Вся ночь — полет

— Ну вот и все. — Норма облегченно вздохнула. — Кажется, я поняла все. Да и ты тоже, надеюсь, — Норма изучающе посмотрела на молодую женщину, которая теперь тяжело дышала. — Я читала, что соколов и впрямь нанимают на работу в аэропорты. Тебе ведь сын говорил об этом?

— Да. Эдвин мне говорил, но я…

— Все хорошо. Теперь ты знаешь, и это главное. Соколиный питомник, который хотел открыть Эдвин, откроешь ты. И поступишь правильно.

Шейла с жаром кивала. Да, она все сделает так, как хотел ее мальчик.

Когда Шейла мысленно произнесла эту фразу, она удивилась, как гулко забилось сердце от радостного нетерпения — скорее, скорее… Сделать то, что он хотел. Он будет жить дальше. Самый смелый, самый красивый сокол в этом питомнике будет Сокол Эдвин.

— Соколы честно отрабатывают свой хлеб, они отгоняют птиц над взлетно-посадочной полосой, Шейла. Они стоят дорого, — продолжала Норма. — Хороший бизнес для вложения денег. Ты не прогадаешь.

— Да, да, — торопилась согласиться Шейла. — Они спасают самолеты от столкновения с птицами, мне говорил Эдвин. Особенно во время миграции птиц. Да, да, поэтому хищных птиц расселяют в аэропортах.

— Может быть, ты захочешь получить должность сокольничего? — спросила Норма. — Например, в аэропорту Окленда? Или в «Ла-Гуардиа»? Где тебе больше нравится климат?

Шейла пожала плечами.

— Я готова ко всему, Норма. К любым переменам в жизни. Спасибо тебе.

— Нет, дорогая. Спасибо скажешь себе. После.

Уже, уже я говорю это спасибо, подумала Шейла, вспоминая тот разговор с Нормой. Благодарности стоит даже сам воздух, которым я дышу свободно прямо сейчас.

Она подняла голову — сейчас на небе нет ни единого облачка, ничего, кроме летней синевы.

Шейла обошла весь дом, стремясь понять, с чего начать и что сделать. До отъезда в Париж она должна распорядиться насчет ремонта — чтобы вернуться и сразу начать жизнь рядом с Соколом Эдвином.

Кровь возбужденно пульсировала в висках. Скорее бы. Соколенок Эдвин уже есть на земле. Он проклюнулся. Он ждет ее, маленький пушистый комочек, из которого вырастет сильная птица. Которая положит начало соколиному питомнику на этом ранчо.

Глава шестая

Чем опасны простые ответы

— Вот его милый папочка. — Жерар Бертье указал на очень темного сокола. — А вот и наша мамочка. Это те самые балобаны, ради которых вы, дорогая, пролетели половину мира. — Узкоплечий француз в клетчатой рубашке и жилете из серой кожи испытующе взглянул на Шейлу Ньюбери. — Я понимаю, вы платите деньги, я вам продаю товар. — Он хмыкнул. — Но товар живой, — продолжал Жерар, пристально глядя на Шейлу. — И я должен знать, что ждет моих птиц. Я хочу вас узнать… — он запнулся, — хотел сказать — поближе, но вы можете не так понять. У нас, французских мужчин, определенная репутация во всем мире. — Он хитро сощурился. — Понимаете, о чем я говорю, верно?

Шейла внезапно покраснела, то ли смущенная, то ли от того, что на самом деле не до конца поняла его французский со своим скромным запасом знаний чужого языка. Но по выражению его лица она догадалась, о чем говорит этот мужчина.

На всякий случай Шейла улыбнулась.

— Вы со мной согласны? — Жерар продолжал свою игру, которая его забавляла.

Молодая американка ему нравилась, он с готовностью отдаст ей птенцов, двух, которых приготовил. Но он должен получить удовольствие от ее общества? Конечно. И получит.

— Да, — она кивнула, — да, вы правы, — построила Шейла короткую французскую фразу, хотя изо всех сил старалась придумать ответ более достойный, не собираясь, впрочем, касаться глубинных причин, по которым она решила заниматься ловчими птицами.

Опасаясь нового вопроса хозяина птиц, как и всякий человек, плохо владеющий чужим языком, Шейла Ньюбери торопилась говорить сама.

— С этих птиц начнется мой питомник. Вы лучше меня знаете, насколько модны сейчас ловчие птицы во всем мире. С ними охотятся, их нанимают в аэропорты…

Жерар кивал, вслушиваясь в ее голос. Она говорила по-французски так, как говорят люди, изучавшие язык в школе. Они достигли успехов, а потом надолго отложили свои познания в дальний угол памяти за ненадобностью. Но, следует отдать должное, эта женщина говорила уверенно, как человек, который имеет опыт убеждать других в собственных идеях.

— Вы не орнитолог, верно? — спросил он. — Вы работали с людьми… Не с птицами.

— Верно, — согласилась Шейла, она уже освоилась, привыкла к его произношению, Жерар глотал окончания некоторых слов. — Но теперь я думаю, это моя ошибка. — Она доверчиво улыбнулась, а серые глаза сощурились, словно останавливая собеседника от желания что-то сказать. — Я думаю, у меня есть еще время наверстать упущенное.

— О да! — Жерар закивал. — В вашем возрасте можно наверстать упущенное во всем. Абсолютно.

Он окинул Шейлу взглядом. Высокая крупная женщина в расцвете лет со светлыми распущенными по плечам волосами, с уверенным взглядом стояла перед ним. Такие нравятся мужчинам, но… особенным. Жерар украдкой вздохнул. Таким, которым хочется прислониться к женскому плечу и всплакнуть. Или… — холодным расчетливым типам, которые взваливают на них весь дом, а сами занимаются только собой и своими делами.

Но, чем больше Жерар Бертье всматривался в Шейлу Ньюбери, тем большую симпатию к ней испытывал. Повидав на своем веку множество людей, изучив повадки самых хищных, самых смелых, самых непредсказуемых птиц, он находил в них много общего с людьми.

Ему показалось… он подумал… Нет, одернул себя Жерар, он был уверен, что эта женщина ищет в соколах нечто особенное. Не то, что все.

Она ищет в них… себя? Он усмехнулся. Как глубоко! — сыронизировал он над собой.

— Ну что ж, по рукам? — Жерар протянул Шейле свою сухую руку, она, не задумываясь, быстро протянула свою.

— По рукам.

Птица, которая сидела на другой руке хозяина, даже не дрогнула, она была похожа на изваянную из мрамора. Только бурые пестрины на белом фоне по низу тела, которые шевелились под легким ветерком, убеждали: птица живая.

— Клетка готова, бумаги для таможни — тоже. Приглашаю вас на бокал вина, чтобы отметить сделку.

Шейла вытянула перед собой левую руку и взглянула на часы.

— У вас есть время, Шейла, — обнадежил ее Жерар. — Пойдемте.

Шейла шла за ним по узкой тропе, протоптанной в густой траве, потом под ногами захрустела галька, и уже возле самого дома она ступила на дорожку, выложенную коричневой шершавой тротуарной плиткой. Не скользит даже в дождь, отметила она. Стоит запомнить.

Ей нравилось здесь все. И, похоже, соколам тоже. Шейла хотела, чтобы у нее на ранчо им было так же привольно и уютно, как здесь. Я сделаю для них все, пообещала себе Шейла.

— Я сейчас живу по-холостяцки, — сообщил Жерар Бертье, — моя жена валяется на Лазурном берегу. — Он ухмыльнулся. — Большая любительница греть кости.

— Но вы не очень-то скучаете, верно? — предположила Шейла. — У вас такая замечательная компания.

— Да. Причем, должен откровенно сказать, невероятно веселая.

— Вы охотник? — спросила Шейла.

Жерар покачал головой.

— Нет. Я люблю живых птиц. К тому же я давний вегетарианец.

— Но соколы отнюдь не…

— Верно. Заметьте, я не отождествляю себя с ними. Что я люблю делать, — говорил он, бросив шляпу на тумбу у входа на веранду, — наблюдать, как они охотятся. Например, на голубя. Сокол бьет его на лету. Мгновенная схватка — и птицы кубарем катятся вниз. — Он улыбнулся. — Приятно знать, что твой выкормыш — всегда победитель.

— Ваших балобанов покупают люди с Востока?

— И они тоже, — кивнул Жерар, вынимая из шкафа бутылку красного вина. — Вот, между прочим, из погребов моей жены. — В его голосе прозвучала едва заметная насмешка. Жерар поставил вино на стол и потянулся за бокалами.

— Вот как? — изумилась Шейла. — Наверное, ваши соколы охраняют ее виноградники?