Страница 33 из 52
«Объявление.
Северный Ледовитый Океан и прочие океаны, а также озёра и большие реки будут отныне показываться только раз в неделю — по понедельникам, с 9.00 до 10.00. Горы, хребты и возвышенности можно увидеть по вторникам, с 11.00 до 12.00. Равнины, низменности и подобную чушь показываю только по средам, с 14.30 до 15.00. Показ государств и столиц — по четвергам, с 16.45 до 17.00. Остальные дни — выходные. Подпись: Указка‑Которая… и так далее».
Хочешь не хочешь, а с объявлением этим приходилось считаться. Спросит кто‑нибудь учителя в пятницу: где, скажем, находится Индонезия, — а учитель в ответ: «В следующий четверг покажу». Вот и жди аж целую неделю! Но делать, как говорится, нечего…
Дальше — больше. Рядом со старым объявлением стали появляться другие. Например, такое:
«Объявление.
Доступ в горы отныне закрыт навсегда. Подпись: Указка‑Которая… и так далее».
Теперь уж приходилось смиряться с тем, что школьники никогда не узнают, где находятся те или иные горы. Но поделать было ничего нельзя: с Указкой‑Которая‑Знала‑Всё не поспоришь!
…а однажды в понедельник в класс пришла новая учительница. Познакомившись с учениками, она спросила:
— Кто покажет мне, где находится Индонезия?
И один Двоечник ответил:
— Это у нас раньше четверга никак не получится…
Тут Учительница рассмеялась, вызвала его к карте, дала ему Указку‑Которая‑Знала‑Всё, и Двоечник отправился в Северную Америку и стал там искать Индонезию: Указка рассеянно бродила по карте и никак не могла сообразить, куда ей двигаться…
Тогда все ученики очень удивились и заявили Учительнице:
— Это ужасно странно! Потому что раньше Указка знала всё.
И всегда всё правильно показывала.
А Учительница покачала головой:
— Ни одна на свете указка ничего не знает. Все указки на свете только указывают. А знать и указывать — это совершенно разные вещи, дорогие мои!
С этими словами Учительница сама взяла Указку‑Которая‑Знала‑Всё и правильно показала ею, где находится Индонезия. К слову сказать, Указка очень сильно сопротивлялась, потому что по понедельникам никогда не показывала государств. Учительница даже была вынуждена нажать на Указку, чтобы та не крутилась. Тут Указка‑Которая‑Знала‑Всё и сломалась пополам.
Так что во вторник Учительница пришла в класс с новой указкой. Указка эта была очень симпатичная и совсем молодая. Когда‑нибудь и ей, конечно, тоже предстояло превратиться в Указку‑Которая‑Знала‑Всё. Правда, ещё очень не скоро!..
ФРАК СО СТАЖЕМ
Фраки бывают очень старые — просто настолько старые, что порой только диву даёшься: до чего же, дескать, старый фрак! Мало того, что давно никуда в гости не ходит, — даже и сидит плохо… И не помнит ничего! Про такие фраки как раз и говорят: фрак со стажем…
А стаж — это сколько лет фрак прослужил. Если десять лет прослужил — десять лет стажа, если двадцать, то двадцать лет… и так далее — скажем, до ста лет. Больше ста лет ни один фрак не прослужит: вытрется весь или порвётся… непригодным, одним словом, станет!
Итак, фраки бывают очень старые. Это, кстати, потому, что их, вообще‑то, берегут: свой собственный фрак редко кто заводит — нечасто ведь фрак в жизни нужен бывает. А когда бывает нужен, его всегда напрокат можно взять. Так все и поступают… правда, конечно, делают вид, будто фрак их собственный и вообще новый. Только какой же он новый, когда сидит плохо и не помнит ничего?
— Что ж Вы ничего не помните‑то? — сказала Фраку‑со‑Стажем золотая Заколка‑для‑Галстука. — Мы же с Вами прошлой весной встречались — на приёме в одном посольстве! Там ещё подавали осетрину в вине… как такое можно забыть? И на жене посла было платье цвета свежей ветчины! А один дикий человек даже перепутал платье с ветчиной — отрезал кусок рукава и съел…
— Не помню, — сказал Фрак‑со‑Стажем.
— А я помню! — вмешалась Сумочка‑в‑Жемчугах. — И ещё помню, как мы с Вами, дорогой Фрак‑со‑Стажем, совсем рядом стояли — около одного праздничного стола, на котором был рольмопс!
— Кто был? — в ужасе спросил Фрак‑со‑Стажем.
— Рольмопс, — вздохнула Сумочка‑в‑Жемчугах. — Селёдка, скрученная в рожок. И залитая винным соусом.
— Бедная селёдка! — вздохнул Фрак‑со‑Стажем. — А впрочем… не помню…
Золотая Заколка‑для‑Галстука и Сумочка‑в‑Жемчугах переглянулись: память Фрака‑со‑Стажем, и правда, совсем никуда не годилась! Их оскорбляло, конечно, не то, что он не помнил событий, — их оскорбляло то, что он не помнит их. Да и сами посудите: разве по‑настоящему воспитанный гость забудет золотую Заколку‑для‑Галстука и Сумочку‑в‑Жемчугах?
— А вот меня‑то Вы уж, конечно, не могли забыть! — подлетел к Фраку‑со‑Стажем Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах. — Мы с Вами, помнится, долго вместе у окна стояли, когда кофе подавали… с миндальными пирожными!
Фрак‑со‑Стажем изо всех сил напряг память, но… увы! Ни кофе, ни миндальных пирожных, ни самого Шёлкового Галстука, всего в королевских коронах, не обнаружилось в его памяти. И вот тут‑то Фрак‑со‑Стажем действительно расстроился.
«М‑да, — сказал он себе. — Память совсем сдаёт! Скоро меня, разумеется, забросят на чердак, где мне с такой дырявой памятью только и место. Поразительное всё‑таки дело: на ткани ни одной дырочки, а память — дырявая!»
Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах, ждал ответа… а поблизости от него ждали того же ответа и золотая Заколка‑для‑Галстука, и Сумочка‑в‑Жемчугах. Фрак‑со‑Стажем хотел было сказать что‑нибудь вроде: «Да разве Вас забудешь!» — но вместо этого услышал, как сам же и произносит:
— И Вас, к сожалению, не припомню… Прошу извинить!
— Да‑а‑а… — во всеуслышание пропел Шёлковый Галстук, весь в королевских коронах. — В таком старом фраке уже стыдно и появляться!.. — Тут он насмешливо взглянул на Фрак‑со‑Стажем и спросил: — Надеюсь, это последний Ваш выход?
— Скорее всего, да, — тихо ответил Фрак‑со‑Стажем и отошёл к сцене, на которой Маленькая Скрипка исполняла какой‑то головокружительный этюд Паганини — самого сложного скрипичного композитора в мире.
Маленькая Скрипка впервые была в таком высоком собрании и страшно волновалась, от этого волнения струны у неё ходуном холили, а смычок дрожал. Впрочем, слушали Маленькую Скрипку, слава Богу, не очень внимательно. Да вот… оказалось, что только до поры до времени не очень внимательно: стоило Маленькой Скрипке споткнуться и на минуточку остановиться — взгляды всех присутствующих обратились к ней.
А она, оказавшись в центре внимания, издала некрасивый аккорд и примолкла.
— Что с Вами, Маленькая Скрипка? — В полной тишине голос спросившего прозвучал как гром среди ясного неба.
И тут Маленькая Скрипка расплакалась. Она горестно всхлипывала — и сквозь эти всхлипы с трудом можно было различить слова:
— Я забыла… я забыла, как дальше!
Всем стало неловко.
— Минуточку, — вмешался вдруг Фрак‑со‑Стажем. — Я помогу Вам. Я помню, как дальше!
…рассказывают, что таких аплодисментов никогда не слышала ни одна скрипка, а тем более — ни одна маленькая скрипка! А наша Маленькая Скрипка… мало того что без запинки доиграла этюд до конца, она ещё и доиграла его так, что почти все присутствовавшие навсегда потеряли покой!
— Ничего удивительного, — сказал Шелковый Галстук, весь в королевских коронах, Сумочке‑в‑Жемчугах. — Наверное, этот фрак когда‑то принадлежал дирижёру. Потому он и помнит музыку. Но зато, кроме неё, он ничего не помнит!
И Сумочка‑в‑Жемчугах от всего сердца согласилась с ним.
А мы, наверное, возьмём да от всего сердца и не согласимся. Ибо, в конце концов, каждый решает для себя сам, что ему помнить, а что — нет!
РАКОВИНА С ОКЕАНОМ ВНУТРИ
…и в один прекрасный день у двух диванных подушек просто лопнуло терпение — именно так внезапно оно всегда и бывает. Это, конечно, не означает, что диванные подушки взорвались, по комнатам полетели пух и перо, а все подумали, что настала зима, и стали натягивать на себя тёплые вещи… отнюдь нет! Терпение у диванных подушек лопается так же, как и у людей, а когда у людей лопается терпение, они просто‑напросто оказываются не в состоянии больше терпеть того, что прекрасно терпели раньше.