Страница 34 из 39
— А что можно сказать о нем? Человек простой, обходительный, муху не обидит. Но денежки у него, конечно, Водились… Да вы сами посудите — зубной врач! И притом хороший, люди к нему валом шли, отбоя не было. Ну и, ясное дело, не бесплатно…
— Да ты что, Иван, заладил! — вмешалась хозяйка. — Что ты о нем знаешь?! Вам, мужикам, главное — если не отказывается рюмку за компанию опрокинуть, значит, хороший человек. Изверг он был! Оно и нельзя про покойника плохое говорить — так ведь правда же. Жена его, Ксюшка, через день в синяках ходила, взаперти ее держал, как собаку цепную. А ты — обходительный…
— Скажите, а вот в ночь, когда пожар у Ковальчуков случился, вы, ничего не заметили необычного: шум, может, какой-нибудь, кто-либо приходил к ним или еще что? — спросил Кравцов.
— Нет, не заметили, — ответил хозяин, закуривая.
— Иван, тебе что, память отшибло? Про машину забыл?
— Что за машина? — насторожился Кравцов.
— Вот чертова баба! При чем здесь та машина? Тебя же спрашивают про Ковальчуков…
— А все-таки о какой машине речь?
— Да с работы я, со второй смены возвращался — работаю тут неподалеку, дом строим — напрямик шел, через посадку. Вот и приметил — стоит в кустах машина легковая. Я еще подивился: на нашей окраине ни у кого нет машин, только мотоциклы. Чья бы это могла быть? Подошел поближе — никого. Ну и пошел домой.
— Какой марки машина?
— “Запорожец” старой модели.
— Номер случайно вы не запомнили?
— Номер? Нет, не посмотрел…
— И какого цвета — тоже не помните?
— Трудно сказать, темно было…
Вечером того же дня Кравцов докладывал капитану Бикезину.
— …Машину мы разыскали, что, впрочем, особого труда не представляло. Оказывается, в ту ночь ее угнали из гаража некоего Костюка, который проживает в деревне Тихая Долина — это примерно в тридцати километрах от города.
— Почему он не заявил в милицию?
— В том-то и дело, что заявил. Да только под вечер ее разыскали в целости и сохранности неподалеку от деревни. Решили, что местные пацаны угнали ради баловства — такое уже случалось.
— А куда и зачем ездил угонщик?
— Удалось установить примерный маршрут. Если следовать версии, что угонщик выехал из деревни около полуночи в должен был во избежание недоразумений справиться со своим делом к рассвету, то получается, что он, возможно, заехал в город, а затем отправился на железнодорожную станцию.
— Кого-то отвозил?
— Не исключено. Потому и не поставил машину в гараж. Если, конечно, предположить, что он из местных жителей. К тому времени уже рассвело.
— Замок гаража взломан?
— Открыт отмычкой. А замок довольно сложный. Тут требуется незаурядная сноровка.
— Специалисты подобного профиля в деревне и окрестностях не числятся?
— Нет, проверено.
— Нужно срочно отправить людей на станцию; и пусть поспрашивают водителей — может, кто заметил в ту ночь “Запорожца” где-нибудь на трассе. Распорядись:
— Хорошо. И еще одно, Алексей Иванович, НТО нам сюрприз преподнес. Читай…
“…Все три записки отпечатаны на пишущей машинке системы “ундервуд”; владельцем которой является адвокат Михайлишин Б.С.”.
12
— Адвокат Михайлишин? Это действительно сюрприз… — Полковник Шумко долго вчитывался в акт экспертизы, затем отложил его в сторону и задумался… — Неужели все-таки Михайлишин? Нет, здесь что-то не вяжется. Понимаешь, Алексей, не вяжется.
— Но факты — упрямая вещь…
— А если нам эти факты кто-то подсовывает? Вроде наживы. Пока заглотнем да переварим, гляди, время упущено, ищи, свищи ветра в поле. Ну скажи, с какой стати это ему понадобилось? Мотивы? Нет их, понимаешь, нет! И потом — каким образом он достал яд и как сумел, будучи за тридевять земель от города, отравить Слипчука и Лубенца?
— Значит, вы считаете, что Михайлишин вне подозрений?
— Что ты меня за горло берешь? Это мое личное мнение. А его к делу не пришьешь.
— Кстати, товарищ полковник, поступили новые сведения от экспертов, которые исследовали пожарище.
— Опять сюрприз?
— Похоже. Один из простенков дома во время пожара завалился, и под ним удалось отыскать полуистлевшие остатки икон. Установлено, что они не имеют практически никакой ценности, хотя Либерман утверждал обратное. Возникает вопрос: где самые ценные иконы из коллекции Ковальчука? Сгорели? Тогда почему остались все эти дешевые поделки, тем более что, по словам того же Либермана, и не только его, Ковальчук пренебрегал такой рухлядью и приобретал лишь действительно ценные экземпляры?
— То-то и оно, Алеша. Еще один узелок на память… Так что же, напрашивается вывод: кто-то ограбил Ковальчука, а затем имитировал взрыв газа, чтобы замести следы? Тем более что факты налицо: угнанная машина, ночной рейс от дома Ковальчука на станцию…
— Тогда получается, что мы отрабатываем не тот след.
— Опять всплывает Михайлишин?
— Похоже на то…
— Ну что же, капитан, принимайся за него вплотную.
Адвоката Михайлишина было не узнать. В элегантном темно-синем костюме с искрой, стройный, подтянутый, он выглядел значительно моложе своих лет.
— Вот и опять встретились, — заулыбался он, крепко пожимая руку Бикезину. — Что, не узнаете? То-то же…
— Да, признаться, вас трудно узнать…
— Диета, мой друг, диета. И спорт. Бегаю, прыгаю, плаваю — как в молодые годы. Только вот беда — я ведь все-таки чревоугодник. Ан, нельзя. Питаюсь теперь, как балерина, каждую калорию по косточкам разложу, прежде чем откушать. Как видите, результат налицо.
— С чем вас и поздравляю…
— Нуте-с, что там у вас стряслось? Признавайтесь, капитан, сразу. Надеюсь, вы меня вызвали в управление не чаи гонять?
— Конечно, нет, Богдан Станиславович. Все дело в той записке. которую вы получили по приезду из клиники.
— Опять записка! Бред сумасшедшего, и только.
— Не скажите… Мне ли вам говорить об этом!
— Ну что же, я весь внимание…
— Богдан Станиславович, у вас есть пишущая машинка?
— Да, есть.
— Вы давно ею пользовались?
— Признаться честно, очень давно.
— Когда примерно последний раз?
— Почему примерно? Могу сказать абсолютно точно. В конце марта этого года я печатал квартальный отчет о своей работе в юридической консультации.
— И никому ее после этого не давали?
— Конечно, нет. Она у меня дома стоит, в шкафу. А в чем дело?
— Дело в том, что та злополучная записка отпечатана на вашей машинке, Богдан Станиславович. Притом в последних числах мая — начале июня,
— Как вы сказали? На моей машинке? Не может этого быть!
— Богдан Станиславович, вы адвокат., поэтому, я думаю, не нужно вам объяснять, что мое заявление отнюдь не голословно. Вот заключение экспертов НТО.
— Минуточку… Так… Так… “Ундервуд”… Постойте! При чем здесь “ундервуд”?! У меня сейчас новая югославская пишущая машинка. А свой старый “ундервуд” я еще в прошлом году, осенью; отдал пионерам на металлолом…
13
Шумко встретил капитана Бикезина в дверях кабинета и, не говоря ни слова, протянул ему лист бумаги. Текст Бикезин схватил буквально одним взглядом. Ответ на запрос о Ковальчуке был ошеломляющим.
“…Ковальчук Ф.А. умер в апреле 1939 года в г. Львове. Сведения о его кончине удалось обнаружить в церковных записях. Гражданские акты о смерти Ковальчука были уничтожены в период оккупации. Кроме того, факт смерти Ковальчука подтвержден свидетельскими показаниями… Родственников Ковальчука Ф.А. разыскать не удалось…”
— Ну, что скажешь?
— Кто же на самом деле этот Ковальчук?
— С таким же успехом и я могу задать тебе этот вопрос.
— Гайворон?
— Нет, Алеша, слишком много свидетелей его кончины. Живых и уже мертвых… Подчеркиваю — уже мертвых. Это не Гайворон, но ниточка тянется, судя по всему, к нему. Вернее, не к Гайворону, а к его последышам…
Замигало световое, табло переговорного устройства.
— Товарищ полковник! — послышался голос секретарши. — Старший лейтенант Кравцов просит принять его по неотложному делу.