Страница 43 из 67
Я позвонила в издательство, извинилась и, сославшись на непредвиденные обстоятельства, перенесла встречу на завтра.
Виктор держался безупречно — не смущал меня избыточными проявлениями благодарности, не цепенел от неловкости, не пытался заигрывать. Его манеры были естественны и сердечны. Он оказался неплохим рассказчиком и хорошим собеседником — внимательным, чутким к переменам настроения визави, искренне заинтересованным. Сначала я не собиралась принимать его приглашение на обед, думала, что довезу больного до дома и поеду по своим делам, но Виктор очень мило настоял на своем, уверяя, что он прекрасный повар и я представить не могу, как много потеряю, если не останусь.
Он действительно очень ловко управлялся с кухонной утварью. В мгновенье ока приготовил превосходный салат из креветок, а потом божественный мясной рулет с какими-то редкими пряностями. За обедом он признался мне в любви к Франции — к ее литературе и живописи, вину и кухне, ландшафтам и архитектуре. Его красочные живописания французских провинций и Парижа сделали бы честь любому путеводителю.
Потом Виктор смешно рассказывал о своей неудачной попытке приготовить виноградных улиток — как он долго ползал, собирая их, по винограднику, как три дня откармливал пленниц белым хлебом, а когда пришла пора посадить их на соль, чтобы они выпустили слизь, жалость к божьим тварям победила страсть гурмана, и он отпустил бедняжек на волю. Еще он весело подшучивал над своим французским прононсом, рассказывал о забавных недоразумениях, которые возникали, когда он пытался флиртовать с француженками.
В ответ на его расспросы я призналась, что никогда не бывала в Европе дальше Праги, что предпочитаю городским пейзажам дикую природу и рассказала, как убегала от валдайского медведя, исступленно колотя ложкой по котелку, до тех пор, пока он не завопил человеческим голосом: «Постойте же, девушка! У вас курева не найдется?» Потом я вспомнила Петербург и взяла назад свои слова о городских пейзажах и дикой природе. Виктор через силу согласился, что Петербург красотой не уступает Парижу.
Разговор перешел на литературу. Он восхищался стихами Вийона, Апполинера, Бодлера, а когда речь зашла о прозе, у нас завязался спор. Я ничего не имею против Франса, но решительно засыпаю при попытках почитать Пруста. Виктор недоумевал по поводу моего пристрастия к английской литературе, из которой он признавал только Шекспира, да и то без энтузиазма. Но расхождение во мнениях не привело к мордобитию. Мы подняли бокалы за великую многогранную европейскую культуру и помирились.
Провожая меня до такси, которое он предварительно вызвал по телефону, Виктор еще раз поблагодарил меня за свое спасение и за прекрасный вечер, а потом с несвойственной ему робостью протянул визитную карточку.
— Из боязни показаться навязчивым, я не хочу просить у вас номер телефона, Варвара. Но буду счастлив, если вы позвоните мне. — С этими словами он посадил меня в машину, авансом заплатил таксисту и махнул на прощанье рукой.
Если бы Виктор поменьше старался и не произвел на меня такого приятного впечатления, я бы несомненно сохранила его визитку, поскольку его вполне можно было отнести к мужчинам, привлекающим меня физически. Но мои строгие правила не позволяют сближаться с человеком, отмеченным и другими ценимыми мной достоинствами. А потому я выбросила карточку в первую попавшуюся урну.
Прошло около недели. Я снова шла по той же улице к метро, и опять на этом пути меня поджидал сюрприз. На этот раз мое внимание привлек денди в безупречном костюме и с огромным букетом красных роз в руке. Несмотря на дорогой костюм и цветы, фигура выглядела такой понурой, словно щеголь дежурил на тротуаре уже несколько суток. Потом он повернулся в мою сторону, и я узнала Виктора, просиявшего при виде меня, словно драгоценности короны.
У меня упало сердце. Я понимала, что придется его послать, и послать грубо — так, чтобы у него никогда больше не возникало желания подойти ко мне ближе, чем на пушечный выстрел. Мысль об этом не доставила мне радости, но другого выхода не было. Однажды, эн лет назад я уже смалодушничала в подобном случае. До сих пор не могу вспоминать без судорог, к чему это привело.
Разозлившись на себя и на весь свет, я обрушилась на несчастного Виктора с яростью, поистине удивительной для девушки тихого, кроткого нрава. Не помню, что я ему говорила. Помню только ошеломленное испуганное лицо и букет, выскользнувший из его руки мне под ноги. Должно быть, я перешла на крик, потому что прохожие начали замедлять шаг и останавливаться, с любопытством поглядывая на чудную парочку. Я бросила на них злобный взгляд, они мгновенно вспомнили о неотложных делах и заторопились дальше. На миг передо мной мелькнуло красивое женское лицо, и я мимолетно подумала, что уже видела его где-то. Тогда я не сообразила, что встречала эту красотку в собственном подъезде.
Выслушав меня, Виктор с достоинством извинился, повернулся и ушел. Пару раз мне померещилось, что под моими окнами слоняется похожий на него парень, но я приписала это угрызениям совести и буйному воображению и постаралась поскорее забыть о неприятном эпизоде.
Сообразив, что в комнате как-то подозрительно тихо, я открыла глаза. Все напряженно смотрели на меня. Но прежде, чем я успела открыть рот, заговорил Марк:
— Варвара, можно тебя на минутку? — спросил он и первым вышел из гостиной.
Плотно прикрыв кухонную дверь, он перешел на конспиративный шепот:
— Вспомнила? Хорошо. Только не спеши с признаниями. Подумай, не могут ли твои откровения привести Санина к операм, ведущим расследование по делу Доризо. Если он обратится к ним за информацией, может всплыть твое имя, и они до тебя наконец доберутся.
— Марк, по-моему, у тебя паранойя. Ну почему ты так уверен, что они хотят меня арестовать? Прошло уже больше трех суток с тех пор, как обнаружили тело Доризо, а до меня еще никто не добрался. Может, убийца вовсе не оставлял улик, указывающих на меня.
— Тогда звонок не имел смысла. Как бы то ни было, нам нельзя рисковать.
— Послушай, Марк, наш единственный шанс выяснить, есть ли против меня улики, — расколоть кого-нибудь из милицейской братии. Если мы поможем Санину, он из благодарности не откажется навести для меня справки у коллег. И не сдаст меня им, если там что-нибудь не так. Пока я не собираюсь рассказывать ему о Доризо. А позже, когда он с нашей помощью схватит своего серийного убийцу, мы из него веревки сможем вить, вот посмотришь.
Марк задумался.
— Что ж, может, это и выход. Значит, думаешь, он тебя не выдаст? Ладно, попробуем довериться твоей интуиции.
По пути в гостиную я завернула в спальню и быстро сделала карандашный набросок. Потом вернулась к остальным и положила его перед Саниным.
— Вот вам ваш Виктор.
Когда он взял листок, стало заметно, что рука у него дрожит.
— Как… где… Когда?..
Он так и не сумел сформулировать законченный вопрос. Я не стала уточнять, что он имеет в виду, и рассказала свою историю.
— Так вот, как он с ними знакомился, — пробормотал Санин, когда я закончила. — Психолог, чтоб его… На сострадании играет. Знает, что мы любим тех, кому делаем добро. И, видно, у него индивидуальный подход. Не верится, что он развлекал Ларису и Бирюкову французской поэзией…
— Но с Варварой-то он, положим, облажался, — заметил Прошка. — Кстати, а чего это ты так на него набросилась, нежная наша? Ну, сказала бы: уйди, ты мне не нравишься. Орать-то зачем?
— Это интуиция, — вступился за меня Генрих. — Не нагони на него Варька страху, кто знает, чем бы все кончилось?
— Известно чем! Она бы нагнала на него страху чуть позже. Тоже мне загадка!
— Варвара, вы сможете показать дом, куда он вас возил? — спросил Санин.
Я покачала головой.
— Не уверена. Там много однотипных домов, а за дорогой я не очень следила. Это где-то в Мневниках. Помню, мы ехали от «Октябрьского поля» по Народного Ополчения и свернули направо, но не сразу, минут через пять.