На стыке времён

- Отцы запретили нам ходить туда, - заговорил старец. - Легенда гласит, что однажды, когда Отцы еще только выбирали место для селения, они обратили свой взгляд в ту сторону. Над морем не летали птицы, на острове не должно было быть опасных животных, и это было самое подходящее место для постройки деревни. Положив на дно лодки стрелу, они отправились в путь. Плыть пришлось долго. Целый день и целую ночь. Но на утро стрела, лежавшая в лодке, заплясала, как живая. Поняв, что это худой знак, Отцы вернулись назад, даже не увидев острова издали. Но другие Отцы не захотели поверить их словам, они вновь сели в лодку и вновь отправились на поиски. Они тоже плыли целый день и целую ночь, смогли добраться до суши, но при подходе к берегу их обуял такой невыразимый ужас, что они разом повернули и гребли так сильно, что на обратный путь им потребовался всего лишь только день. Когда они приплыли обратно, от усталости они не могли даже выйти из лодки, и только руки по-прежнему сжимали весла. И вот тогда Отцы запретили нам не только посещать этот остров, но даже думать о его существовании.

- И после этого за все время не нашлось ни одного человека, кто бы попробовал нарушить табу? - Григорий саркастически посмотрел на старца. - Мне в это трудно поверить. Народ, в жилах которого течет страсть к познанию, не родил ни единого сомневающегося в словах, сказанных неизвестно кем и когда?

- Были и такие. К сожалению, они только подтвердили мудрость сказанных когда-то слов. А последняя попытка попасть на остров была не так давно. Еще даже не успели уйти из жизни те, кто участвовал в том походе.

Старец вопросительно посмотрел в сторону Круза, тот согласно кивнул.

- Давно, почти целую жизнь назад, отец и два его сына сделали большую лодку из двух корпусов, снабдили ее парусом и отправились на поиски острова Отцов, - заговорил он. - Попутный ветер быстро гнал их по морю, и они радовались, что, вполне вероятно, с таким приспособлением смогут достичь острова еще до захода солнца. Но им не повезло. Ветер, разгоняя огромные волны, дул все сильнее и вот волны стали сначала в рост человека, а затем и еще выше. На этом море не бывает штормов. Никто из старожил не помнит такого. Ничего не говорится о бурях и в преданиях Отцов. И это был знак, но люди не захотели внять ему и упорно продвигались вперед. Тогда ветер сначала сломал мачту и будто сухой лист с дерева бросил парус в воду, а потом дело дошло и до самой лодки. Палки, скреплявшие корпуса, сломались, лодка разделилась на две части, перевернулась, утопив всю набранную в дорогу провизию. Людям с большим трудом удалось притянуть оба корпуса друг к другу, чтобы снова связать их вместе. Но сопротивляться разыгравшемуся шторму было невозможно. Бросаемые подобно мелкой щепке, лодка была всего лишь жалкой игрушкой в руках разыгравшейся стихии, а люди, вцепившись в то, что от нее осталось, просто ждали развязки. Наступила ночь, но буря не утихала. И силы держаться на плаву уже были на исходе, как вдруг они все разом схватили весла и из последних сил начали грести. Что-то толкало их на это. Какое-то внутреннее чувство, будто если они этого не сделают, то погибнут. Среди сполохов моря они увидели высокую скалу, на которую их гнали волны, и которую им удалось обогнуть по чистой случайности. Тогда их спас звериный инстинкт, подсказавший о надвигающейся опасности. За скалой была небольшая лагуна, где можно было укрыться и переждать непогоду. Отец с сыновьями так были рады своему счастливому спасению, что даже не сразу поняли, что находятся именно на том самом острове. Они просто вытащили лодку на берег и, укрывшись под ближайшим деревом, заснули. Проснулись они также все разом. Светило солнце, шторм стих, и море вновь блистало своей нежной синевой. Над ними стоял человек, в блестящем, как у тебя, костюме, только в целом и без порезов. На голове у человека был шлем, через который было трудно различить лицо. В руках он держал какой-то сверток, который швырнул людям. “Здесь пища, - послышался его глухой голос. - Вы съедите ее при мне и после этого покинете остров раз и навсегда. Если вы попытаетесь ослушаться, вы погибнете”. Отцу и сыновьям ничего не оставалось, как подчиниться. Еда оказалась очень вкусной и хорошо утолила голод. Под одними веслами, даже не напрягаясь через силу, им уже к вечеру удалось добраться до берега. Там они бросили лодку и вернулись в деревню. Насколько я знаю, это была последняя попытка достичь острова Отцов. Но ты прав, когда умрут те, кто ее сделал, появятся другие, желающие повторить этот безрассудный поступок.

- А может быть и раньше, - задумчиво сказал Григорий.

- Может быть.

- Я могу поговорить с участниками этой… экспедиции?

- Можешь. Только ты не узнаешь большего, чем услышал сейчас. Одним из тех сыновей был я.

- Ты? - Григорий осекся. Из рассказа он и сам должен был догадаться о чем-то подобном. - Тогда скажи мне, что за человек приходил к вам, как он выглядел?

- Это был Отец. Один из Отцов. Его тело скрывала блестящая одежда, а лицо было плохо видно, но этот человек был… ненастоящий, неживой. Остров - последнее убежище Отцов, которые сотворили нас, и ушли туда, в иной мир. И теперь они не хотят, чтобы мы их беспокоили.

- И ты в это веришь?

- Я это видел.

- Но если ваши Отцы все еще с вами, то причем здесь Большой Брат, появления которого вы ждете?

- Большой Брат - это Отец Отцов. И он придет. Так будет. В это мы верим.

- Но это же бессмысленно. Вы же вожди племени. Куда вы ведете свой народ?

- Большой Брат в первую очередь нужен именно нам. Чтобы сохранить свой народ и не уподобиться тем ненасытным животным, которые готовы жрать и жрать все подряд, не насыщаясь.

- И все равно это глупо. Так ты был…

- Младшим сыном.

- А старшим был… - Григорий перевел глаза на старца.

Тот спокойно выдержал взгляд и коротко ответил:

- Да.

- Поешь, Григорий, успеешь еще уработаться.

Разложенная на земле тряпица едва вместила снедь, принесенную Бертой к обеду. Григорий начал с питья. Приложившись к вместительной крынке с кисловатым морсом, он пил огромными жадными глотками, с удовольствием ощущая, как уходит в небытие жажда, разыгравшаяся от тяжелой физической работы на солнцепеке. И только уж потом, отхлебнув разом почти половину предложенного напитка, Григорий перешел к рыбе, мясу и салатам, двумя руками запихивая все себе в рот, стараясь натолкать в желудок побольше, пока голова еще не сообразила, что уже хватает.

Берта с ласковой улыбкой смотрела на эту неистовую мужланскую трапезу.

- Нравится?

- Очень, очень вкусно, - едва ворочая языком в переполненном рту, ответил Григорий.

- Ешь больше, тебе еще много работать.

Круз сдержал слово. Выделил Григорию четыре человека для постройки лодки и еще троих для охраны. Впрочем, никто не желал долгое время находиться в стороне от работы, поэтому охранники постоянно менялись местами с корабелами.

Все начиналось в лесу. Найти подходящие деревья, как оказалось, не составило никаких проблем. Охотники просто вывели Григория к двум высоким, прямым, со стволами диаметром около метра, к тому же росшим совсем неподалеку от озера. Вооруженные всего-то двумя ножами Отцов, специально выделенными на группу, аборигены довольно споро взялись за работу. Невероятно, но уже к вечеру первое из деревьев упало, а на следующий день свалили и второе. Еще четыре дня ушло на то, чтобы очистить стволы от коры и веток и придать кругляшам полноценную форму заготовок лодочных корпусов.

Далее пошла, как выразился один из охотников, “фигурная резка”. Заострив бревна с обоих концов и придав им подобие носового и кормового обводов, корабелы принялись вырезать сердцевину заготовок, формируя одновременно и внутреннее пространство лодок, и банки для сидения.

Ножи эксплуатировались нещадно. Они заменяли одновременно и долото, и стамеску, и топор. По ним били камнями, стараясь поглубже вогнать в древесину, их брали на излом, выдирая приличные куски из корпуса лодки, на них просто прыгали, если лезвие заклинивало. От такого отношения аборигенов к своим единственным орудиям труда у Григория замирало сердце. Сколько раз ему казалось, что вот сейчас раздастся хруст и нож просто переломится пополам, но нет, это оружие упрямо хранило свою марку “Perpetuum”, ни разу не дав ни малейшего повода усомниться в обратном. Охотникам же, похоже, страхи Григория и вовсе были неведомы. Они просто знали, что нож Отца невозможно сломать ни при каких обстоятельствах.