раз в тот момент, когда Танюшка объявила о готовности ужина.
От сытости я осоловел и откинулся на сложенное валиком одеяло. С оружием я чувствовал себя совсем иначе, чем без него. Танюшка, сидя напротив, рассматривала мою куртку.
– Продрал, а у меня ниток нет, – вздохнула она, – расползется…
– Не расползется, – ответил я, – немецкая, надежная.
– На завтра консервы и сухари еще есть, а потом – все, – подвела она итог и засмеялась: – Вот, а? Три часа назад и об этом не мечтала, а теперь недовольна!.. Котелок и одеяла надо взять, а?
– Возьмем, – кивнул я и встрепенулся: – Э, в смысле?
– Ну, мы же не тут останемся, – пожала плечами Танька. – Надо все равно искать людей.
– Надо… надо ли? – И я быстро, но обстоятельно рассказал о том, что было ночью.
Танюшка сидела, не сводя с меня глаз. Молчала. Потом вдруг сказала:
– Поучи меня фехтовать, Олег.
Ручей тек по склону холма за блокгаузом куда-то вниз, в сырость, где, похоже, была речка – один из притоков Цны. Тут я и нашел их – хозяев этого места.
Шесть скелетов лежали в русле ручья – один на другом, так, что перепутались кости. Не знаю, принесли их сюда уже мертвыми или убили прямо тут. Но что они были убиты – сомнений не возникало. Черепа – рассечены, кости – переломаны во многих местах.
Я набрал воды выше по течению и еще раз всмотрелся.
Да. И эти скелеты принадлежали подросткам…
…На этот раз я заклинил дверь еще прочнее. Танька сидела, закутавшись в одеяло, и внимательно смотрела на меня.
– Еще убитые? – догадалась она с ходу. Я кивнул, ставя котелок у огня и с размаху садясь на одеяла. Содрал с ног туфли и носки – от них воняло. – Завтра постираю, – тут же сказала девчонка, и получилось как-то совершенно не обидно, естественно. – Много?
– Шесть. – Я подергал себя за волосы и тяжело вздохнул: – Тань, я так понимаю. Минимум десять наших ровесников-англичан погибли тут больше двух лет назад. Но и сейчас тут есть какие-то люди… и еще кто-то. Тань! – Я глянул ей в глаза. – Тут опасно. Очень. И я не знаю, сможем ли мы в ближайшее время отсюда выбраться. Вот так.
– Удивил, – задумчиво сказала она. – Я, Олег, давно это поняла, только боялась вслух самой себе признаться… Что будем делать?