Я начинаю войну!

Днем ожидалось выступление X. Амина по афганскому телевидению. На съемки его выступления во дворец Тадж-Бек были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов. Однако этому помешала акция, проводимая по плану КГБ СССР.

Неожиданно во время обеда Генеральный секретарь НДПА и многие его гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью отключился и X. Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который начал звонить в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Повара-узбеки задержаны.

В середине дня полковник В. В. Колесник и командир батальона проинформировали офицеров о плане операции в части, их касающейся, и поставили боевые задачи. Затем объявили порядок действий. Когда проводили рекогносцировку, увидели в бинокли на одной из высоток Джандада и группу офицеров с ним. Подполковник О. Швец поехал к ним, чтобы пригласить на обед, якобы на день рождения одного из офицеров батальона, но командир бригады сказал, что они проводят учение и приедут вечером. Тогда О. Швец попросил отпустить советских военных советников, которые находились в бригаде, и увез их с собой. Возможно, этим он спас многим из них жизни.

В 15:00 из посольства передали, что время начала штурма (время «Ч») установлено — 22:00, потом перенесено на 21:00. Позже оно периодически уточнялось и в конечном итоге стало — 19:30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения X. Амина путем его отравления, и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.

Во дворец по просьбе начальника Главного политического управления М. Экбаля Вазири и настоянию начальника политического отдела аппарата главного военного советника в ДРА генерал-майора С. П. Тутушкина прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советников, командир группы хирургического усиления, врач-инфекционист из Центрального военного госпиталя афганской армии, врач из поликлиники советского посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца Тадж-Бек. Вместе с ними прибыл и афганский доктор подполковник Велаят.

ТАМ ШЛА ВОЙНА…

(рассказывает бывший заместитель начальника кафедры военно-полевой хирургии Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова, профессор, полковник в отставке А. В. Алексеев)

Мы полетели в Афганистан 6 июня 1979 года. Я был руководителем группы хирургического отделения Центрального военного госпиталя афганской армии. Госпиталь представлял собой большое медицинское учреждение, своеобразную госпитальную базу, где оказывалась специализированная помощь раненым. Он был построен советскими строителями совместно с афганцами. Он рассчитывался на 400 коек (поэтому «чарсад бистар», четыреста коек), но когда начали поступать раненые, в нем свободно размещалось 1300–1400 раненых за счет дополнительных площадей, вестибюлей.

К нам относились очень хорошо и нам доверяли. Поэтому нас часто приглашали для консультаций и оказания помощи, в том числе и в семьи Тараки и Амина.

Вспоминается случай с адъютантом Амина Вазиром после перестрелки в резиденции Тараки 14 октября 1978 года. Его привезли в госпиталь, вызвали советских хирургов и меня, в частности, главный хирург афганской армии сказал, что оперировать должны только советские и наркоз осуществляет только советский анестезиолог. Ранение было очень тяжелое. Автоматная очередь прошла в зону правой реберной дуги. Пули разбили, разрушили правые доли печени, диафрагму и нижнюю долю правого легкого. Мы его прооперировали, состояние его было крайне тяжелым, большая кровопотеря, и поэтому влили соответствующее количество крови, сделали резекцию печени и правой доли легкого, ушили диафрагму, поставили плевральные дренажи, обработали все, как полагается в хирургическом плане. Был тяжелый послеоперационный период. В эти дни мы поняли, что здесь какие-то политические дела, потому что сразу отношение переменилось, сразу все забегали, засуетились, появилась какая-то тревога в госпитале.

После выяснилось, что Вазир закрыл собой X. Амина в ходе перестрелки. Когда его ранило, он начал падать на Амина, который вместе с Вазиром схоронился за колонной. Затем Амин перенес его на своих руках в «Мерседес», и они отвезли его в госпиталь. Стреляли со второго этажа, от кабинета Тараки. Судьба Тараки была предрешена, но до настоящего времени неизвестно, по чьей воле это происходило. Затем мы с главным хирургом афганской армии Мухамадом Каюмом Тутахелем отвезли Вазира в Москву в больницу 4-го управления. Он поправился, его повторно оперировали. Мне неизвестно, почему его повторно оперировали. После этой операции его направили в санаторий. После санатория он вернулся в Кабул, где власти уже переменились, Амина не было. Короче говоря, Вазир затем погиб, при каких обстоятельствах, я не знаю.

25 декабря у нас в госпитале состоялась вторая научно-практическая конференция, очень интересная, богатая материалом. Прошла конференция, и ничто, казалось бы, не предвещало никакой беды. Хотя гул самолетов был слышен. Непонятный гул самолетов. Мы думали, что просто какая-то помощь идет сюда, везут соответствующие грузы…

27 декабря, когда мы приехали как обычно на автобусе, я поднялся на третий этаж. Около моего кабинета была доска объявлений. На ней висела афганская газета с тремя портретами — Владимира Ильича Ленина, Леонида Ильича Брежнева и X. Амина. Раньше я такого не видел, и появилось ощущение неопределенного чего-то. Особое ощущение неловкости и недоумения вызывало соседство Амина с В. И. Лениным. Прошел обычный рабочий день. Поступлений в этот день не было, было тихо и спокойно. Я собрал своих врачей, фельдшеров (их было шесть молодых ребят) и сказал, что нужно сегодня пораньше поехать домой, воду горячую давали в этот день…

Я принял душ, пообедал, вышел на балкон покурить. И смотрю, подъезжает на большой скорости «газик», наша легковая машина, оттуда, быстро раскрыв дверку, выскочил главный хирург афганской армии Каюм Тутахель и, увидев меня на балконе, замахал руками. Я подумал, что случилась какая-то беда, потому что Тутахель обычно вел себя спокойно.

И я быстренько оделся и спустился вниз. В машине уже сидели Виктор Петрович Кузнеченков, терапевт, советник госпиталя, и инфекционист, фамилию уже не помню. На большой скорости поехали во дворец Амина. На спидометре скорость 100, потом еще больше — 110. Я говорю: «Тутахель, мы же разобьемся». В условиях дорожного движения в Кабуле это вполне возможно. Он говорит в ответ: «Нельзя, надо ехать быстрее, потому что, если мы минут через 20–30 не приедем, меня могут серьезно наказать, вплоть до того, что могут расстрелять». Я уже знал и понимал, что после таких слов шутки-то плохи. На моей памяти был расстрелян бывший главный хирург Али Садри.

Приехали мы во дворец. Подходим к охране, чтобы предъявить пропуска. Обычно, когда раньше приезжали, сдавали пистолеты и проходили внутрь. Сейчас же к нам подбежали несколько солдат и сразу начали тщательно обыскивать. В грубой форме забрали оружие, пистолеты «ТТ».

При входе во дворец тщательней, чем обычно, проверили документы и еще раз обыскали. Что-то случилось?

Заходим в вестибюль дворца и видим картину: несколько человек лежат в разных позах, один на диване, со свесившимися руками, второй лежит на полу, одна нога на диване лежит, вторая на полу. В неестественных позах все лежат. Но стало понятно, что тут произошло какое-то массовое отравление. Симптоматика у всех одинаковая. Мы с Виктором Петровичем занялись сортировкой — кого в первую очередь отправить в госпиталь, всего мы увидели человек 10–12, но Тутахель сказал, что отравленные есть и на верхнем этаже. Затем Тутахель пригласил нас наверх, заявив, что там погибает Амин, а на нижнем этаже помощь окажут без нас.