Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 67



– Ты трайтаонской лихорадкой случайно не больна? – вместо "здрасьте" поинтересовался у гостьи дядя Толя.

– Н-нет... А что? – спросила Василиса испуганно.

– Была бы больна, так вылечили бы в два счета! – и дядя Толя победоносно потряс в воздухе полным инъектором.

Василиса подошла поближе, поставила ларь с продуктами на землю.

– А вот вакцина от бешенства! – продолжал дядя Толя. – Не желаешь? Могу как следует привить! Даже если тебя покусают все бешеные собаки, лисы и крысы этой планеты, ничего с тобой не будет! Температура ни на градус не поднимется!

– Дядь Толь, – Василиса посмотрела на пилота "Кассиопеи" с укоризной, – что вы всё про меня да про меня беспокоитесь?! Лучше бы себя полечили... Вон, ходите едва-едва! Как дедка старый!

В глазах пилота промелькнула смутная тоска.

– Э-э, доця! – он махнул рукой. – Со мной уже вопрос решенный! Пока ты там у себя в землянке дрыхла, я тут такие лекарства откопал, что они и безногого заставят танцевать латину! Обколол себя всего, обмазал, "умную" повязку прилепил – она пулю сама вытянуть должна, точнее, это сделают наноботы, что в ней проживают... Теперь жду, пока все это действовать начнет. Думаю, через неделю, когда канал пули чуток зарастет, скакать буду, как вольтурнианский всеяд по джунглям!

Василиса с сомнением посмотрела на дядю Толю.

Во-первых, про вольтурнианского всеяда она слышала впервые. А во-вторых, она, конечно, верила в чудодейственную мощь московитской медицины, но чтобы за неделю...

Но если вдруг лекарства из аптечки дяди Толи и впрямь столь чудотворны, ей, сердобольной Василисе, это только на руку. Все последние дни она сушила себе мозги одним вопросом: как именно доставить бедняжку дядю Толю к Волхву? И не вызовет ли такая забота каких-либо необратимых и скверных последствий для них обоих?

Беспокоило Воеводину дочку и еще одно обстоятельство.

В соответствии с законодательством Большого Мурома, частью которого являлась планета Таргитай, со дня на день она должна была получить Личную Грамоту, в Московии звавшуюся "паспортом".

За Личной Грамотой ехать надо было в Усольск, к столу Особого Приказа. Ехать в Усольск ей было лень. Не столько даже "лень", сколько неясно было, зачем ехать, зачем ей эта Грамота.

– Братья да тятя – те и вовсе мне говорят: не морочь, Василиска, нам и себе головушку. Зачем тебе эта Личная Грамота сдалась? Времена сейчас не из легких, неровен час нагрянут лиходеи... Не до грамот сейчас, – объяснила Василиса дяде Толе.

– А ты что же? Того же мнения, что и родичи твои? – лукаво осведомился дядя Толя.

– А я... А я не знаю... С одной стороны, тятя вроде бы прав... С другой стороны, почему б не взять ее, эту Личную Грамоту, ежели ее задаром дают? Есть ведь пословица: "Дают – бери, бьют – беги!" А вдруг пригодится?.. Хотя где она мне может пригодиться?

– Конечно, если корову с козой будешь всю жизнь доить – то паспорт тебе ни к чему. И ехать никуда не надо, ни в какой Усольск, – не в силах затушевать иронию, горько промолвил дядя Толя.

– А ежели набрыдла мне корова? И коза опротивела? Если я в эту вашу... академию решу поступать?! – спросила Василиса с вызовом и тут же сама себя одернула:

– Ну, это я просто для примера сказала, про "поступать".

– А вот если в академию поступать, тогда без паспорта никак.

– Вы правду, что ли, говорите? – удивилась Василиса. – Я думала, там, в академии, умения ценятся, а не бумаги с печатями!

– Умения – отдельно, бумаги – отдельно. Объяснять почему так устроено слишком долго... Но без бумажки – ты букашка. А с бумажкой – человек. Есть у нас такая поговорка, в Московии.

Василиса надулась. Она была о далекой инопланетной Московии куда лучшего мнения.

Подступали сумерки и дядя Толя начал разводить костерок. Вот он запылал, вначале несмело, но вскоре уже дерзко, осыпая поляну вокруг искрами и обещая что-то такое небывалое... И, надо же, уходить от этого скромного лесного костра Василисе почему-то совсем не хотелось!

– Так что, считаете, надобно мне эту Личную Грамоту получить? Есть в этом толк?

– Считаю – есть. Ты сначала получи. А там хоть выкинешь ее, – пожал плечами дядя Толя.



– Уговорили. Тогда завтра и послезавтра с едой меня не ждите, – с этими словами Василиса решительно поднялась.

– Может тогда заодно и бражки из Усолья своего привезешь? – с надеждой спросил дядя Толя.

– Из Усольска, – поправила его Василиса.

– Какая хрен разница?! Главное чтоб бражки! Купишь там, в магазине каком-нибудь... Там ведь есть магазины?

– Я бы купила, да у меня денег нету. Тятя серебро под запором держит. Дома у меня копилочка-то имеется, расписная, жрецом Стрибога Златосветом освященная. Но ту копилочку в землянку я с собой не брала... Мало ли что! В суете еще запропастится куда-нибудь. Тем более, что в землянке нашей и дверей-то нет, шкурами вход занавешен!

– Ну, деньги не проблема. Держи вот, – с этими словами дядя Толя протянул Василисе купюру в сто терро.

Василиса осторожно взяла ее и как следует разглядела в неверном свете костра.

– Чудная такая бумага. Радугой лучится...

– Нормальная бумага, не боись. Еще поддельных купюр мне только не хватало в биографии моей, нездорово богатой! В общем, ты мне пару бутылочек покрепче купи. Хорошо бы литровых. А сдачу – сдачу себе, на конфеты, оставь.

– Да я и не люблю их, эти конфеты, скулы у меня сводит от них, – попробовала отбояриться Василиса.

– Тогда селедки купишь. Ею-то горькую и закусим. Лады?

Глава 5. " Мыла Марусенька белые ноги..."

Февраль, 2621 г.

Деревня Красноселье

Планета Таргитай, система Дена, держава Большой Муром

– Доброго времени суток, дядя Толя.

– Доброго... чего? Как ты сказала? "Времени суток"? – дядя Толя аж поперхнулся простоквашей, увидев Василису, машущую ему рукой с ближайшего пригорка, густо заросшего пружинистым изумрудным мхом.

Да и как было не поперхнуться, когда перед ним стояла не та, прежняя Василиса, которую видел он три дня назад. А какая-то новая, совершенно неизвестная Василиса. Так сказать, Василиса-2, результат глубокой модернизации.

Куда подевался сарафан с белой вышитой рубахой? Где скромный ситцевый платочек, наброшенный на русые косы? Куда исчезли вручную плетеные сандалии, украшенные разноцветными глиняными бусинами?

Теперь на Василисе красовался молодежный комбинезончик неброского серо-кофейного цвета, под ним – плевалась задорными надписями с множеством восклицательных знаков футболка. На ногах девушки, облаченных в полосатые носочки болотного цвета, были ладные парусиновые кеды с разноцветными шнурками. Только волосы оставались по-прежнему заплетенными в две длинные тяжелые косы с алыми лентами.

– Я еще и уши проколола! – торжествующе заявила Василиса, демонстрируя дяде Толе свежие, еще красные, воспаленные дырочки, в которых мучительно ворочались золотые сережки-"гвоздики".

– А пупок, пупок тоже проколола? – иронично осведомился дядя Толя.

– Пуп я хотела. Но забоялась. Сказали, три недели в мовницу хаживать нельзя будет... А я подумала, лучше умереть, чем три недели без мовницы.

– Это без бани, что ли? С пониманием относимся... – устало кивнул дядя Толя и зачем-то зажмурил глаза, словно на секунду поверил, что когда откроет их, перед ним будет та же самая деревенская девчушка в сарафане, с веснушками на курносом носу.

"Виданое ли дело, чтобы три дня так изменили человека?!" – ужасался дядя Толя.

Приходилось признать, что теперь, в новой "городской" одежде, Василиса почти совсем не отличается от его дочери Ангелины. Точнее, от той Ангелины, какой она была лет восемь назад, когда еще ходила в старшие классы школы.