Страница 27 из 50
Анна так ясно видела созданную ее воображением сцену, словно сама находилась в каморке художника и он работал над эскизами у нее на глазах. «А забавно будет, если на самом деле это вовсе не художник, а какой-нибудь мелкий служащий!» – мелькнула у нее мысль, но в это она не поверила. Незнакомец мог быть только художником, только творческим человеком, который свободно служит искусству, не чувствуя при этом вины и ни на кого не оглядываясь.
В следующем взгляде, который Анна бросила на незнакомца, можно было заметить легкую зависть. Потом она посмотрела на Николая, к тому времени уже делавшего заказ официанту, и с грустью опустила голову. Ей в отличие от французских художников, да и всех остальных творческих людей, свободно писать стихи уже не удастся.
Николай сказал официанту что-то еще и заспешил к столику Анны.
– Я заказал салат, гренки с кофе и взбитые сливки, ты не против? А потом вина выпьем, – предложил он.
Анна молча кивнула. Воспоминание об их с Николаем последнем разговоре о поэзии, случившемся незадолго до отъезда в Париж, заметно испортило ей настроение, и заботливость мужа показалась слишком навязчивой. Ей было все равно, что съесть, ее мысли были заняты гораздо более важным вопросом.
После свадьбы она несколько раз показывала мужу свои новые стихи – те, которые считала удачными. Николай читал их, задумчиво кивал головой и с вежливым видом возвращал тетрадь, иногда сопровождая все это легкой снисходительной улыбкой. Анна видела, что стихи ему не нравятся, хотя и не решалась прямо спросить мужа об этом. Однако ее желание поделиться с Николаем своими творениями с каждым разом становилось все слабее. Потом она и вовсе перестала рассказывать ему о новых стихах. А еще через некоторое время вдруг заметила, что и писать их ей почему-то больше не хочется.
Если Гумилев и обратил внимание, что жена больше не достает из ящика свою исписанную тетрадку, то он долго не говорил об этом. Правда, ему и самому тогда было не до стихов – оба они готовились ехать во Францию и были заняты сборами в дорогу. Но накануне отъезда Николай, записав что-то в собственной тетради, неожиданно вспомнил и о том, что у его супруги было такое же любимое занятие.
– Тебе сейчас не до стихов? – спросил он понимающим тоном.
Анна, не готовая к подобному вопросу, растерянно развела руками:
– Да, как-то не до них в последнее время…
– Это и к лучшему, – согласился Николай, и Анне показалось, что он очень доволен ее ответом. – Ты ведь во многом талантлива, так что можешь не только стихами заниматься, но и чем-нибудь еще. Танцами, например, балетом – с твоей-то гибкостью!
Что ответить на это, Анна не знала. Слова мужа, на первый взгляд, прозвучали, как комплимент, и она не была уверена, что правильно поняла вложенный в них смысл. Но желание сочинять новые стихи у нее после этого пропало окончательно. Ни в дороге, ни после приезда в Париж она не написала ни строчки. Николай же, как ей казалось, был доволен таким положением вещей. И чем дальше, тем чаще Анне приходила в голову мысль, что он, может быть, прав, что его стихи лучше, талантливее, чем то, что сочиняла она, и что два поэта в одной семье – это слишком много. Она почти поверила в это, почти смирилась с тем, что больше никогда не будет писать… И вот теперь желание творить внезапно охватило ее с новой силой, стоило оказаться в романтичной кофейне и увидеть похожего на художника человека с загадочным взглядом.
– Что это за тип? – Гумилев тоже заметил странного посетителя кофейни и поглядывал на него с недоверием и досадой. – Если он еще раз на тебя так посмотрит, я с ним поговорю!
Анна с удивлением повернулась к «типу». Если он и смотрел на нее после того, как они случайно встретились взглядами, то она этого не замечала. Но Николай не стал бы возмущаться на пустом месте – значит, от него не укрылось что-то такое, чего она не увидела.
– О чем ты? – усмехнулась она, пожимая плечами.
– Только не говори, что ты ничего не замечаешь, – с подозрением буравил ее глазами Гумилев. – Он на тебя смотрит, как… как я!
– Что за глупости? – с трудом сдерживая смешок, шепотом спросила Анна. – Ты, кажется, меня ревнуешь?
– Ревную, – подтвердил Николай. – На тебя и те двое уже поглядывали, – он кивнул в сторону двух других парней, занявших к тому времени столик у двери. – Похоже, в эту кофейню не принято приходить с женами…
Глядя на его обиженное, как у ребенка, лицо, Анна развеселилась еще больше.
– Успокойся, мы их видим в первый и последний раз, – сказала она все так же тихо. – Сейчас поедим и уйдем отсюда.
– Да, давай поедим скорее! – Гумилев заерзал на месте и стал искать глазами официанта. К его огромной радости, тот уже шел к их столику с уставленным посудой подносом.
Анна придвинула к себе блюдца с салатом и гренками, взяла крошечную чашку кофе и сделала маленький глоток. Торопиться ради того, чтобы угодить неожиданно ставшему ревнивым супругу, она не собиралась. Впрочем, чтобы не злить его еще больше, старалась все-таки не смотреть на вызвавшего гнев Николая незнакомца.
Еда в кофейне оказалась вкусной, а кофе и вовсе был выше всяких похвал, и на некоторое время молодая женщина забыла и о красавце-художнике, и о собственной тоске по поэзии. Сидящий рядом муж старался расправиться с едой как можно скорее и все так же нетерпеливо вертелся на стуле, поглядывая то на часы, то на показавшегося ему подозрительным посетителя кофейни. Анне стало ясно, что в это милое и уютное место они больше не придут: у Николая будут связаны с ним неприятные воспоминания, и ей не удастся уговорить его заглянуть сюда снова. Это опять привело ее в невеселое расположение духа, и она решила, что теперь стоит по возможности сильнее растянуть удовольствие от пребывания в кофейне. Остатки едва теплого кофе она допивала такими редкими и маленькими глотками, что это заняло у нее больше получаса. Николай к тому времени уже не вертелся на стуле. Он сидел неподвижно, как школьник, сложив руки перед собой на столе, и как будто считал секунды до того момента, когда они смогут уйти.
В кофейню вошли еще несколько мужчин. Они заняли два столика в третьем углу и принялись негромко о чем-то болтать. До Анны и Николая долетел их веселый и беззаботный смех. Скорее всего это тоже были художники или еще какие-нибудь творческие люди. Но присмотреться к ним Анна все равно бы уже не смогла: кофе был допит, и у нее больше не было никаких предлогов, чтобы продолжать сидеть за столиком.
– Расплатись и пойдем, – сказала она мужу, отставляя в сторону пустую чашку. Гумилев радостно вскочил и чуть ли не бегом заспешил к барной стойке.
Решив в последний раз посмотреть на так сильно привлекшего ее внимание загадочного мужчину, Анна вновь повернула голову в его сторону и вздрогнула от неожиданности: он тоже смотрел на нее, и они опять, во второй раз, встретились глазами. Только теперь таинственный незнакомец не спешил отвести проницательный взгляд, в котором Анна увидела и восхищение, и живейший интерес к своей персоне. В первый момент ей захотелось отвернуться, но что-то помешало это сделать, то ли еще сильнее возросшее желание познакомиться с парижским художником, то ли обида на ревнивого Николая…
Краем глаза она увидела, что супруг уже расплачивается с официантом. На лице его сияла довольная улыбка: он предвкушал, как уведет свою жену из заведения, где неизвестные нахалы позволяют себе слишком откровенно любоваться ее красотой. И эта нетерпеливая улыбка стала для уязвленной Анны последней каплей. Молодая женщина резко встала со стула и решительно направилась к столику рассердившего Николая незнакомца. «Раз мне все равно терпеть Колину ревность, буду терпеть ее за дело!» – думала она, огибая попавшийся ей на пути свободный столик.
Николай увидел, куда она идет, и метнулся к их столу – Анна заметила лишь быстро мелькнувшую справа тень, но даже не оглянулась. Мужчина, привлекший ее внимание, продолжал смотреть на нее во все глаза, и с каждым ее шагом его лицо становилось все более радостным. Анна заставила себя улыбнуться в ответ и с гордостью почувствовала, что улыбка у нее получилась уверенная и в меру загадочная – несмотря на то, что в душе она страшно волновалась и понятия не имела, как начать разговор с незнакомым человеком.