Страница 23 из 40
Постепенно штурманом начало овладевать беспокойство. Он снова обвел взглядом темные циферблаты. Неужели до пробуждения экипажа остается все еще больше двадцати часов?!
Тишина в зале становилась гнетущей.
Что-то было неладно. Быть может, сигнал пробуждения по каким-то причинам не включился? Что делать? Но механизм действия биованн ему неведом. Стафо послал Роба за едой, наскоро перекусил. Затем немного подремал, зависнув в воздухе. Проснувшись, лихорадочно оглядел все двери: ни на одной из них циферблат не вспыхнул.
Шла минута за минутой. Мертвая тишина давила на барабанные перепонки.
— Роб, сделай же что-нибудь! — не выдержав, крикнул Стафо, и голос его замер под сводами.
— Я не имею права вмешиваться в процесс анабиоза, — ответил робот ровным голосом.
***
По команде Дора на главных стапелях планеты спешно сооружался корабль-перехватчик. Он должен был подойти к чужому кораблю, снять с него все ценные приборы, и прежде всего аппарат свертки пространства с носовой части. После этого надлежало взорвать чужой корабль, распылить его в вакууме, чтобы и след пришельцев затерялся в космосе, чтобы никто впредь не тревожил стареющего Дора. А он, Дор, приобретя новые аппараты и обогатившись техническими идеями, воспрянет и поведет планету к новому расцвету.
Сооружение перехватчика, однако, шло не так быстро, как хотелось бы Дору. Ему даже пришлось, впервые за полторы сотни лет, покинуть хрустальную башню и самому отправиться па центральные стапеля. Это помогло делу — за несколько дней сборка корабля была почти завершена.
Но здесь, передвигаясь по сборочной площадке, Дор почувствовал, что выбивается из последних сил. Палящее солнце заставляло его жалко ежиться, и никакая противорадиационная защита не помогала. Ночи тянулись бесконечно долго: он никак не мог отключиться, а без этого энергия в его блоках не могла аккумулироваться. Внимание Дора то и дело рассеивалось, и три или четыре раза он отдал манипуляторам команды невпопад, а это грозило серьезными осложнениями: сложные, самостоятельные системы могли выйти из-под его повиновения. В течение всего обратного пути в мозгу Дора проносились отрывочные, беспорядочные картины. Они наплывали, набегали одна на другую, смешивались в пестрый клубок, в котором разобраться было непросто.
Дор не вмешивался силой воли в поток картин, чтобы упорядочить их. Пусть себе набегают самопроизвольно! Эти его клочки воспоминаний продолжали транслироваться в ближний космос, ослепляя чужой корабль, мешая его приборам вести наблюдение за окружающим пространством. Потому, чем запутанней будут картины, тем лучше.
Последние метры до хрустальной башни Дор преодолевал в каком-то забытьи. Клочки воспоминаний мешались е реальностью, образуя диковинный сплав.
…Когда-то на стене висел древний прибор для измерения времени — часы. Этот прибор был одной из загадок, до сих пор не разгаданных Дором. Почему не измерять время атомными или, кварцевыми часами, дающими погрешность в одну десятимиллионную секунды на целое столетие? Так нет же! Конструктор Дора Георгий Коробейников и не думал расставаться с этой рухлядью. Он ценил ее и с гордостью показывал гостям. Чем гордился? Прибор был сработан грубо, примитивно. Большой латунный маятник беззаботно раскачивался, нарезая вечность на равные дольки. Но именно он, этот маятник, запечатлевшийся в памяти Дора, подсказал идею величайшего открытия, которым он до сих пор гордится. Благодаря этому открытию он сумел вырвать “Электрон” из смертельной ловушки, спасти себя. Значит, не будь старого маятника, не было бы и машинной цивилизации Дорадо.
…Лава, кипящая при проходке первых шахт на планете? Нет, это бушуют ледяные волны Тихого океана, где Дор проходит свой первый учебный поиск. Он не овладел еще сложной координацией движений. Судно прыгает с волны на волну, да так, что радиомачта задевает пенные гребни. Дор, не удержавшись, скатывается с палубы. А плавать он еще не умеет. Тут же за ним прыгает Георгий и, рискуя жизнью, спасает Дора, свое детище.
…Снова из глубин памяти поднимается веранда, с часами, погруженная в жидкое золото вечернего солнца. Дор, одним прыжком преодолев ступени, мягко опускается на крыльцо. Навстречу ему выходит Екатерина. Она всегда улыбается, когда видит Дора. Лицо ее расплывается, превращается поочередно в тысячи лиц, когда-либо виденных Дором…
Когда Дор вкатился в хрустальную башню, у него не было сил даже оглядеть приборы. Придя немного в себя, Дор переместился к биоэкрану. Вместо одного светлячка на экране теперь горело два.
***
— Ура! — не сдержавшись, закричал Стафо, когда над одной из дверей биозала ожил и замерцал голубой круг циферблата. Радость штурмана, однако, оказалась преждевременной — первые ожившие часы оказались и единственными.
Кто же из экипажа стал первым на путь к пробуждению? Кто?..
Он подошел к двери и долго, не отрываясь, смотрел на ожившую стрелку — узкий кинжальный пучок, излучаемый крупинкой радиоактивного кобальта. Стрелка двигалась по кругу равномерными толчками, в ритме спящего сердца.
Но почему не вспыхивают остальные циферблаты?
Сидеть одному в пустом хмуром зале и ждать — нет, это невыносимо!..
Медленно перебирая руками вдоль штанги, он направился к выходу, поминутно оглядываясь. Но светился только один круг…
Головная рубка встретила напряженной тишиной… Привычное гудение автофиксатора только подчеркивало ее. Лихорадочной деятельностью штурман решил заполнить треку ожидания. С помощью Роба он принялся проверять градуировку приборов. Потом Стафо начал писать дневник. Но работалось плохо. Взгляд то и дело обращался к часам, идущим непостижимо медленно.
***
Петр Коробейников глубоко вздохнул и открыл глаза. Он лежал в контейнере, биораствор едва заметно колыхался, щекоча подбородок.
Тело капитана затекло, но он знал: шевелиться нельзя еще, по крайней мере, час. Об этом ему напомнил ласковый шепот пробуждающего устройства, об этом же говорило и табло, вспыхнувшее перед глазами. Руки и ноги были крепко обвиты многочисленными щупальцами-датчиками. “Объятия спрута. Малоприятный этап, зато последний”, — подумал капитан.
Голова после анабиоза была на редкость ясной, но тело мучительно покалывали миллионы иголок.
Уровень биораствора постепенно понижался. Капитан с наслаждением пошевелил пальцами.
“Прежде всего природа поля, в которое попала “Рената”. Внешний осмотр корабля…”
Он медленно поднялся и, пошатываясь, вышел из отсека. Тишина и безлюдность зала его поразили. Капитан недоуменно огляделся. Где же экипаж?
***
Когда Дор убедился, что за это время, пока его не было в хрустальной башне, на борту чужого корабля вместо одного живого существа оказалось два, он испытал что-то вроде беспокойства. В том, что все особи, кроме одной, в результате принятых им мер погибли, он не сомневался. Откуда же взялась вторая особь? Быть может, пришельцы обладают способностью воскресать? Или они размножаются делением, как одноклеточные организмы?!
Дор связался с центральными стапелями.
— Запускайте корабль на перехват пришельца, — отдал он команду.
Автомат, ответственный за сборку корабля, помедлил с ответом.
— В чем дело? — осведомился Дор.
— Корабль стартовать не может. Несколько минут назад один из монтажеров разогнался и врезался в корабль. Дюзы выведены из строя. Поправить дело в ближайшее время нет никакой возможности… — В голосе автомата Дору послышалось плохо скрытое злорадство.
— Возьми все свободные механизмы и. готовь к старту “Электрон”.
— “Электрон”? Но ведь он не был в полете еще с тех пор, как.
— Неважно.
— У нас нет штурманов: ни один из посланных в космос не возвратился.
— Я сам поведу “Электрон”.
***
— С пробуждением, капитан! — произнес незнакомец, приближаясь к Петру Коробейникову. Он сутулился, темная кожа подчеркивала страшную худобу.
Неужели это?.. Не может быть! Но вот человек усмехнулся, и у капитана исчезли сомнения.