Страница 53 из 57
После взятия Бендер путь на Константинополь был открыт, но Екатерина решила на этом окончить войну. В Европе было неспокойно. Шведы еще угрожали Петербургу, Пруссия грозила войной, верный союзник Иосиф II был болен (он умер 9 февраля 1790 года). «Постарайся, друг мой, сделать полезный мир с турками, – пишет императрица Потемкину, – тогда хлопоты многие исчезнут и будем почтительны: после нынешней твоей компании ожидать можем».
Потемкин начал хлопотать о мире, но он был заключен много позднее. 1790 год ознаменовался победой адмирала Ушакова на море и взятием крепости Измаил. Осада Измаила началась в сентябре. Крепость была великолепна защищена артиллерией, да и гарнизон был огромный – около 35 000 человек. 10 декабря крепость Измаил была взята русскими войсками.
В февраля 1791 года Потемкин поехал в Петербург. По всему пути следствия князя встречали как победителя. Болотов пишет про Тульскую губернию: «… готовились принимать его, как самого царя. А он, по тогдашнему его всевластию, и был царем». Это был его последний приезд в столицу. Потемкина приняли с триумфом. Екатерина была очень ласкова, не скупилась на теплые слова благодарности, но рядом с троном стоял уже новый «припадочный человек» – Платон Зубов, «Цыганенок», как звала его Екатерина. Он не был креатурой Потемкина, его нашли, подготовили и представили императрице враги князя, соответственно Зубов себя и вел. Потемкин знал о появлении нового фаворита и говорил не без сарказма: «Надо, надо мне наведаться в столицу, чтобы вырвать этот больной Зуб». За «больным Зубом» еще стояли братья, Валерьяну было всего восемнадцать лет, но прытью и развязностью он не уступал старшему брату.
У Потемкина уже не было сил сражаться, доказывать, интриговать. Он был болен, силы его были на исходе, он всерьез говорил о монастыре. Последним широким жестом, щедрым подарком Екатерине был устроенный им апрельский бал в только что отстроенном Таврическом дворце. Все, что могла внушить князю его экзотическая фантазия, любовь к роскоши и показухе, было пущено в ход для устройства этого праздника. Петербуржцы не могли забыть о нем многие годы и пересказывали друг другу подробности этого бала. На одни только свечи пошло 400 пудов воска, а еще зеркала, люстры, ковры, диковинные игрушки для забавы гостей, например золотой слон-часы с шевелящимися ушами и хвостом. Все слуги были обряжены в роскошные ливреи, о гастрономических способностях поваров слов не хватит рассказать, у Потемкина была в Петербурге самая дорогая и экзотическая кухня.
Во время пиршества Потемкин сам стоял за креслом государыни и прислуживал ей, подчеркивая – он слуга императрицы на веки вечные, но это более походило на поминки по прошлому. У Платона Зубова было вдосталь времени, чтобы нашептывать на ухо императрице любые байки о конкуренте, а именно так он относился к Потемкину. Может быть, Цыганенок и подвирал, сгущал краски, но из экзотических подвигов князя было легко выковать что угодно. А война продолжалась, надо было заключать мир с турками. Словом, приказ императрицы Потемкину оставить столицу выглядел вполне естественным и обоснованным.
24 июля 1791 года Потемкин направился в действующую армию. В дороге он почувствовал себя очень плохо. Для ухода за ним пригласили племянницу его Браницкую. 30 июля он с трудом добрался до Ясс. Все это время он аккуратно писал письма императрице. Она плакала, читая их, и тут же строчила ответ, умоляя «поберечь себя». В конце августа вроде полегчало, но не надолго. «Третий день продолжается у меня параксизм, – пишет он императрице. – Сил лишился и не знаю, когда будет конец». Врачи назвали его болезнь перемежающейся лихорадкой. Была высокая температура, полный упадок сил, иногда больной терял сознание и бредил.
4 октября Потемкин продиктовал письмо Екатерине, сам писать он уже не мог: «Нет сил более переносить мои мучения. Одно спасение остается, и я велел себя везти в Николаев». Город Николаев он очень любил и считал «здоровым» местом. В этот же день Потемкина перенесли в «постельную» коляску. Ехали медленно, но уже на следующий день князь вдруг приказал вынести его на воздух, «чтоб не дали ему в коляске жизнь кончить». Его вынесли, положили на землю. Здесь в степи Потемкин и испустил дух.
Вместо Потемкина вести переговоры с турками о мире в Новороссию прибыл Безбородко, он и сообщил некоторые подробности смерти светлейшего: от лекарств отказывался, окна раскрывал настежь, лил на голову холодную воду, дабы остудить. «По вскрытии тела его найдено необыкновенное разлитие желчи…» Наверное, сейчас врачи поставили бы другой диагноз. По свидетельству слуг, неуемный Потемкин, уже больной, съел за один присест целого гуся. Размашисто жил, размашисто умер.
Курьер донес до дворца скорбную весть только 12 октября. Императрице стало так плохо, что врачи сделала ей кровопускание и уложили в постель. Она плакала не переставая почти неделю. Вот ее письмо к Гримму: «Снова страшный удар разразился над моей головой. После обеда, часов в шесть, курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена.
Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца. Цели его всегда были направлены к великому… Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими. Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить…»
Еще она писала, что у Потемкина были «смелый ум, смелая душа, смелое сердце». «По моему мнению, князь Потемкин был великий человек, который и не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать… Теперь вся тяжесть правления лежит на мне».
Принц де Линь говорил о Потемкине: «В этом характере есть гигантское, романтическое и варварское. И это правда. Его смерть оставила громадную пустоту в городе, и эта смерть была так же необходима, как его жизнь».
Недруги были рады, друзья скорбели. Державин написал стихи на смерть князя:
Солдаты любили Потемкина и скорбели о нем. Павел его ненавидел. Потемкина похоронили в Херсоне, в склепе при церкви Святой Екатерины. Когда Павел взошел на трон, он повелел «похоронить его без дальнейшей огласки в самом же том месте в особо вырытую яму, а погреб засыпать и сравнять землей, как бы его никогда не было». Отношение к князю Таврическому потомков тоже очень разное. По-моему, если он заслуживает порицания, то незначительного, а если уважения, то большого.
И еще несколько слов… 29 декабря 1791 года, то есть через два с половиной месяца после кончины Потемкина, был заключен мир с турками. Русскую сторону представлял Безбородко. Был подтвержден Кучук-Кайнарджийский мир, признано присоединение Крыма, Россия приобрела территорию между Бугом и Днестром. И улыбнемся напоследок: на этой земле был построен неподражаемый город Одесса.
Платон Александрович Зубов (1787-1822)
Платон Зубов происходил из русского графского обедневшего рода. Отец его Александр Николаевич был женат на Елизавете Алексеевне Вороновой, от этого брака родилось семь детей, сыновья Николай, Дмитрий, Платон и Валериан и три дочери – Ольга, Екатерина и Анна. Отец Зубов до возвышения сыновей не играл видной роли при дворе. Где-то в провинции он подвизался в роли вице-губернатора, при этом управлял имениями князя Н. И. Салтыкова. После того как Платон попал «в случай», а за ним и младшенький Валериан приглянулся императрице, А. Н. Зубов получил пост обер-прокурора в первом департаменте Сената. Энциклопедия с некоторой брезгливостью сообщает, что на этом посту он прославился взяточничеством, превышающим всякие нормы. Сын его во всем покрывал, императрица всегда закрывала глаза на подобные вещи: мол, сам живи и другому дай. Хотя взятки на Руси вещь обычная, но прямо скажу, и на первый взгляд, и на второй Зубовы крайне неприятная семейка.