Страница 5 из 17
— А… — Денис покачался на стуле туда-сюда. — Он мой отец.
— Вот как?
Членов Штаба редко называли по фамилиям — вот Музыкант сразу и не сообразил, почему фамилия Дениса показалась ему знакомой. Значит, сынок Вась-Палыча? Так-так. По внешнему виду и не скажешь. Тот плотный, с румяным круглым лицом, слегка переваливающимся через ремень брюшком, истребить которое не смогли даже тяготы Катастрофы. Сын же — какой-то субтильный, с тонкими артистическими пальцами, наверняка до Катастрофы его папа с мамой отправляли учиться играть на скрипке или пианино. И ни малейшего намека на знаменитые вась-палычевские усы. Честно говоря, лучше бы отцом Дениса оказался кто-нибудь другой. Штабист с пшеничными усами Музыканта недолюбливал и при каждой встрече это демонстрировал. Снайпер платил ему той же монетой. Другое дело — Доцент. Но там ведь действительно другое дело. Ладно, не будем об этом, мысленно сказал себе Олег.
— А ты что думал? У лидеров детей не бывает? Он не прочь пристроить меня в Штаб. По праву наследования. — Денис улыбнулся. — Кое-кто «против». Кое-кто «за». Все как всегда.
— Ну ладно, — Снайпер встал. — Пойду я, наверное. Вроде познакомились. Поговорили немножко — и хватит. Устал я, Денис. Тяжелый день выдался.
Денис, казалось, был вполне удовлетворен и коротким разговором, и тем объяснением, что дал Олег своему уходу.
— Согласен, — сказал он. — Главное — познакомились. Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями, Музыкант.
— Да? — Олег изучающе посмотрел на Дениса. — Тогда зови меня по имени, что ли… приятель.
Однако, покинув дом новообретенного знакомого, Олег не отправился домой отдыхать. Сказав Денису, будто он устал, снайпер ничуть его не обманывал. Но в Музыканте вспыхнул какой-то потаенный азарт. Ему вдруг захотелось еще покопаться в истории с таинственной крысой. Поэтому от бывшего коттеджа Лехи Петли Музыкант отправился не в сторону проспекта Мира, где он жил, а свернул на Зареченскую и, пройдя пару кварталов, пересек площадь Труда и поднялся на четвертый этаж обычной панельной девятиэтажки.
Олег не успел еще поднять руку к кнопке звонка, как дверь распахнулась. На пороге стоял грузный седой мужчина в мятых домашних брюках и клетчатой рубахе навыпуск, небрежно застегнутой на случайно угодившие под пальцы две пуговицы.
— Ну заходи. — Хозяин кивнул в знак приветствия.
— Ты что, Данил Сергеевич, мысли читаешь? Я и позвонить-то не успел, а ты уже у дверей.
— Да нет. Просто увидел с балкона, как ты по площади топаешь. Ну, думаю, Олег ко мне собрался, не иначе. К кому ему сейчас еще идти, как не к Кравченко. Кстати, я уже в курсе твоих новых россказней.
— Быстро ты.
Снайпер, не разуваясь, прошел в комнату, сел на край потертого дивана, укрытого грубым пледом в зеленую и черную клетку. Кравченко, пропустив гостя вперед, уселся на скрипнувший под его немалым весом стул.
— Ну, рассказывай, — велел он.
— Что рассказывать? Ты же говоришь, что уже в курсе.
— Это я от других людей в курсе. Теперь хочу тебя послушать.
Снайпер коротко пересказал все, что с ним случилось сегодня. Про двух крысюков в лодке. Про человеколова с флейтой. О том, как покорно шли за ним люди. О том, как — редкий случай — он промахнулся, стреляя в крысу-флейтиста. Он умолчал лишь о непонятном таинственном чутье, которое вдруг проснулось в нем.
— Спасенные тобой люди ничего не подтвердили, — сказал Кравченко, выслушав его рассказ.
— И не опровергли.
— И не опровергли. — Хозяин, соглашаясь, важно покивал седой головой. — Но, как ты догадываешься, в расчет берется первое.
— Они и не могли подтвердить. Крыса их заколдовала, — упрямо сказал Музыкант.
Кравченко тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке. Стул опять заскрипел. Снайпер вспомнил, как совсем недавно хозяин квартиры жаловался ему, что стулья приходится часто менять: не выносит хлипкая мебель его манеры сидения.
— Ну что мне с тобой делать? — спросил он. — Олег, ты говоришь вещи, в которые очень трудно поверить. При этом «очень трудно» — это еще мягко сказано.
Музыкант тоже вздохнул:
— Десяток лет назад, Данил Сергеевич, вряд ли кто поверил бы, что нам придется воевать с крысами в рост человека. С крысами, которые навострились строить блиндажи и ловко шмалять из автоматов. Что на это скажешь?
— Скажу, что разница есть. Крыс с автоматами мы видим каждый день. Это давно стало привычным. А вот крысы с флейтами, зачаровывающие людей с помощью музыки, — это уже граничит с бредом.
— Ты мне не веришь? — прямо спросил Музыкант.
— Не знаю, Олег. Не знаю. Я готов поверить, если ты мне покажешь такую крысу.
— Извини, Данил Сергеевич. — Музыкант соскочил с дивана и принялся застегивать куртку. — Я не умею вызывать крыс с флейтами по заказу. Более того, скажу тебе: если я ее увижу, то сначала буду стрелять и только потом позову тебя посмотреть. Мало ли какую музыку она сыграет тебе, пока будет жива.
— Знаешь, что мне в тебе не нравится, Олег? — прямо спросил Кравченко.
— Не знаю. Но ты скажи, а я послушаю.
— Ты приходишь к людям за ответами на твои вопросы. Но люди не могут тебе помочь, потому что твои вопросы — они слишком твои, в них слишком много тебя. Ты сам на них отвечать должен, а не другие. Но когда человек не может тебе помочь, ты на него обижаешься. Вместо того чтобы покопаться в себе и выудить ответ.
— Вот как? Значит, я сам должен искать ответ на свой вопрос, да не где-нибудь, а в себе? — Музыкант порывисто вскочил. — Не буду больше тебе мешать, Данил Сергеевич. Домой пойду.
Кравченко не стал задерживать Музыканта. Лишь когда тот подошел к двери, он окликнул глухого снайпера:
— Опять обиделся, Олег? Именно об этом я тебе сейчас и говорил. Ты надеялся, что у меня есть какие-нибудь тузы в рукаве, про которые ты не в курсе, но которые обязательно тебе помогут?
Вопрос в спину не остановил Музыканта. Тот только коротко мотнул головой — нет, мол, не обиделся, да и не надеялся — и вышел из квартиры.
Кравченко еще долго сидел у окна, глядя в наплывающую на Город ночь, и думал: все ли правильно он сказал? Он давно знал Олега, в отличие от многих, понимал, что Музыкант, хоть и сам себе на уме, не станет откровенно врать или выдумывать лишь для того, чтобы набить себе цену.
Впрочем, цена ему и так немаленькая: один из лучших снайперов Города. Опять-таки куда-то ведь люди пропадали? Пропадали, факт. К тому же, как ему рассказали, Козычев подтвердил, что в течение примерно двадцати минут он и оба его подчиненных находились в каком-то загадочном трансе и пришли в себя, только когда услышали выстрелы, а затем — окрик Олега. Чертовщина. Бесовщина. Дьявольщина.
Но что же тогда выходит? Значит, была крыса? Крыса с флейтой, танцующая посреди тротуара и управляющая вереницей зачарованных людей? И что теперь делать? Как быть? Одного Музыканта не хватит, чтобы прикрыть все посты. Или ставить в караулы только глухих? А если это и правда какая-нибудь граничащая со сверхъестественным хрень, то вручать каждому перед дежурством пузырек со святой водой? Вот уж действительно нет ничего страшнее, чем непонятное.
Тьфу ты. Была крыса. Или не было крысы. Была галлюцинация. Был бред. Было откровенное вранье. Вот сколько вариантов — выбирай, не хочу. Но лишь один из них правильный.
Проклятье! Он, что ли, самый крайний? Есть Штаб, они там думают, что умнее нет никого, — пусть теперь и отдуваются. Кравченко убрал руки с затылка, потянулся затекшим от долгого сидения в кресле телом, хрустнул пальцами. И пошел наконец спать.
Глава 2
НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ
Музыкант вышел от Кравченко и потихоньку побрел домой. На улицах не было ни души. Впрочем, неудивительно. После Катастрофы выжило не так уж мало народу, но ее последствия оказались тяжелыми. Полное отсутствие вменяемой администрации, войны банд, недостаток продовольствия, отсутствие тепла зимой, неработающие больницы — список можно продолжать. А в довершение всего — крысы в рост человека, которые каким-то чудовищным, не поддающимся воображению образом научились брать и держать в руках предметы. Работать ими. И не последним в списке этих предметов оказалось оружие.