Шифр фрейлины

– Не могу поверить собственным глазам, что такое возможно, – отозвался он столь же удивленно, как и проповедник. – Причем все эти каналы, храмы, башни сделали какие-то дикари, которые даже не упоминаются в Библии. Поверь мне, Берналь, не пройдет и года, как этот город со всем его великолепием будет принадлежать нам.

На вздернутом подбородке конкистадора отчетливо вырисовывался багровый шрам, полученный в недавней стычке с отрядом ацтеков.

Уже проезжая мимо зверинца, раскинувшегося близ центрального парка, Кортес увидел, как в одной из клеток огромный ягуар раздирал обезглавленное человеческое тело.

– Что за дьявол?! – невольно воскликнул Кортес, попридержав коня. – Они кормят людьми животных?

Берналь лишь усмехнулся:

– Я вижу, командор, у вас слабые нервы, и очень хорошо, что вы не оказались здесь вчера, когда состоялось жертвоприношение богу солнца. Эти жрецы настолько наловчились в своем гнусном ремесле, что специальными обсидиановыми ножами вырезают из груди пленников сердца. Толпе они показывают дымящееся сердце еще до того, как жертвы умрут, а потом кидают сердце прямо в морду идолу.

– Для чего они это делают? – не сумев сдержать омерзения, вскричал Кортес.

– По их убеждению, человеческие сердца и человеческая кровь нужны богу для устройства мира. Для того чтобы солнце продолжало свой путь, чтобы луна не упала на землю, а звезды не осыпались. Тела для них не представляют никакого интереса, а потому они скармливают их животным или…

– Съедают сами? – в ужасе продолжил Эрнан Кортес.

– Именно так. Боже мой, вы побледнели! Я никак не полагал, что вы такой чувствительный.

– Они отстроили большие города, но совершенно не представляют, что такое мораль.

– Вот здесь вы глубоко ошибаетесь, командор. Их мораль не менее высока, чем у аристократов Испании. Они почитают своих господ, на первом месте у них личная доблесть, а на поле брани никто из них не ударит противника в спину, и уж тем более они не станут нападать на врага вдвоем, а то и втроем, как это принято в наших армиях.

– Они что, будут дожидаться, пока враг укокошит их солдата, так, что ли? – зло спросил Кортес.

Зверинец остался далеко позади, но запах человеческой крови продолжал преследовать. Казалось, что им пропиталась вся его одежда, все окружающее пространство, включая листья на деревьях, даже придорожные камни источали скверный запах. А может, так оно и было в действительности.

– Война у ацтеков – это в первую очередь поединки с врагом, кто-то третий не имеет права вмешиваться в их своеобразную дуэль. По-другому это называется доблесть. Если одного убивают, тогда на его место становится другой.

– Чертовы язычники! У них все не так, как предписано христовыми заповедями! Невозможно понять, где доблесть, а где безрассудство и откровенная глупость.

– Даже когда они побеждают, то не убивают своего противника, а пленяют его, чтобы потом принести в жертву. Причем победивший воин должен сказать своему пленнику: «Он мне как любимый сын». А тот непременно должен ответить: «Он мне как любимый отец». И знаете, как называются эти ритуальные войны?

– Даже не представляю. Какое-нибудь гнусное название.

– Вы опять не правы, дорогой Эрнан. Они называются цветочные войны!

– Однако! Эти дикари весьма романтичны, если каннибализм называют цветами.

– Вы зря насмехаетесь. В их государстве весьма развита поэзия, а ацтекский император не лишен поэтического дара. Он вообще покровительствует деятелям искусств.

– Вы говорите так, как будто бы речь идет о просвещенной Европе, а не о каких-то дикарях, одетых в кушаки и перьевые накидки.

– Все мы дети божьи. Среди них немало заблудших, и наша задача – наставлять их на путь истины. А по поводу их дремучести вы явно погорячились. Вот скажите мне, где в Европе вы видели храмы, которые больше этих пирамид? – показал священник перстом на огромное строение с высокими ступенями, уходящими в небо. – И народу в этом городе будет раза в два больше, чем в Риме.

Более честолюбивого человека, чем Эрнан Кортес, проповедник не встречал за всю свою жизнь. Ради воплощения своих честолюбивых планов тот готов был пожертвовать как собственной жизнью, так и вверенным ему экспедиционным корпусом. В Испанию капитан полагал вернуться триумфатором, рассчитывал быть обласканным при дворе, а для этого ему нужно было завоевать столицу ацтеков Теночтитлан и всю Мексику. И надо признать, он был близок к этой цели.

– Надеюсь, что так оно и будет.

– Мы сотрем эту чертовую варварскую религию в порошок, а на этом гнойном капище водрузим крест!

Ацтеки робко выходили из своих жилищ, наблюдали за приближающимся отрядом – кто с любопытством, а кто с откровенным страхом. Неужели сбылось пророчество императора Монтесумы про Пернатого змея, о котором он недавно говорил во всеуслышание с балкона дворца?

На дамбу, соединявшую город с сушей, вышли сотни людей и с интересом принялись наблюдать за приближающимся военным отрядом. На озере в узких лодчонках рыбаки, застыв с сетями в руках, взирали на растянувшийся на дороге отряд. Узкие полотнища чужеземцев, будто крылья летучих мышей, трепетали на ветру. А начищенные копья сверкали на солнце так, что слепили глаза. А кони, укрытые тяжелыми длинными ткаными попонами, выглядели диковинными зверями.

Выстроившись по трое, отряд конкистадоров вошел в тенистый парк, засаженный красивыми тропическими деревьями. Вдоль узких и прямых тропинок, выложенных небольшими разноцветными плитками, росли орхидеи, источавшие тонкий аромат. В глубине парка высились деревянные резные беседки, выкрашенные в различные цвета. Через многовековые кипарисы, посаженные в стройный ряд, просматривался большой пруд, в котором плавало множество птиц.

– Однако эти дикари умеют окружать себя красотой, – признал Кортес. – Такого великолепия не встретишь даже в саду испанского короля.

– Здесь вы правы, командор, даже Венеция не столь великолепна, как этот варварский город.

Для многих, кто знал Эрнана Кортеса во времена учебы в университете, его возвышение было весьма неожиданным. Было известно, что в молодости он обладал необузданным нравом и не упускал возможности помахать шпагой на дуэлях. Во всяком случае, рана, полученная им пятнадцать лет назад от какого-то обманутого мужа, едва не стоила ему жизни и отдалила его давнюю мечту отправиться в недавно открытый Новый Свет. Кто бы мог подумать, что из болезненного изнеженного юнца, который намеревался стать деревенским священником, вырастет бесстрашный конкистадор, задумавший покорить Мексику с ее многомиллионным населением.

– Этот город я преподнесу королю на золотом блюде вместе с головой их императора, – торжественно пообещал Кортес.

Вошли в густой сад, наполненный ароматами. Звучало пение птиц. Не знакомые с Библией индейцы, сами не зная того, воспроизвели на Земле райский сад.

Вдруг на тропу в окружении не менее чем двухсот сановников слуги вынесли резные носилки, украшенные золотом, внутри которых Эрнан Кортес рассмотрел правителя ацтеков. Свита императора, одетая торжественно, в накидках из цветных тканей, сообразно чину, двигалась следом. В глазах сановников Кортес заметил любопытство, замешенное на страхе.

Неожиданно прозвучала короткая команда императора. Аристократы, несшие носилки, послушно остановились и склонили головы, чтобы не встретиться с господином взглядом. И император, высокий жилистый человек, легко сошел на землю и в ожидании посмотрел на Кортеса, ехавшего на лошади.

На императоре, великом Монтесуме, был плащ, сотканный из темно-зеленых перьев каких-то диковинных тропических птиц. Причем каждое перо было вставлено в петлицу изящной тонкой паутины из золота и выложено замысловатым узором. Всмотревшись в центр накидки, можно было увидеть очертания черепа. Тело императора опоясывал широкий кушак с густой бахромой, украшенный вышивкой, в него были вплетены изумруды с рубинами. На голове шапка из длинных зеленых перьев, в основании которой были вплетены золотые пластины. На мускулистых загорелых ногах сандалии с подошвой из золота, а верхняя часть украшена драгоценными камнями, среди которых преобладали изумруды.