Страница 58 из 61
Здесь первый парень говорит своему приятелю:
— Нашел о чем спрашивать у дамы! — и опять поворачивается ко мне. — Может, потанцуете со мной?
Я улыбаюсь ему, как бы извиняясь:
— Нет, я не готова. Голова болит... Слишком быстрый танец...
— Тогда подождем медленного, — улыбается в ответ парень.
Тут инициативу перехватывает Артур:
— Медленный танец мой! На правах родственника... И потом — она со мной пришла!
Деваться некуда. Я вынуждена согласиться.
Парни, разочарованные, уходят:
— Очень жаль!
Я некоторое время наблюдаю за ними. Они приглашают каких-то девушек, танцуют. Иногда помахивают мне руками.
Говорю Артуру:
— Хорошие ребята, правда?
— Да уж! — он выпивает еще стаканчик, оживляется. — Забудь ты про этого Петера! Дался он тебе! Кроме работы, ничего не видит. Давай жить весело. Очень хорошо, что он уехал... Мы проведем этот праздник с тобой... Я тебя научу развлекаться, и ты надолго запомнишь этот вечер, этот Новый год...
Глаза у Артура уже плавают. Алкоголь начинает действовать. А может, у меня такое впечатление потому, что я впервые вижу Артура без очков.
— Хорошо, Артур. Развлечемся, — отвечаю я без всякого воодушевления.
Тут он поднимает указательный палец вверх, спрашивает:
— Вот, слышишь?..
— Что? — не понимаю я.
— Медленный танец. Ты обещала...
И крепко ухватив меня за руку, Артур идет на круг. Уже танцуют три или четыре пары.
Положив руки мне на поясницу, Артур прижимает меня к себе. Хочет показать свою гиперсексуальность, что ли? Я отстраняюсь чуть-чуть. Так мы танцуем. Наверное, если глянуть со стороны, мы — странная пара. А точнее — мы вовсе не пара.
Музыка хорошая. Мне откуда-то знакома она. Я не вслушиваюсь особо в слова, но какие-то фразы отмечаю... «... портрет на стене... мне нравятся твои песни... ты молчишь, но твои песни не молчат... Эй, Джон, твои песни не молчат!..»
Здесь я вспоминаю наконец:
«Это же из репертуара «Пудиса»! Песня так и называется: «Не, John»! У нас с Верой и Надеждой даже пластинка такая была! Господи, как давно это было! И как я теперь далеко... От Веры и Надежды. И, возможно, от себя — той, прежней... Мой мир остался там — в Петербурге! Как я могла об этом забыть! Как могла столько времени обманываться! Петер всему виной: только находясь рядом с ним, я и могла обманываться. А теперь он уехал... Кто я здесь? Чужая... Чужая...»
Я танцую, музыка ласкает мне слух, а мысли уводят далеко — туда, где я еще не ходила:
«Не потеряла ли я себя, слишком увлеченная Петером?..»
Вот я слышу: фоном к песне идет запись голоса Джона Леннона. Очень к месту этот фон. Возникает хорошее созвучие. Наслаждаясь этим созвучием, я как-то обмякаю, расслабляюсь. А Артур понимает это по-своему: ему мнится, что я подалась к нему. Он вдруг прижимается своим виском к моему виску. Но я слегка отклоняю голову. Он же очень упрям, этот Артур... И сильный: его не так просто оттолкнуть. Я чувствую, руки его вдруг приходят в движение: левая спускается... мне ниже поясницы, а правая уверенно ложится мне на грудь.
Я вздрагиваю:
— Артур, убери руки!
— Зачем? — он пьяно ухмыляется мне в лицо. — Я так хорошо тебя ощущаю... И себя... Ты такая мягкая и в то же время — упругая...
Все еще пытаюсь оттолкнуть его:
— Я предупреждаю, Артур!
— А потом мы поедем ко мне... — он меня не слышит. — Я возьму тебя прямо в этом платье. Оно меня возбуждает.
И тогда я ударяю Артура.
Пощечина моя звучит как заключительный аккорд к песне. Пощечина звучит уже практически в тишине. И все присутствующие в зале изумленно смотрят на нас.
Артур несколько секунд глядит на меня осоловело; видно, никак не может осознать, что же только что произошло; наконец осознает, глаза его полнятся гневом, и Артур хочет ударить меня в ответ. Но в движении его нет уверенности — все-таки женщина перед ним. И я легко останавливаю его руку. Потом ударяю второй раз. Я думаю дать всего лишь еще одну пощечину, но в волнении вкладываю в удар такую силу, что получается у меня весьма весомая оплеуха. Я никогда не думала, что у меня тяжелая рука.
Не удержав равновесия, Артур падает под ноги стоящих вокруг людей. Раздаются смешки и даже где-то аплодисменты. А Артур, лежа на полу и гневно сверкая глазами, шипит что-то. Бранные слова, что он бросает мне в лицо, тонут в общем шуме. Я слышу только обрывок фразы: почему-то Артур не очень уважительно отзывается о России... Я переступаю через него, поверженного, и покидаю зал.
Потом иду по улице и смеюсь нервно. Ловлю такси и еду домой. А дома опять навзрыд плачу. Наплакавшись всласть, совершаю обход дома: проверяю все запоры — на дверях и окнах. Я боюсь, что Артур явится ночью брать реванш.
Попробовав в одиночестве кусочек праздничного торта, сразу после полуночи ложусь спать. И сплю в эту ночь беспокойно. Хотя, слава Богу, никто не ломится в мою дверь.
Просыпаюсь рано. И — совершенно спокойная. Вчерашний случай с Артуром — последняя капля, переполнившая чашу моего терпения. Я уезжаю сегодня. Я решила это твердо — отсюда и спокойствие мое.
Мысль об отъезде не покидает меня ни в ванной, где я принимаю душ, ни на кухне за завтраком. Вероятно, это правильная и достаточно своевременная мысль. И созрела она, конечно же, не сегодня. И не вчера... Она, должно быть, зрела во мне давно, но я о том ничего не знала.
Постояв минут пять в кабинете Петера (так я прощаюсь с любимым), начинаю собирать чемодан: вещей у меня — собственно моих — не так уж много. И чемодан мой — небольшой: даже носильщик не потребуется. Все, что подарено Петером, не беру. Укладываюсь спокойно, аккуратно. Я с детства привыкла беречь вещи. Они ведь как живые. Я к ним так отношусь — бережно, и они ко мне — соответственно... Долго служат.
Вдруг слышу — звонок у двери.
«Вот и Артур явился отношения выяснять!»
Поправив волосы у зеркала, спускаюсь в прихожую. Я напряжена, я даже готова драться. И даю себе клятву: не пропущу ни единого обидного слова в свой адрес. Уж коли некому постоять за меня, — сама за себя постою. Если понадобится, ударю обидчика в третий раз — со всей немецкой основательностью и с русской отчаянностью...
Но это пришла фрау Кох.
Я вздыхаю облегченно, открываю дверь. «Они, видно, получили мои поздравления».