Страница 3 из 4
Пока нас проверяли, считали и строили в колонну, вокруг который бегал толстый майор, как оказалось представитель нашего учебного батальона связи, мы изрядно продрогли и с радостью восприняли команду на начало движения. Пройдя метров двести, согрелись и теперь все с изрядной долей злорадной ехидности наблюдали за безмозглыми ухарями, которые страдали от холода всё больше и больше. Они изо всех сил кутались в свою изорванную одежонку, а ленты штанин связали узлами внизу. Но это совсем им не помогло и теперь голые, сизые от холода ноги с каждым шагом выглядывали среди длинных и рваных лент.
Я шёл недалеко от них и слышал как толстый майор, преодолевая одышку, сказал им: — Ну что, дурачьё, теперь крепитесь. Вам повезло, что батальон находится недалеко от КПП….
Перевалив железнодорожные пути, наша колонна по снежной, наезженной дороге углубилась в лес, прошла метров триста и неожиданно вышла на чистое огромное пространство, на котором нашему изумлённому взору предстал большой, залитый огнями город.
— Ничего себе — ПОВЕЗЛО! Всё таки будем служить в городе, — такая шалая мысль наверно мелькнула у многих, но уже через минуту впечатление от большого города пропало. Слева от дороги, на краю ровного пространства лежало большое село, как мы потом узнали — Калиновка. Слева, на дальнем краю большого поля помаргивали огоньки деревни Порошино, нашего почтового адреса на последующие полгода. А прямо перед нами переливался огнями учебный центр Елань, а по военному — 44–я учебная танковая Лисичанская Краснознаменная дивизия.
Дивизия, как мы узнаем в последующие несколько дней, насчитывала переменного и постоянного состава около 15 тысяч человек. В переменный состав входили мы — новобранцы, из которых в течении шести месяцев готовили младших командиров и специалистов всех родов войск. И каждый полгода, отсюда, эшелонами уходили в основном в Группу советских войск в Германии около 13 тысяч готовых сержантов. В постоянный состав входили сержанты и офицеры, которые и готовили, обучали, превращая молодых, безусых людей в младших командиров. Казармы пяти учебных полков, линейной ракетной бригады и десятка отдельных учебных батальонов, жилого офицерского городка, склады различных видов всё это раскинулось на огромной площади и создавали в вечерней темноте панораму большого города.
Через десять минут движения прогрохотали по железному мосту и втянулись в каменную арку ворот. Ещё десять минут и впереди замаячили первые казармы. Толстый майор пытался вести нас в ногу, но у него это не получалось: колонна, шаркая ногами по замерзшему асфальту, брела по дороге с настороженным любопытством оглядывая окрестности, понимая что на ближайшие месяцы это будет нашим домом. С особым любопытством мы оглядывали попадавшихся нам военнослужащих, которые делились как бы на две категории, разительно отличавшиеся друг от друга. Первая часть, в подавляющем большинстве, передвигалась строем и строевым шагом, в длиннющих новеньких, ещё не совсем обмятых, в туго перетянутых ремнями шинелях. Это были молодые солдаты, которые кто неделю назад, а кто и больше прибыл в учебку — то есть переменный состав. Старослужащие солдаты и сержанты — постоянный состав, наоборот свободно перемещались по территории учебного центра в одиночку и группами. Хорошо подогнанная форма, щеголевато и ладно сидела на них, выдавая уже опытных военнослужащих, знающих себе цену. В основном они то и стояли вдоль дороги, спокойно покуривая и поглядывая на будущих своих подчинённых.
Я уже внутренне смирился с тем, что служить буду связистом и мне было здорово любопытно, куда за границу попаду после учебки.
Приблизились к казарме — Батальон связи — прошелестело по шеренгам и тут, стоявший на обочине сверхсрочник с погонами старшины, вдруг крикнул в нашу колонну: — Парни, кто хочет служить в артиллерии и кого документы на руках… Нам надо десять человек — Ко мне! И за мной….
— Вот оно…, к чёрту связь…, если что, мне ничего не будет, а это шанс, может быть единственный послужить в нормальных войсках, — горячо толкнуло сердце в груди. Ещё в Перми, на сборном пункте, у нас собрали все документы и они хранились у нашего старшего команды высокого старшего лейтенанта. Но в электричке, он все документы почему то выдал на руки.
Не раздумывая над последствиями, я выскочил из строя, за мной выбежало ещё несколько человек и сгрудились вокруг старшины, тот мгновенно пересчитал нас, радостно вскрикнул: — Десять…. За мной…., — и побежал по расчищенной дорожке за казарму, а следом за ним ринулись мы. Сзади слышались задышливые крики кинувшегося за нами толстого майора, требующего остановиться, вернуться, но он сразу же безнадёжно отстал.
Дальше всё слилось в одну стремительную ленту состоявших из мелких, быстро меняющихся событий — штаб полка через пятнадцать минут бега, полковая санчасть и такой же стремительно- беглый мед. осмотр дежурным врачом, рывок на вещевой склад, где хорошо поддатый прапорщик выдал нам новенькое обмундирование. В кочегарке в душе мы помылись, переоделись в форму, а гражданку сложили в выданные на складе наволочки, которые тут же утащили на склад. А в одиннадцать часов, в полутёмной казарме, хмурый сержант с красной повязкой дежурного по батарее хлопнул рукой по кровати второго яруса и буркнул: — Вот твоя кровать, товарищ курсант. Отбой…
Забравшись под чистые простыни и прислушиваясь звукам ночной казармы, я попытался пройтись по впечатлениям прошедшего дня, но тут же провалился в глубокий и здоровый сон.
— ….. «Батарея…., Подъём!!! — Громкая команда пробилась в затуманенное сном сознание и вопреки утверждениям отца, что в армии не буду вылезать из нарядов на работу из — за того что я соня, мгновенно проснулся и через минуту застёгивая рукава гимнастёрки, вместе со всеми стоял в строю взвода. Перед строем с деловым видом метался высокий, худощавый младший сержант, активно делая замечания по форме некоторым из солдат. Точно также суетясь, строились вокруг нас на центральном проходе остальные подразделения и многолюдство ошеломило меня.
— Взвод, Равняйсь. Смирно! Равнение На Лево. — Громко печатая сапогами, младший сержант повернулся и, приложив руку к головному убору, направился к крепкому, невысокого роста старшему сержанту, появившемуся из глубины казармы. — Товарищ старший сержант, четвёртый взвод для проведения утренней физической зарядке построен. Командир отделения младший сержант Тетенов.
— Вольно. — Поставив задачу Тетенову на проведение зарядки, старший сержант вывел меня из строя и завёл в Ленинскую комнату. Достав из кармана разлинованный лист ватмана и опросив, записал мои данные в список взвода. Аккуратно, скупыми, но чёткими движениями сложил лист и положил его во внутренний карман гимнастёрки. После вновь осмотрел меня, стоявшего перед столом по стойке «Смирно» с головы до ног.
— Товарищ курсант, вы зачислены для прохождения службы в состав четвёртой учебной батареи, в четвёртый взвод, в третье отделение. Там где вы спали ночью и есть ваш взвод и ваше отделение. Я — заместитель командира взвода и одновременно командир первого отделения. Во втором отделении сержанта нет, а командир вашего отделения младший сержант Тетенов. Ну, на построении вы его видели. Командира взвода лейтенанта Князева вы увидите на полковом построении после завтрака. Как взвод вернётся с утренней зарядки, вы начинаете жить жизнью подразделения. Вопросы есть? Нет, ну и отлично.
Я вышел за сержантом из Ленинской комнаты и впервые внимательно оглядел казарменное помещение. Наша четвёртая батарея располагалась на втором этаже казармы и занимала половину этажа. Вторую часть этажа занимала пятая батарея и соединялась с нашей большим, широким проёмом, делая широкий центральный проход, который проходил через весь этаж, общим на две батареи. Прошёл и встал на границу между нашей батареей и пятой. Посмотрел направо, потом налево и весело присвистнул, от того что в обоих батареях всё до мельчайшей детали было одинаково: — Ну, надо ж. Если ночью проснусь поссать, то спросонья можно и попутать где твоя батарея, а где соседей…. А у меня ведь кровать как раз на границе батарей.