Невидимые демоны

После того дня она поняла, что больше не хочет иметь семьи. Никогда. Ей не нужен мир. Никакой. Она не хотела заводить друзей. Никаких. Она больше не верила мыслящим существам. Никаким.

Она хотела только одного — сражаться с чудовищами.

Это стало для нее единственной возможностью справиться с тем, что она из их числа.

И забыть, как она вонзила нож в лицо своего отца бокаи.

Корт закрыла глаза, прижала руки к ушам и ушла в тайное место, где не существовало ни времени, ни крови. Она очнулась лишь тогда, когда кто-то схватил ее и сильно встряхнул. На одно короткое мгновение сердце сжалось у нее в груди: Андреа решила, что какой-то катарканец наконец узнал о ее присутствии и жаждет расплаты за преступления Сэндберга. Или из далекого прошлого явился бокаи и собирается потребовать у нее ответа за убийство, совершенное много лет назад. Но, открыв глаза, она увидела тчи, которого никогда не встречала прежде — молодой, невысокий, с серыми удивленными глазами.

— Вы ранены, Советница?

Она заглянула ему за спину и увидела, как маленькая женщина занимается Китобоем, а мрачный рииргаанец с открытым ртом смотрит на буйствующих катарканцев, пытающихся пробраться в Изолятор. Между ними висел плоский экран ИИ: на нем застыли знаки — изумление и отвращение одновременно.

— Вы ранены? — повторил свой вопрос тчи. Она почувствовала, как у нее дрогнули губы.

— Нет… сейчас нет.

Тчи помог ей встать, и она спросила:

— А Китобой?

— У него не в порядке глаз. Он страдает от боли, но все обойдется, возможно, даже не потребуется делать замену. Он потрясен и испуган, но не более того.

— Хорошо, — сказала Корт, удивившись искренности, прозвучавшей в собственном голосе. — Они вас к нам не пускали? Я имею в виду катарканцев.

— Нас даже не заметили… Кстати, а почему они вас атаковали?

— И снова начнут, если вы не прихватили изоляционных комбинезонов.

— Мы выполнили вашу просьбу.

— Хорошо, — повторила Корт.

Она имела в виду не только костюмы, но тчи ничего не сказала.

Глава 15

На следующий день состоялась встреча межвидового Совета.

Это был не суд. Никто не осмелился бы так назвать происходящее, потому что суд предполагает право его вершить. Никто не назвал собрание слушанием дела, поскольку в таком случае любое принятое решение получило бы официальный статус. Иными словами, состоялась встреча, совещание — и все.

Берштиэни, обнаружившие и давшие имя катарканцам, провели собственное расследование в своем посольстве, которое они воздвигли в соляной пустыне. Здание представляло собой мрачное прямоугольное сооружение с плоской крышей и без окон, внутри похожее на пещеру. Оно никоим образом не отвечало характеру берштиэни, которые славились тем, что любили роскошь. Но здесь, в полевых условиях, они старались довольствоваться самым необходимым. Вся жизнь посольства проходила в этом зале, таком огромном, что он казался полупустым. Никто не смог объяснить Андреа Корт, почему они так себя ведут, и она в конце концов решила, что их диковинные нравы — это еще одна дурацкая тайна инопланетной психологии, существующая исключительно ради того, чтобы свести человека с ума.

Каждая делегация привезла с собой необходимую мебель. Люди — столы и стулья. Тчи прибыли со своими портативными платформами, рииргаанцы — с украшенными изысканной резьбой удобными скамьями, делегаты других народов прихватили диковинные приспособления, похожие на длинные шесты с выступами, на которых они висели. Берштиэни сидели на полу, а представитель ИИ парил в двух метрах над полом. Они собрались в круг, оставив в самом центре свободное пространство для выступающих.

На Совет прибыли почти все сотрудники Дипломатического корпуса людей. За представительским столом, предоставленным хомо сапсам, сидело только три человека — посол Лоури, едва оправившийся Роман Китобой и в парализующем кресле — тот, по вине кого собрался совет — Эмиль Сэндберг. Он выглядел бодрым и держался весьма непринужденно, даже умудрился поймать взгляд Корт и улыбнуться ей. Он вел себя гораздо дружелюбнее, чем Китобой, который отказался принять Корт, когда она пришла навестить его в госпиталь. Роман вообще держался с ней холодно и официально с тех пор, как вернулся к своим обязанностям. Все следы добродушия и болтливости, которые прежде раздражали Андреа, исчезли.

Корт, как всегда, отказалась сесть и стояла в стороне, пока Сэндберг ей не подмигнул. Тогда она пересекла зал и встала прямо перед ним.

— Я вижу, вы получаете от происходящего удовольствие.

Сэндберг засиял.

— А почему бы и нет? Я обожаю театр.

— Значит, для вас это всего лишь театр?

— Ну хорошо, уточню. Нас ждет не просто театральное представление. Это фарс. Здесь собралась целая куча мыслящих инопланетян, которые с удовольствием прикончили бы меня, но их собственные законы не позволяют! Так что они могут только уныло вздыхать да щелкать клювами.

— Вы уверены, что катарканцы не способны вас судить?

— Катарканцы никого не способны судить, — заявил Сэндберг.

Китобой, сидевший недалеко от Сэндберга, поморщился.

— Опять эта гнусная улыбочка…

Корт подошла к нему.

— Как глаз?

— Нормально. Вы нашли решение?

— Да, — ответила Корт.

Лоури, услышав ее ответ, прошептал:

— Раиг готовит нам неприятности.

— Вы предполагаете? Или знаете?

— Раиг встречался с рииргаанцами в надежде заручиться их поддержкой. Он предложил союз; ведь именно они исправляли ошибки посла на Влхани в прошлом году. Но среди рииргаанцев есть парочка наших доброжелателей, и один из них сообщил нам о планах Раига.

— Значит, он решил заняться мной, — проговорила Корт.

— А чего вы хотели после того, как оскорбили его?

Она холодно улыбнулась:

— Ничего иного.

Точно в назначенный час представитель берштиэни, Мекил Ном, призвал собрание к работе и принялся перечислять достоинства собравшихся на Совет народов. Он сообщил всем по очереди, что восхищается культурой разных видов мыслящих существ, их достижениями, усилиями, которые они прикладывают для развития экзосоциологии, экзолингвистики и экзодипломатии. Далее он высоко оценил дух сотрудничества, высказал свою признательность выдающимся ученым, согласившимся принять участие в слушании данного дела, и заявил о том, что поддерживает все решения, которые будут приняты, как бы они ни звучали.

Казалось, он восхищен происходящим — словно объявляет о начале роскошной вечеринки, на которую его пригласили в качестве почетного гостя. Таковы все берштиэни, склонные становиться жертвой собственного энтузиазма. К тому моменту, когда Ном закончил и передал слово Корт, у нее возникло ощущение, будто она одержала личную победу, сумев взнуздать бушующие волны прилагательных в превосходной степени.

Не успела Корт начать, как вперед выступил Раиг и заявил:

— Прошу слова! Я чрезвычайно высоко ценю и уважаю наше благородное собрание, но считаю своим долгом заявить, что категорически возражаю против присутствия на нем этой представительницы.

Его слова были встречены дружным гулом голосов, тут и там прозвучали сердитые восклицания, в основном, из уст людей. Особенно громко протестовал посол Лоури. К сожалению, его вопли перекрыл оглушительный хохот Эмиля Сэндберга. Корт молчала, выжидая.

Ном нахмурился.

— Вы возражаете против ее присутствия? На каком основании?

— На основании того, что главной темой нашей сегодняшней дискуссии является не психологическая неполноценность одного больного индивидуума, а присущее хомо сапсам высокомерие по отношению к отстающим от них в технологическом развитии видам.

Слова Ранга гулким эхом разнеслись по залу, несмотря на тихое ворчание, которое начало набирать силу еще прежде, чем он закончил речь. Не дожидаясь тишины и не обращая внимания на реакцию собравшихся, он заговорил громче, и постепенно возмущенные голоса смолкли.