Уникум

— Генрих, миленький, теперь уже нет сомнений, что убийца среди нас. Никто другой не мог ни отравы подлить в чай, ни валун на Марка спихнуть. Неужели тебе больше нравится мысль, что преступник Леша или Прошка?

— Я тут ни при чем, — торопливо вставил Прошка. — У меня пила была. Пилой такой камень не подкопаешь.

— А у нас нет какого-нибудь другого орудия, которым можно оставить такой след? — спросил Марк. — Чего-нибудь плоского, с острым краем?

— Подкапываешься под Ирочку с Татьяной? — поддел его Прошка. — Не выйдет! Для такой работы годятся только топор, мотыга или лопата. Думаешь, девочки их принесли под сарафанчиками?

— А вы уверены, что топоры все время были у Славок? Когда все сбежались к тропинке, Славки ничего в руках не держали. Я специально внимание обратила.

— Варька, ты пойми, от того момента, когда мы пошли по дрова, а Марк объявил, что идет купаться, до падения камня прошло минуты три, не больше. Я думаю, убийца, услышав о намерениях Марка, сразу пошел к тропинке и сделал подкоп, а потом спрятался в кусты, подождал, пока Марк пройдет, и столкнул камень. А ты что предполагаешь? Что мы разобрали топоры, потом кто-то из Славок на минуточку положил свое орудие труда на землю и отвернулся, а убийца тем временем быстренько сделал свое черное дело и вернул топор на место?

— А где, кстати, топоры сейчас?

Ребята переглянулись, потом Леша встал и исчез за кустами в направлении тропинки к морю.

— Здесь они! Все три! — крикнул он.

Мы побежали посмотреть. Шагах в пяти от тропинки из земли торчал внушительных размеров пень. В этот пень кто-то и вогнал все три топора.

— Кто это их сюда воткнул? — спросила я.

— Один — я. А другие, наверное, Славки. Мы ведь их отсюда забирали, — объяснил Леша.

— А почему отсюда?

— На этом пне удобно пилить и рубить — топоры не так тупятся. Поэтому мы и сложили их здесь.

— Значит, убийца, столкнув камень, успел воткнуть топор на место и смыться? — спросила я.

— Почему — смыться? Воткнул топор, шагнул в кусты и тут же вышел. Мы ведь все сюда сбежались. Вот он и сделал вид, что тоже только что подошел, — смекнул Прошка.

— А кто первым прибежал, не помните?

Ребята покачали головами.

— Когда я поднялся, тут уже стояли Леша, Ярослав, Ирочка и Татьяна, — припомнил Марк. И почти сразу же прибежали Генрих с Прошкой, а за ними — второй Славка. Ты, Варька, появилась последней.

— Леша, а когда ты прибежал, кто здесь был?

— Ирочка и Татьяна. Они свои ягоды собирали по краям обрыва, поэтому были ближе всех к тропе.

— А почему именно по краям обрыва? — спросила я с подозрением.

— Видишь, на склонах тоже можжевельник растет? Верхушки как раз на уровне груди. Можно нарвать ягод, не исцарапавшись, — подчеркнуто терпеливо, как слабоумной, объяснил мне Марк. — Нет, Ирочку с Татьяной в эту историю нам не впутать. Остаются только Славки. Ярослава, скорее всего, придется исключить. Слишком уж он прямолинейный и положительный. Такие могут убить только в честном поединке. Значит, единственно возможный ответ — Владислав. Только вот за каким чертом ему это понадобилось? Неужели тот дурацкий производственный конфликт? — Марк покачал головой. — Не похоже это на Славку. Он никогда не был мелочным.

Леша кашлянул и посмотрел на меня.

— У Варьки прошлой ночью, точнее, уже сегодня утром появилась одна гипотеза. Я ее раскритиковал, но… кто знает, может, и напрасно. Сама расскажешь, Варвара, или мне говорить?

— Говори ты, я что-то устала.

Леша коротко изложил мою версию о том, что Мирона столкнула Нинка, а Славка случайно оказался свидетелем и решил взять на себя роль судьи. Когда он закончил, все погрузились в глубокую задумчивость. Я, почувствовав, что сейчас упаду от усталости, вернулась к столу и легла на оставленный Марком матрас. Остальные приплелись за мной следом и расселись вокруг стола.

— Да-а, — протянул Прошка, когда молчание стало уже совсем невыносимым. — Тебе бы детективы писать, Варвара! Ишь, чего удумала! Даже не знаю, что и сказать…

— Разумная версия, — вынес вердикт Марк. — А почему ты, Леша, ее раскритиковал?

— Я не могу представить, зачем Нинке было избавляться подобным образом от мужа.

— Фью! — присвистнул Прошка. — А зачем тебе это знать? Вот если бы Нина задушила спящего Мирона подушкой, тогда без причин не обойтись никак. А с обрыва человека вполне можно спихнуть в пылу гнева. Мирон-то из-за Нины отсюда убежал, да еще какую-то гадость ей буркнул напоследок. Представь себе, что она вдруг на него наткнулась и он сказал ей еще парочку ласковых слов. Она могла разъяриться и просто отпихнуть его от себя посильнее. А он возьми да и свались. Вот тебе и весь мотив.

— И что же, после этого Нинка пошла допивать чай? Не заорала от испуга, не подняла тревогу? Ведь Мирон, возможно, был еще жив. Может, его удалось бы спасти. Нет, если Нинка столкнула его ненароком, она ни за что не повела бы себя так подло и хладнокровно, — заключил Марк.

— Ну хорошо, пусть она столкнула его не случайно. Может, Мирон ее так разозлил, что Нина и вправду возжаждала его смерти. А потом от страха перед тем, что она натворила, на нее нашел ступор. Она ведь весь вечер молча просидела, помнишь?

— Да, это уже больше похоже на правду, — согласился Марк. — Сначала Нинка не подняла тревогу, потому что была в шоке, а потом стала потихоньку приходить в себя и подумала о последствиях… Я готов принять эту гипотезу.

— И напрасно, Марк, — заговорил Генрих. — Потому что нужно еще объяснить, почему Славка, который, по-вашему, все это видел, тоже не поднял тревоги. И зачем ему понадобились покушения на тебя, если ни ты, ни кто-либо другой из нас в его присутствии ничего близкого к этой версии не высказывал.

— Все, — воскликнул Прошка после минутной заминки, — сдаюсь! Этого убийцы не существует в природе. Посторонний человек не мог подлить Марку отравы и столкнуть на него камень. Ни у кого из нас, кроме Леши и Славок не было орудия, чтобы камень подкопать. А у Леши и Славок, не было мотива ни для убийства, ни для покушений. И вообще нрав у них добрый. Теперь мне совершенно очевидно, что все это проделки Черного Альпиниста, или Белого Спелеолога, или еще какого-нибудь неприкаянного призрака. Предлагаю по всему лагерю нарисовать кресты и отрядить завтра Лешу за святой водой.

Глава 21

Несмотря на страшную усталость, я превозмогла себя и досидела до темноты (если заснуть до захода солнца, проснешься, скорее всего, ночью, и что тогда делать до утра?). Когда же наконец я доползла до спального мешка, то обнаружила, что уснуть не в состоянии. Слышала я о бессоннице от переутомления, но сама до тех пор с этим явлением не сталкивалась и порядком струхнула — без сна в таких обстоятельствах недолго и ноги протянуть. Поворочавшись полчаса с боку на бок, я вылезла из палатки и попросила Лешу достать из аптечки димедрол. По счастью, снотворное подействовало. Я и сама не заметила, как уснула.

Глубокой ночью к моему одурманенному сознанию прорвались какие-то звуки — громыхание котелков, топот, крики, — но я только поглубже залезла в спальник с твердым намерением не просыпаться.

Однако суматоха за стенками палатки принимала все больший размах. Количество топающих ног увеличилось, кричали уже с разных сторон, где-то трещали ветки, по моей палатке несколько раз скользнул луч фонарика.

— Леша! В той стороне посмотри! — раздался у меня над ухом истошный вопль Прошки.

— Тут никого нет! — через минуту донесся крик Леши.

— А Варька где? Прошка, загляни быстро в палатку, посмотри, на месте она? — скомандовал Марк.

Вжикнула «молния» моей палатки, и яркий луч уперся мне в лицо.

— Варька! Ты дрыхнешь?! Ну и соня! Ты ничего сейчас не слышала?

— Уйди, Прошка! Я спать хочу… — пробормотала я и перевернулась на другой бок.

Но Прошка начал безжалостно трясти меня за плечо.

— Да очнись ты хоть на минуту! — возбужденно вопил он. — У нас тут что-то странное творится… Кто-то ходит по лагерю, гремит посудой, а когда вылезаем — никого нет.