Страница 6 из 47
сердечно признался я.
Берите «Дельфин», — сказал Ольховский, — все равно бу
дем стоять несколько часов. Только не глубже километра. Дальше
делать нечего. Неинтересно. Темно, сыро и сумрачно. Лучше мах
ните на отмель. Успеете.
И я оказался на «Дельфине». Вместе с Валентиной.
Какой я биолог! — воскликнула она в ответ на мой во
прос. — Только учусь; Иногда вот дежурю на «Дельфине». Это
проще простого. Нужно только помнить, что делать: биотоки
управляют всем — и механизмами и аппаратурой.
Вы, по-моему, несколько преувеличиваете роль биотоков,
Валентина.
Конечно, — созналась она, — управление чаще всего дубли
руется. С «Гондваны». Так что не разбежишься.
Зачем тогда биотоки?
На всякий случай. Например, полетело уплотнительное коль
цо у антенны, в зазор хлынула вода. Что делать?
Вычерпывать воду, — пошутил я.
Всплывать! Сбрасывать балласт — и всплывать.
Мы пошли к отмели. Я хотел увидеть голубую воду, зеленые подводные поля, серебристый рыбий дождь. Там, говорят, настоящие подводные пейзажи с бесчисленными ежами, мидиями, трепангами. Ни разу не видал я на воле звездочетов, больших налимов, не знал еще, как метят рыбье население ультразвуковыми датчиками и флюоресцирующими штрихами.
15
Мы остановились ненадолго, повисли. Над нашей головой — километровый-столб воды. «Дельфин» медленно дрейфовал, повинуясь ленивому течению. Метрах в ста от нас шныряли полупрозрачные креветки. Валентина включила увеличитель. Тончайшие, невидимые глазом лучи нащупали целое живое облако. Я увидел этих миролюбивых морских зверьков как бы под микроскопом, на экране. Они смешно плавали, подгребая под себя воду хвостом, по-паучьи перебирая ногами. Я упросил Валентину, и она протянула к ним механическую руку с приманкой — мясным фаршем. Металлическая ладонь напугала креветок, они всполошились, исчезли с экрана. Но вот неведомое чудище перестало их тревожить, и они набросились на корм. В несколько мгновений полупрозрачные существа расправились с мясными крохами, и все облако застыло, точно ожидая новой подачки.
Валентина рассказала, что дважды встречала стайки креветок вместе с муренами. Необычное соседство пятнистой, как леопард, или полосатой, как тигр, морской зверюги и суетливых безобидных рачков объясняется просто: мурены не пользуются зубными щетками и доверяют туалет креветкам. Ложатся на дно и раскрывают рот, усаженный острыми пиками.
Ни разу не встречался с муреной, — сказал я, — и не хо
тел бы встретиться.
Их можно приручать, — ответила Валентина. — Они берут
из рук мясо, рыбу, любят, когда их гладят или почесывают.
Читал, — сказал я. — Но не пробовал.
У нас еще часа три. Показать вам настоящие кораллы?
Я кивнул. Повинуясь биотокам, «Дельфин» всплыл и понесся, обгоняя ветер, над самой водой.
— Сто шестьдесят узлов, — ответила Валентина.
И снова мы погрузились на дно. В коралловые джунгли, под зыбкую тень подводных веток — розовых и фиолетовых, в самую чащу морского заповедного сада.
«Дельфин» сел у крутой стенки кораллового дворца. По какой-то странной прихоти я направил механический щуп на розовую глыбу, призрачно сиявшую в зеленоватых лучах, и отколол от нее кусок. Он медленно покатился вниз, поднимая муть. За ним тянулся желтоватый шлейф. Тут же налетели рыбешки, они окружили оторвавшийся коралловый кусок трепетным кольцом.
Вы угостили их хорошим обедом, — сказала Валентина, —
не так-то просто добраться им до полипов — жильцов подводного
небоскреба.
Они нисколько не боятся нас. Наверное, если бы человек
рожден был в воде, то ему проще было бы жить и охотиться.
Может быть, но тогда не нужно было бы строить, ведь
температура постоянна, ни снега, ни бурана, ни жары. С самого
начала больше возможностей для самосовершенствования: быст
рей плавать, быстрее думать. Не надо одежды, не надо жилищ,
и нет угрозы голода.
А зачем тогда думать? Вроде бы мозг ни к чему.
Нет. Нужно ведь обманывать подводные течения и слышать
приближение шторма за сотни миль. И бороться с акулами.
А если еще и управлять режимом плавания...
Знаю, знаю. Дельфины! Вот кто умеет это делать,
Ну что ж... у них есть чему поучиться. Идеальная цивили
зация с точки зрения отношения со средой.
А я уже придумал человеческий эквивалент такой цивили
зации. — И я рассказал -Валентине об «эффекте необитаемости».
(Чем в самом деле не равновесие между субъектом и средой?)
Она не уловила легкой иронии и восприняла параллель вполне серьезно. Оказывается, она тоже думала о чем-то таком... Только в ее представлении все- складывалось иначе, и ее мысленный эксперимент осуществить было не так уж трудно.
Деревянная изба. Четыре окна. Двускатная крыша. Перёд
окнами — одуванчики, маргаритки, пусть даже бурьян, — пере
числила она неторопливо все, что сейчас хотелось бы ей уви
деть, — Лесная дорога без асфальта. И по ней нужно долго
идти — к другому жилью, на работу. Хорошо, если солнце. Хоро
шо и зимой, в снег, в буран. Пусть даже дождь, серый, долгий.
Видела на картине такую избу.
Мечта, — сказал я, — говорят кое-где на севере рыбаки до
сих пор живут в таких домах. Но мне бывать в таких местах не
доводилось,
Скучаю иногда — сказала Валентина, — кораллы, омары,
осьминоги, водяные лилии, пальмы, а настоящей земли нет!
Расставаться. Скучать. Возвращаться. Радоваться возвраще
нию. Так?
Да, так.
Сквозь прозрачный корпус мы видели светло-зеленые волны, пробегавшие по лентам водорослей. Они вздрагивали от пузырьков, устремлявшихся вверх, от суеты пестрых, золотых и серебряных рыб.
Вдруг появился Ольховский. Неожиданно встал перед нами. Лицо его было серьезно, как никогда. Я вздрогнул, потом понял: здесь полная связь с «Гондваной», настоящий эффект присутствия. Ольховский сказал:
— Возвращайтесь. Быстрее. Курс — прямо на «Гондвану». Через минуту возможно землетрясение.
Прошло полминуты. Мы удалялись от подводных скал. Нас догнали волны. «Дельфин» качнулся, выпрямился. Упругие удары, толчки. Сработала аварийная сигнализация. Я слышал какой-то тонкий комариный писк. Низко гудела сирена. Глухой шум и снова толчки и удары. И вдруг — тишина. И нить жемчужных пузырей, пересекшая иллюминатор.
Землетрясение прекратилось, и море утихло. «Дельфин» держал курс на корабль. Нас отделяли от него тридцать минут хорошего хода.
* * *
Меня удивляет не планета, не звезды-близнецы, — вслух
размышляла Валентина. — И даже не то, что там нашли жизнь.