Страница 28 из 57
Только в конце декабря Орлов нашел в себе силы оставить Гатчину. Он приехал в Петербург и поселился у брата Ивана, а 25 декабря, на Рождество, явился во дворец и вел себя так, словно ничего не произошло, – со всеми был любезен, шутил, перемолвился парой фраз с императрицей. По свидетельству графа Сольмса (прусский дипломат), они беседовали о картинах, очевидно недавно приобретенных. Орлов держался с Екатериной подчеркнуто почтительно. После бала он принялся делать визиты. Петербург недоумевал.
Видя, что Орлов победил свою хандру, Екатерина нашла ему работу, послала его в Ревель командовать Эстляндской дивизией. Конечно, это была ссылка, но почетная. На Балтийском море действительно было неспокойно. Швеция грозила войной.
Орлов исчез с дворцового ринга. Панин мог торжествовать, а вместе с ним и Павел, понуждаемый своим воспитателем к решительным действиям. Но Екатерина их переиграла. Как никогда нежная и внимательная с сыном, она предложила перенести торжество по поводу совершеннолетия наследника на год – до его женитьбы. Невеста была выбрана при полном согласии – семнадцатилетняя Вильгельмина, принцесса Гессен-Дармшадтская. После крещения она стала Натальей Алексеевной. Павел полюбил жену, но брак был неудачным. Как впоследствии выяснилось, она изменила мужу еще до свадьбы. Два года спустя Наталья Алексеевна умерла родами. Об ее измене Павлу сообщила Екатерина, не пожалела сына.
Но это все потом, а пока Панин действовал. Он не оставил идеи добыть Павлу власть. Есть сведения, что был состряпан заговор против императрицы. Но официальных документов относительно этого заговора нет, есть только мемуарные воспоминания современников.
Для Никиты Ивановича Панина наступили трудные времена. Он победил Орловых, и что с того? По заведенному правилу после женитьбы наследника воспитатель должен от него удалиться, то есть оставить дворец. Любимый секретарь Панина Денис Фонвизин (да, да, наш великий драматург) писал своей сестре Федосье: «Мы в очень плачевном положении. Все интриги и струны настроены, чтоб графа отдалить от великого князя, даже до того, что, под претекстом перестраивать покои во дворце, велено ему опорожнить те, где он жил. Я, грешный, получил повеление перебраться в канцелярский дом, а дела все отвезти в коллегию. Бог знает, где граф будет жить и на какой ноге…»
Панин мог позволить себе жить «на какой угодно ноге». Екатерина завалила его подарками. Он остался на прежней должности – шеф иностранного департамента, при этом он получил чин фельдмаршала, еще, конечно, деньги на постройку дома, и 9000 душ крестьян, большое жалованье, солидный пансион, и, конечно, сервиз, как же без сервиза. Пройдет время, и Панин скрестит шпаги с новым фаворитом, но это будет уже другой Григорий, блестящий политик и человек дела – Потемкин. В этой борьбе Панин проиграет, он подаст в отставку.
Вернемся к Григорию Орлову. В марте 1773 года Екатерина позвала его в Петербург. Во-первых, угроза со стороны Швеции миновала, а во-вторых, угроза со стороны наследника и Панина тоже ушла в песок. 20 мая императрица писала: «Князь Григорий Григорьевич! К удовольствию нашему, видя, что состояние вашего здоровья поправилось, и желая к пользе империи употребить ваши природные, отменные дарования, ревность и усердие к нам и отечеству, и для того через сие объявляем вам, что наше желание есть, чтоб вы ныне вступили паки в отправление дел наших, вам порученных; впрочем, остаюсь, как всегда, к вам доброжелательная. Екатерина».
В 1772 году, еще до отставки, Екатерина возвела Григория Орлова в княжеское достоинство, теперь она вспомнила этот титул. Кроме того, императрица вернула ему все прежние должности, стало быть, действительно была доброжелательна, хотя последние слова – всего лишь чиновничий этикет.
26 ноября 1773 года в Царском Селе торжественно отмечали день тезоименитства государыни. Екатерина на празднике производила в высшие чины всех, отличившихся в боях морских и сухопутных, придворных лиц награждали орденами. Императрице тоже делали подарки. Подарок графа Орлова затмил всех. Слышали про алмаз «Орлов»? История этого камня фантастична. Именно его сделал главным героем своего романа «Лунный камень» английский романист Уилки Коллинз.
Камень этот оброс легендами. Вот одна из них. Лунный камень – огромный алмаз «неземной красоты» – украшал чело индуистского божества и был похищен солдатом-дезертиром. В Мадрасе солдат продал камень за 2 000 фунтов стерлингов капитану английского корабля. Далее алмаз переходил из рук в руки, и с каждой продажей цена его возрастала. В 1767 году армянский купец Саврос положил алмаз в амстердамский банк, а через пять лет продал его за 125 000 рублей (тогда рубль по отношению к фунтам стерлингов имел очень высокий курс) племяннику своей жены – ювелиру Ивану Лазареву. У него-то Григорий Орлов и купил камень уже за 400 000 рублей и звание дворянина.
Не было посланника иностранных государств, который не сообщал бы с восторгом об этом алмазе своему государю. Подарок Орлова еще раз подчеркнул величие Екатерины. Конечно, возник шепоток, что экс-фаворит-де хочет вернуть былое величие, но сам Орлов понимал, что прошлое не вернуть. Подарок его был данью счастливым дням, прожитым рядом с Екатериной.
В 1784 году после смерти Орлова Екатерина повелела вставить алмаз в навершие царского скипетра – достойное место для такого камня. Сейчас алмаз «Орлов» хранится в Алмазном фонде Московского Кремля. Красивая история… В начале 1774 года Васильчиков получил отставку, его место занял Потемкин. Надеюсь, что это событие не сильно задело Орлова, он отбыл за границу.
Григорию Григорьевичу Орлову было суждено пережить еще одну любовь – счастливую, трудную и роковую. Его избранницей стала Екатерина Николаевна Зиновьева – фрейлина императрицы. Она была необыкновенно хороша собой, об этом говорит ее портрет работы Рокотова. Как не вспомнить стихи Заболоцкого. Правда, они относятся к другому портрету – Струйской, тоже написанному Рокотовым, но и здесь они очень уместны: «Ее глаза – как два тумана, полуулыбка, полуплач, ее глаза, как два обмана, покрытых мглою неудач». И высокий лоб, брови вразлет, стройная шея и черные локоны на плечах.
Екатерина Зиновьева очень помогла Орлову в самое трудное его время, нашла слова утешения и нежности. Но они не могли обвенчаться. Беда была в том, что влюбленные были связаны родственными узами. Отец Екатерины Николаевны – Николай Иванович Зиновьев, бывший комендант Петербурга, – был родным дядей Орлова. Католическая церковь разрешает браки на двоюродных, православная – ни в какую. И все-таки они обвенчались в 1776 году. Григорию Орлову было 46, Екатерине Николаевне 18 лет.
Что тут началось! Вездесущий князь Щербатов высказал общую точку зрения, припомнив все сплетни и слухи. Не мало не сумляшись, он написал, что Орлов в свое время растлил свою тринадцатилетнюю двоюродную сестру – фрейлину императрицы, а после отставки он вздумал на ней жениться, «но не прикрыл тем порок свой». Началась травля новобрачных. Совет рассудил жестко – развести Орлова с женой и отправить каждого в монастырь. Уже и бумагу соответствующую заготовили. Может быть, этим решением Совет хотел угодить императрице? Но Екатерина рассудила по-своему. Она категорически отказалась подписывать эту бумагу, сказав, что многим обязана Орлову, что желает ему счастья и в довершение всего назначила Екатерину Зиновьеву, в замужестве Орлову, своей статс-дамой.
До нас дошли наивные вирши Екатерины Николаевны, в них она обращается к мужу: «Чего еще душа желает? Чтоб ты всегда мне верен был, чтоб ты жену не разлюбил. Мне всякий край с тобою рай». Молодые уехали в Швейцарию, жили они и в Петербурге, а потом Екатерина Николаевна заболела чахоткой. В XVIII веке плохо умели лечить эту болезнь, но Григорий Григорьевич старался, как мог: мягкий климат Италии, лучшие врачи. Но все было напрасно.
Екатерина Николаевна умерла в Лозанне 16 июня 1781 года. Ей было 23 года. Смерть эта была последней каплей в жизненных перипетиях Орлова – возвышение, падение, потом с трудом обретенное семейное счастье и полный крах. На этот раз он так и не вышел из состояния глубокой депрессии – рассудок его помутился. Его привезли в Петербург. В ноябре 1781 года Екатерина писала об Орлове в Париж Гримму: «он кроток и тих, но слаб и мысли у него не вяжутся». Сыну Павлу она писала жестче: «… разум его до того ослаблен, что он не знает, что говорит и делает». И еще: «Уже два дня лежит и находится в ребячестве».