Страница 24 из 46
— Ваше величество, прошение было передано цесаревичу генералом Остен-Сакеном в Кременчуге.
— Однако! — вырвалось у Николая противу его воли. Он вспомнил было забытое членство Остен-Сакена в Библейском обществе. Император давно считал оное прибежищем смутьянов. Боже, что подумают потомки! Кто скажет им правду о смерти брата? Не нарекут ли они наследника, занявшего престол «по Манифесту», братоубийцей? К тому есть причины: слухи… Якобы Александра заставили подписать-Манифест заранее, «на случай».
Николай нервно тряхнул головой.
— Верно, князь, безумцы много опасней, чем те, кто действует по уму, хоть и во зло. Не будем утруждать министра сим делом. Разберись с ним сам. Запроси-ка по секрету начальство Тобольского приказа о ссыльных, почему прошение Анцимирисова оказалось в Кременчуге. И что бы ни открылось, доложишь мне немедленно!
Напоследок, стараясь смягчить впечатление от своей заинтересованности никчемным есаулишкой, Николай произнес как можно мягче:
— Видишь ли, князь, многих, кто знал сию историю, сегодня нет в живых. Новых посвящать не хочу.
Гатчина, 13 января 1851 г.
Запрос Долгорукова в Тобольск по поводу ссыльного есаула дал неожиданный результат. Человек по фамилии Анцимирисов не значился в списках отбывающих наказание с 1840 года. Но и до этого времени вместо Анцимирисова в Тобольске проживал отпетый разбойник Федька Базлов. Последний признался под пыткой, что он бежал с каторги и «обменялся местом» с неким казаком…
Долгоруков поспешил в Гатчину.
Николай прогуливался по дворцовому парку, занесенному снегом, в сопровождении двух отменных борзых. Заметив спешащего к нему князя, он вверил собак егерю и медленно пошел вдоль аллеи. Услышав за спиной дыхание Долгорукова, император остановился и бросил через плечо:
— Право, князь, неужто так приспичило, что мчишься ко мне ни свет ни заря?
— Ваше величество, известие из Тобольска…
— Ну! — Николай резко повернулся лицом к помощнику военного министра и, наклонившись к нему всем корпусом, стал похож на бульдога, изготовившегося к прыжку.
Долгоруков рассказал Николаю о загадочном исчезновении есаула, не прибывшего к месту ссылки. Николай внимательно выслушал его, а затем резюмировал сообщение генерала на свой лад:
— Предчувствие меня не обмануло. Слишком милосердно обошелся я с этим сумасбродом! Все довольны, когда царь милует… Но был ли случай, чтобы хоть один из подданных справился: каково императору? — Николай медленно пошел по аллее, по обе стороны от которой возвышались сугробы. — Ищи теперь ветра в поле! — буркнул он себе под нос, и это замечание, как ни тихо оно было сказано, не миновало ушей Долгорукова.
— Ваше величество, это не совсем так… — князь забежал на полшага вперед Николая. — Я узнал интереснейшие подробности. Кто бы мог подумать! — задыхаясь от переполнявших его чувств, тараторил Долгоруков. — Давеча, ваше величество, я рассказывал о разбойнике… Он, будучи в бегах, случайно встретил есаула в окрестностях Томска. К сожалению, оный каторжник недавно умер.
— Что ты говоришь?! — Николай остановился как вкопанный. — Так, так, так… Ты что-нибудь понимаешь в этой истории? Уж не сам ли Анцимирисов писал прошение, а затем передал его Сакену?!
Долгоруков усмехнулся, довольный тем, что знает более всех на свете о странном есауле.
— Да, ваше величество, сия бумага была составлена Анцимирисовым. Но Сакен получил ее из рук некой девицы, прибывшей из Сибири в Почаев якобы на поклонение древней иконе. Она дождалась приезда богомольной супруги Сакена, и уже вместе они поехали в Кременчуг. Девица и по сей день там. По-видимому, дожидается ответа. Интересно, ваше величество, что за прошедшее время Сакен успел обвенчать ее с одним майором в Киеве!..
— Хм, прелюбопытная получается оказия!
— Очень прелюбопытная, ваше величество. Однако это еще не все… — Долгоруков подал императору шифрованное письмо Анцимирисова. То самое, что собирался и не уничтожил Остен-Сакен.
— Что сие означает? — Николай с недоумением рассматривал непонятные знаки.
— Ваше величество, это письмо Сакен получил от девицы вместе с прошением. Соль, однако, в другом… — Долгоруков осмотрелся по сторонам. Вокруг стояли подпушенные снегом голые липы, и где-то вдали слышался лай царских борзых. Генерал понизил голос: — Ваше величество, Анцимирисов есть никто иной, как «благословенный старец» Федор Кузьмич, коего чуть ли не вся Сибирь почитает за святого и божьего проповедника!
Долгоруков спешно перекрестился, отгоняя от себя — призрак дьявольщины. Николай отстранился от генерала и подозрительно прищурился.
— Да ты в своем уме, князь?!
Долгоруков приосанился с видом оскорбленного самолюбия.
— Ваше величество, кабы одно это… Скажу вам больше: старец соблазняет томских обывателей непотребными слухами… Он выдает себя за приснопамятного монарха — вашего брата!
— Довольно ереси! — Николай замахал руками и отошел в сторону.
Долгоруков услышал его злобные выкрики:
— Дураки… кругом одни дураки! Преклоняться перед каторжником… Вот пример российского невежества. И этих-то людей трубецкие и рылеевы хотели облагодетельствовать конституцией! Когда последний бродяга им милее божьего помазанника… Сия болезнь не излечима никакими конституциями. Сакен дурак! Не много же ума надобно, чтобы воевать. Чрезмерное увлечение мистикой помутило ему разум. Оному генералу вредно быть вне армии!
Николай снял перчатку, зачерпнул пригоршню жесткого снега и растер им разгоряченный лоб. Вытерев его затем наспех платком, он подошел к Долгорукову.
— Ну, а что в этих каракулях?
— Ваше величество, шифр не поддается отгадке. Я использовал лучших чиновников министерства…
— Вот видишь! Безумец хитрее твоих буквоедов. Впрочем, пенять на дурака грешно: он — загадка природы. Да, генерал, злой рок преследует мой род. Умереть в срок — едва ли не счастье для русского императора. Послушай, а каким таким образом оказалась у тебя шифрованная записка? Ведь она была в руках Сакена…
Лицо Долгорукова снова озарилось самодовольной улыбкой.
— Ваше величество, как вы знаете, посланница старца обвенчана с майором… Офицер этот пригласил Сакена в посаженные отцы. И все же верность престолу в нем превыше всяких симпатий. Он оказал мне одну услугу…
— Верно, заслужил подполковника?
— Заслужил, ваше величество.
Николай качнул головой в знак согласия и, понуря голову, пошел ко дворцу. У входа в него он в раздумье остановился. Долгоруков угадал его сомнения:
— Что делать со старцем, ваше величество?
— Со старцем? — удивленно переспросил Николай, как будто и не было между ними разговора об этом человеке. Император посмотрел вглубь парка, словно бы ожидал оттуда видения гениального мистификатора. — Скажи, князь, разве из прошения Анцимирисова следует, что он находится в «родстве» с Федором Кузьмичом? И не грешно ли будет лишать сибирских мужиков «великого праведника»? Давай уж, Василий Андреевич, доведем эту игру до конца! Ответь есаулу от имени аудиторского департамента своего министерства, как положено в таких случаях.
Долгоруков вздохнул с облегчением:
— Простите, ваше величество, но куда надобно отослать сие мнение?
Николай размышлял недолго:
— Ты говорил, что Сакен вручил прошение цесаревичу… Очевидно, будет по правилам, коли ответ на него уйдет в Кременчуг. Копию оставишь в архиве! И не забудь сделать в оном приписку, что за старостью следовало бы есаула поместить в богадельню, по месту проживания. Так оно будет добрее по чувствам и правдоподобнее по форме.
Настроение Николая вдруг улучшилось.
— Я не ослышался, князь, Сакен ведет дневник?
— Да, ваше величество. Бравый майор нашел его вместе с письмом в шкатулке… К сожалению, в дневнике ни строчки о Федоре Кузьмиче.
— И слава богу! Уж то хорошо, что в этом не сглупил. Негоже оставлять потомкам всю правду!