Страница 10 из 12
– А с чего ты взял, что именно я его грохнул? – с некоторым вызовом спросил Григорий.
Вновь совершенно некстати хихикнул Иннокентий (наверняка что-то нервное), продолжавший сидеть за столом. Закуска его уже не интересовала. Понять его можно – присутствие чужих и опасных людей способно отбить аппетит у кого угодно.
– Понимаешь, какая вещь… Вот ты даже не удивляешься тому, что он мертв, а ведь об этом еще никто не знает, – хмыкнул Шатун. – Чего ты напрягся? – В голосе вора послышались рычащие нотки. – Я ведь видел его мертвым… Не хочешь спросить, как это я попал в квартиру, когда дверь была закрытой? Отмычкой! Все-таки по своей первой специальности я домушник. Чего ты молчишь? Может, я не прав? Или хочешь сказать, что его замочил кто-то другой? Не ты? Ну? Не слышу ответа!
– Я к этому не имею отношения, – процедил Григорий.
– Тебя как зовут? – неожиданно обратился Шатун к Иннокентию.
– Кеша, – нервно сглотнул тот.
– Вот что я хочу сказать тебе, Кеша, плохи ваши дела. – Повернувшись к Карасеву, жестко спросил: – Тогда почему яйцо Фаберже у тебя? Мне ведь Таранников рассказывал о нем. Не в его правилах болтать о своих успехах, видно, что-то на него накатило, проговорился! Слишком сильная вещь! Даже для него… А тут и вы ко мне подваливаете. В нашем деле такое редко случается. Как бы сказали на фронте – в одну и ту же воронку снаряд не падает.
– Послушай, Шатун… – подался вперед Григорий.
– Стоять! – показал звериный оскал Шатун.
Кто-то крепко ухватил Григория сзади руками за шею, перекрыв дыхание. А крепыш, подскочив, с размаху ударил в блуждающий нерв. Григорий судорожно открыл рот, пытаясь проглотить хотя бы частичку воздуха. Тщетно! Легкие скукожились до величины грецкого ореха и не желали впускать в себя воздух. Кто-то сильно ударил по ногам, сбив на колени, а стоявшие позади, ухватив за волосы, приподняли голову.
Боковым зрением Григорий увидел побелевшее и перекошенное лицо Иннокентия. Еще каких-то полчаса назад они даже представить себе не могли, что вечер, так хорошо начавшийся, может закончиться столь скверно.
И вот на тебе! Расхлебывай теперь по полной!
Шатун легко вышел из-за стола и, присев на корточки, посмотрел в разбитое лицо Григория, перекошенное от боли.
– Никак тебе подурнелось, – посочувствовал Шатун, покачав головой. – Вон как зенки вылупились. Не бережешь ты себя, а здоровье – такая вещь, что его даже за деньги не купишь. Так что ты мне скажешь, милок?
Где-то внутри открылся клапан, и через диафрагму тоненьким ручейком просочился воздух. Первую минуту Григорий просто с жадностью вдыхал, наполняя кислородом каждую альвеолу.
Отдышавшись, спросил, стараясь не отвести взгляда:
– И чего ты от меня ждешь?
Шатун пододвинул к себе стул и, устроившись на нем, теперь посматривал на Григория сверху вниз, подавляя. Во взгляде ничего злодейского. Крупные чуток навыкате глаза смотрели по-доброму, с состраданием.
– Ты его грохнул?
Григорий Карасев хотел распрямиться, но крепкие руки еще сильнее вжали в пол, не давая возможности пошевелиться.
Прямо перед собой он увидел Иннокентия, распластанного на полу, на спину которого взгромоздился «борец сумо» и, злобно стиснув челюсти, выворачивал ему руку.
– Зар-р-раза, – сдавленно прокричал Иннокентий.
Григорий даже не заметил, в какой именно момент толстяк сокрушил Кешу. Рядом с ними валялись опрокинутый на спинку стул и сброшенная со стола закуска – несколько соленых огурчиков, нарезанная селедка.
– Даже если бы это был и я, так что меняет? Тебе нужен товар, ты его и получишь, – огрызнулся Григорий.
– Здесь ты не прав, менять может многое, – мягко возразил Шатун. – Понимаешь, милок, весь вопрос в цене. Чего же мне тогда отдавать деньги за то, что я могу взять даром? Ты же не пойдешь на меня жаловаться легавым, как-то не с руки, если ты сам завалил своего хозяина. На Таранникова мне наплевать, скверный был человечишка. Жадный не в меру! А вот свои деньги я привык считать. Итак, первый вопрос: откуда у Таранникова взялось яйцо?
Голос Павла Шаталова ядовитой змеей проник в черепную коробку и свил себе гнездо. Следует перетерпеть.
Григорий молчал.
Шатун неодобрительно покачал головой.
– В молчанку решил поиграть, милок. Скверно! Видно, ты еще не до конца осознал, с кем имеешь дело. Ты знаешь, почему меня называют Шатун?
– Наслышан, – процедил сквозь зубы Григорий.
– Прекрасно! Так что я могу быть очень нехорошим человеком, а поэтому советую тебе не злить меня. Итак, повторяю, откуда взялось яйцо Фаберже у Таранникова?
– Яйцо Фаберже ему продал какой-то парень… Точнее, их было двое.
– Ты был во время переговоров?
– Был. Но оставался в коридоре.
– Та-ак, это уже лучше. Как их звали?
– Одного из них звали Владлен Лозовский, а фамилию другого я не знаю. Но, кажется, он называл его Назаром.
– Как они нашли Фаберже?
– Говорили, что случайно отыскали в каком-то старом доме с металлоискателем. Они кладоискатели.
– Больше похоже на сказку, – призадумался Шатун. – Хотя чудеса случаются и в наше время. За сколько же они отдали это яйцо Таранникову? Он ведь был скуповат. Деньгами разбрасываться не любил.
– За три миллиона долларов.
– Я не ослышался? За три миллиона зеленых?
– Именно так.
– Значит, вещь действительно очень ценная, если этот скопидом выложил за него такие деньги. А теперь, стало быть, это яйцо находится у тебя.
Григорий отвернулся.
Покачав головой, Шатун неодобрительно произнес:
– Непорядок… Такие деньги и мимо меня проходят. Обидно, знаешь! Куда могли податься эти кладоискатели, может, подскажешь?
– Не знаю.
– Неужели пожалел? Ты бы о себе лучше подумал.
– Мне некого жалеть, переговоров с ними я не вел. Если кто и мог сказать, так это Таранников. Но теперь у него не спросишь.
– Ладно, отложим это дело на потом, – глухо обронил Шатун. – А теперь меня интересует яйцо Фаберже. Где оно?
– Мы так не договаривались, – через сомкнутые зубы процедил Григорий.
– Мы много о чем не договаривались. Итак, я слушаю… Да, хочу тебя предупредить, я очень не люблю ждать. Даю тебе ровно минуту… Потом будем разговаривать в другом месте, но уже с худшими для тебя последствиями. Твое время пошло, – посмотрел на часы Шатун. – Пять секунд…
– Послушай, Павел, давай поговорим по-человечески, – попытался приподняться Иннокентий.
– Двадцать секунд… – бесстрастно объявил Шатун.
– Его здесь нет, – спокойно сказал Григорий. – Неужели ты думаешь, что вещь в несколько миллионов долларов мы будем хранить в обыкновенной хрущевке?
Шатун едва кивнул:
– Вижу, мы начинаем понемногу понимать друг друга. Это хорошо! Так где же она?
Если у Григория оставался хотя бы один шанс, следовало им воспользоваться.
– Это не так просто… Яйцо мы спрятали у своего приятеля. У него бронированный сейф… Лучше места не отыскать.
– Ты меня за фраера, что ли, держишь? С чего это тебе ему так доверять? – покачал головой Паша Шатун. – Такая серьезная вещь должна быть всегда под рукой, чтобы в случае чего уйти вместе с ней. Ты со мной не до конца откровенен. Жаль! А я почему-то считал, что у нас получится разговор. Твоя минута прошла.
– У меня нет!
– Ладно, – поднялся со стула Шатун, – я не гордый, могу поискать и сам. Кирзач! – окликнул он долговязого, стоявшего в проходе. – Давай пошарь на кухне, а я здесь посмотрю.
– А с этими что? Может, грохнем?
– Не зверствуй, поговорим с ними еще.
– Понял, – с готовностью отозвался долговязый и скорым шагом устремился на кухню.
Громко стукнула дверца кухонного шкафа, а с полок, дребезжа, полетели на пол тарелки.
– Поосторожнее, – предупредил Шатун, отшвырнув носком стеклянный осколок. – Тут шуметь ни к чему. Еще не хватало, чтобы соседи полицию вызвали. Мы ведь люди культурные, как-нибудь по-тихому разрешим все проблемы.
Шатун подошел к шкафу и, распахнув его, принялся сгребать на пол сложенные стопкой простыни, свитера, рубашки. Разглядев среди белья женскую сорочку, язвительно спросил: