Страница 94 из 111
«Дорогой Корнелиус, к чему поднимать такой шум? Моя «триумфальная поездка по Германии», как вы ее любезно назвали, обеспечила превосходную рекламу банку «Ван Зэйл». Если же я выразил некоторые сомнения по поводу работы с наци, то только потому, что не могу примириться, зная об отношении к людям, подобным нашим друзьям Райшманам, как к скотине, если не хуже. Короче говоря, я посоветовал бы вам немного меньше концентрировать свое внимание на моей осторожности в отношении Германии, и чуть больше — на моих успехах в Англии. Я не представляю, почему вы недовольны тем, что я пригласил на обед своего старого друга Билла Леклэра, но могу сообщить вам, что нам, эмигрантам-американцам, очень приятно встречаться с людьми, приезжающими иногда с родины. И если бы вам когда-нибудь случилось жить вне Штатов, вы бы сами в этом убедились!
И что это за странное определение Дайаны, как моей «сексуальной партнерши»? Она моя жена! Как бы вам понравилось, если бы я спросил: «Как поживает ваша сексуальная партнерша?» — справляясь о здоровье Алисии? И что это за осуждение моей былой неразборчивости? Я согласен с тем, что не был святым в прошлом, но далеко не святым были и вы! Действительно, после того, как вы написали мне это удивительное письмо, вы, вероятно, успели переспать с полдюжиной других женщин, кроме Алисии — и не говорите мне о том, что вы, с вашей навязчивой одержимостью во всем подражать Полу, храните супружескую верность, которую проповедуете! Так или иначе, поскольку речь идет о холодной сексуальной практике, какое значение имеет то, где и с кем вы вступаете в половое сношение? Бьюсь об заклад, что это вам совершенно безразлично, несмотря на забавно-ханжеский тон вашего письма. Мне очень жаль, что так получилось с вашей сестрой, она хорошая женщина, но я, по крайней мере, не настолько лицемерен, чтобы продолжать считать умершие отношения живыми. Это последнее лицемерие я оставляю вам, Корнелиус. Примите мои уверения… Стив».
— Он никогда не поверит, что это написал я, — заметил Стив. — Слишком холодно, слишком по-английски и слишком обходительно, а ведь он знает, что я готов накинуться на него с топором.
— Ты можешь сделать письмо более непристойным! — предложила я, вызвав у него смех и отказ.
— Это хороший ответ маленькому подонку, — проговорил он. — Я тут же отдам его переписать секретарю, в таком виде, как оно есть. — И только перечитав письмо еще раз, он с любопытством спросил: — Как ты узнала, что Корнелиус был одержим страстью к Полу?
— Об этом говорит все: то, что он взял после смерти Пола его полное имя, что поселился в его доме и стал работать в его банке, что назвал свою дочь именем Викки, кроме того, Сэм Келлер говорил о «таинственных» чувствах Корнелиуса к Полу.
— Я думаю, что он намного больше верен своей жене, чем когда-либо был верен Пол. — Стив тщательно сложил письмо и сунул его в карман. — Он просто без ума от этой странной девочки с рыбьими глазами.
— Она, несомненно, воплощает в его глазах аристократию Восточного побережья. Его, вероятно, мучает чувство неполноценности, поскольку его отец был простым фермером из Огайо. — Я все еще не выпускала из рук пера Стива, машинально рисуя на блокнотном листке сирену, какой представляла себе незнакомую мне Алисию с ее рыбьими глазами. — Чего я никак не возьму в толк, — подумав, заметила я, — так это почему они не займутся воспроизведением своего рода. Почему рядом с ними нет никакого маленького Корнелиуса? Ведь Корнелиус человек из той категории деспотов, которые должны были бы отождествлять орду сыновей с мужской силой, а мужскую силу с властью.
Стив рассмеялся.
— По-моему, дело в том, что он перенес самое худшее из всех возможных осложнений паротита. Тебе известно, что может случиться со взрослым мужчиной, перенесшим такую детскую болезнь, как паротит?
Я содрогнулась:
— Не выношу страшных медицинских историй! — Но мною овладело любопытство. — Бог мой, неужели ты хочешь сказать, что он импотент?
— Кажется, чисто функциональную сторону это не затронуло. Но об орде сыновей можно забыть. — Он пожал плечами, взглянув на часы, и повернулся к двери. — Ну и что? У них есть дети от их предыдущих браков… в мире множество пар, которым гораздо хуже, чем им.
— Но не так много таких разочарованных отцов, как Корнелиус. Это как раз такое несчастье, Стив, которое может повлиять очень плохо на его равновесие. Вся перспектива власти может для него померкнуть, и вся его энергия может направиться на что угодно другое. Боже мой, вспомни, как Генрих VIII принялся крушить все кругом, пытаясь получить наследника!
— Это тот парень с шестью женами? Он мне всегда нравился. Дорогая моя, теперь я должен идти, иначе опоздаю к первой назначенной встрече…
Мы поцеловались и расстались, но я еще долго думала о Корнелиусе, и так, и этак подходя к разгадке его личности и изучая каждую мрачную подробность так же тщательно, как изучала бы расположение фигур противника на шахматной доске.
Корнелиус не ответил на письмо Стива, по постепенно разговоры Стива с Сэмом по телефону становились все более редкими, и наконец совершенно прекратились. Стив направил всю свою энергию на организацию нашего нового эмиссионного банка.
То было беспокойное время для нас обоих, но наконец, все было готово, и 12 февраля 1936 года Стив телеграфировал своим партнерам в Нью-Йорк об отставке, а позднее, объявил об открытии по адресу Милк-стрит, дом двадцать, Лондонского эмиссионного банка «С. энд Д. Салливэн энд компани».
Наше объявление было встречено в Америке, на Уиллоу-стрит, ледяным молчанием.
В Англии было переизбрано национальное правительство, и Болдуин по-прежнему попыхивал своей трубкой. Правительство неуверенно нащупывало пути своей политики, то поддерживая Лигу Наций, то на следующее утро открывая путь итальянской агрессии, а референдум выявил массовую поддержку народом Лиги Наций, идеи разоружения и сдерживания фашистских диктаторов невоенным путем.
В Германии же Гитлер в марте того же года снова оккупировал Рейнскую демилитаризованную зону, и никто не сделал даже попытки его остановить.
— Ладно, не будем думать о Гитлере, — бодро сказала я Стиву. — Нудный человечишко! — Да и действительно я была слишком занята подготовкой к громадному репрезентационному приему по случаю учреждения нового банка, чтобы уделять внимание международным делам. В мае мы давали грандиозный бал-маскарад в «Савое», пригласив туда пять сотен гостей.
— Это будет стоить сумасшедших денег! — заметила я, когда Стив впервые сообщил мне об этой идее, но он лишь рассмеялся и сказал, что мы вполне можем себе позволить такой расход. Это было так, но я слишком хорошо помнила те тяжелые дни, когда жила без гроша, чтобы с легкостью согласиться на эту экстравагантность, да к тому же мое богатство существовало пока еще в основном на бумаге. После уплаты налогов и обустройства банка нас вряд ли можно было считать самой богатой парой в Англии, и из осторожности я учредила трест для детей и основала фонд в обеспечение своей старости. Стиву я об этом ничего не сказала. Я боялась, что он истолкует мои меры как свидетельство недоверия к нему, хотя, по всей вероятности, он, как человек умный, одобрил бы мою предусмотрительность. Однако его отношение к своим деньгам весьма отличалось от моего, и я находила весьма странным, и даже нелепым, что он проявлял мало интереса к доходу после того, как его получал. Его увлекал сам процесс деланья денег, а после того, как комиссионные оказывались благополучно оприходованными, он забывал о них и вновь отправлялся на охоту за деньгами. Он имел лишь весьма отдаленное представление о том, чем занимались его брокеры, и мысль, что он сам может сделать себя сказочно богатым за счет изобретательного распоряжения деньгами, стала уже ему докучать. Пока у него еще были деньги, позволявшие ему ни в чем себе не отказывать, он был всем доволен, и, к его счастью, у него всегда были под рукой необходимые деньги. Но, оставляя без внимания свои личные финансовые дела, не имея представления о состоянии своей чековой книжки, он учитывал деньги клиентов до последнего фартинга.