Страница 59 из 64
— Я не могу обращаться к вам «мой фюрер», потому что не являюсь арийцем. Я вообще не являюсь личностью, не имею мнения и привязанностей, а только рупор Высших Неизвестных. Меня можно убить и призвать иного посланца.
— Не верю. Вы слишком складно рассуждаете. Впрочем, боги в Вевельсбурге не лгали, я чувствовал. Но вам все равно не верю. Как вас зовут?
Никольский терпеливо, как малому ребенку в …надцатый раз начал рассказывать сказку о стертой памяти на автобане Франкфурт — Берлин. Лучше повторить эзотерический бред, чем петь дифирамбы негодяям по поводу массового уничтожения евреев и прочих «потомков зверолюдей».
Скоро засланец высших сил убедился, что не верить тоже можно по-разному. Если ему Гитлер просто не очень доверял, то тех, к кому он совсем утратил доверие, оставалось разве что пожалеть. С постов слетали настолько заслуженные нацистские палачи, что оставалось диву даваться. Всех регалий и должностей лишился даже бывший рейхсфюрер Генрих Гиммлер.
16 апреля 1945 года, когда в бункер докатилась весть о начале массированного наступления советских войск в направлении Берлина, гроссадмирал Карл Дениц по телефону доложил, что три субмарины «конвоя фюрера» готовы к операции «Валькирия-3». В том числе одна специальная, рассчитанная на создание комфортабельных условий в длительном походе.
— Час настал, — объявил Гитлер ближайшему кругу пока не отстраненных и не сбежавших соратников. — Я отправляюсь в Антарктиду на секретную базу «Новая Швабия» под вечными льдами. Там волею Высших Неизвестных мы укроемся до лучших времен. В первом конвое меня сопровождают Мартин Борман, несколько офицеров и посланник Высших. Через неделю — Геринг, Геббельс и остальные, список в рейхсканцелярии. Главное — обеспечить в наше отсутствие войну до победного конца. Кальтенбруннер, вам я оставил инструкции по моему двойнику и Еве Браун. Рассчитываю на вас, мой старый друг. До встречи в Антарктике!
— Хайль Гитлер! — не слишком уверенно гавкнули партайгеноссе.
Охранники подхватили фюрера под руки и потащили вверх к выходу. Никольский, распихав по карманам чрезвычайно небогатый скарб, нажитый щедротами Вюста и вождя, тронулся следом.
Прошло чуть больше месяца с первой поездки Никольского через город в последний год войны. За это время Берлин претерпел ужасающие изменения. Сравнительно целых домов гораздо меньше, чем разрушенных. На улицах мало машин — бензина не достать. Редкие горожане тоскливо тащились по тротуарам, как ленинградцы в сорок втором и сорок третьем.
Но у люфтваффе не было «летающих крепостей», и город на Неве пострадал сравнительно мало. По крайней мере дома, а не жители. В Берлине тысячи людей разгребали завалы. Искали тела близких, вещи — кто знает?
Если сравнивать с более ранним периодом, концом тридцатых, столица деградировала так же, как и немецкий предводитель. Большинство уцелевших магазинов закрыто. Окна квартир растресканы и заклеены бумагой. Не работают светофоры. Практически нет рекламы. На тротуарах и проезжей части выбоины — то ли следы бомб, то ли просто от времени и отсутствия ремонта.
Разве что пешеходы одеты получше, чем советские граждане прифронтовых городов. Не видно столь изможденных лиц, как у выживших ленинградцев на исходе блокады. Все равно, черная аура неизбежного краха накрыла останки Берлина плотным крылом безнадежности.
Дениц встретил их в Гамбурге.
— Лодки ждут в Норвегии, мой фюрер.
Никольский увидел, как серая физиономия Гитлера скривилась. Вдобавок к своим многочисленным фобиям он последнее время не любил летать. Дениц также почувствовал неудовольствие вождя.
— Союзники постоянно бомбят Гамбург и другие базы Кригсмарине. Вильгельмсхафен разрушен полностью. Лодки подготовлены на секретной базе с огромными трудностями. Ночной перелет вполне безопасен, мой фюрер. По крайней мере от берегов Норвегии вы сразу отправитесь в Атлантику и минуете скопления противолодочных сил. Северное море кишит британскими и американскими кораблями.
— Я верю тебе, Карл. Скоро рейхсканцелярия объявит меня мертвым и огласит политическое завещание, — тут Гитлер закашлялся на свежем морском воздухе после искусственной атмосферы бункера и бронированного автомобиля.
— Назначаю тебя президентом Третьего рейха. Ты — единственный, кто может управлять страной в критическое для нее время.
— Это большая честь. Спасибо, мой фюрер!
Худое преданное лицо адмирала не выразило радости, что в кои-то веки он становится главой государства. Никольский читал, что после биржевого краха 1929 года руководители крупнейших обанкротившихся банков и предприятий пихали в чемодан оставшиеся деньги, назначали директором мелкого клерка, а сами сбегали в неизвестном направлении. Кредиторы и полиция рвали таких клерков на куски. Аналогичную роль Гитлер уготовил верному Карлу. О каких чести и доверии может идти речь? Дениц прекрасно понимал ситуацию, принимая ее как должное. Нет сомнения, что он продолжит сопротивление до конца.
При чудовищных просчетах в управлении страной нельзя не уважать фюрера за умение вырастить и поставить на службу целую когорту людей, подобных Деницу и Кальтенбруннеру, готовых прикрыть обанкротившегося вождя и продолжать безнадежное дело, чего бы оно ни стоило. Дениц как командующий флотом вряд ли может быть обвинен в военных преступлениях — на войне как на войне, и он просто выполнял приказы. Зато начальник Главного управления имперской безопасности и обергруппенфюрер СС обречен на верную гибель.
Поздно вечером трехмоторный «Юнкерс-352» принял беглецов на борт. Только сейчас Никольский рассмотрел, кто удостоился эвакуации в Антарктиду. При всем богатстве выбора из полководцев, ученых, палачей, педагогов, спортсменов, деятелей культуры и бизнеса рейха Гитлер с Борманом взяли только свою личную свиту: врачей, поваров, адъютантов, секретарей, охранников и, естественно, посланника высших сил общей численностью двадцать душ. В хвостовой части «Юнкерса» эсэсовцы разместили восемнадцать контейнеров с самой важной частью архивов, в уничтожении которых марсиане пожелали убедиться лично. Из разговора с Деницем выяснилось, что три оставшиеся подлодки — последние, которым по силам трансконтинентальный переход в Антарктику. Нет ни матчасти, ни боеприпасов, ни топлива, ни экипажей. Вероятно, пара-тройка кое-как подлатанных «семерок» выйдет в Северное море ради войны до победного конца, да несколько лодок болтаются в Атлантике. Поэтому ни через неделю, ни через месяц никакой группы субмарин для вояжа в Новую Швабию не предвидится, и Гитлер явно знал об этом, прощаясь в бункере с соратниками по борьбе. Верно, по доброте душевной не хотел их расстраивать заранее.
«Юнкерс» крался на малой высоте, поэтому его нещадно мотало. Сверху барражировала четверка истребителей. Фюрер предпочел бы для охраны перелета в Норвегию привлечь до полусотни уцелевших машин ПВО. Его с огромным трудом убедили, что в Гамбурге их сложно собрать, да и перелет такой группы привлечет ненужное внимание.
Над Норвегией погода испортилась. Обходя грозовой фронт, пилоты транспортника потеряли визуальный контакт с сопровождением. Удачная посадка в полумраке и в дожде показалась чудом. Хоть оно и не принято в военное время, на земле врубили полную иллюминацию вдоль полосы, рискуя схлопотать авианалет. Но союзники в ненастье предпочитали не летать.
Истрепанный болтанкой и рвотой, фюрер с удовольствием ощутил под ногами надежный бетон. Сфокусировав мутный взгляд на Никольском, заявил:
— Высшие Неизвестные продолжают благоволить мне.
Секретная база оказалась совершенно замаскированной и невидимой с воздуха. Под влажными бетонными сводами эллинга темнели три длинных силуэта с высокими горбами рубок. Гитлера, обессилевшего от переездов и перелета, охранники буквально принесли на руках, поэтому на передний план выдвинулся Бульдожка. Его опознал и двинулся с докладом щуплый круглолицый моряк, который отрекомендовался как командир конвоя и лодки U-4917 капитан цур зее Гюнтер Прин. Он представил командиров двух других субмарин — фрегаттен-капитана Гюнтера Зейбике и корветтен-капитана Асмуса Клаузена.