Страница 24 из 51
В двух десятках ярдов от Ругера с визгом тормозов остановился автомобиль. Развернулся и помчался в противоположном направлении. Ругер уже бежал по лужайке перед домом на противоположной стороне улицы. Внезапно обернулся, выстрелил. Пуля ушла в «молоко».
Теперь Ругер, согнувшись, зигзагом бежал к углу дома. Взгляд Дэйва сквозь прорезь прицела следовал за ним. Локтями Дэйв уперся в подоконник, револьвер держал обеими руками. Ругер вновь остановился, начал поворачиваться, чтобы выстрелить. Дэйв плавно потянул спусковом крючок.
Он не ожидал, что попадет. Но пуля пронзила руку Ругера повыше локтя, вышибла из пальцев револьвер. Силой удара Ругера развернуло, бросило на землю. Он попытался подняться, оперевшись на здоровую руку. Вторая висела плетью.
Встал, повернулся к Дэйву лицом, потом спиной. С правой руки уже капала кровь. От самоуверенности Ругера не осталось и следа. Он оглядывался по сторонам, словно близорукий человек в поисках потерявшихся очков.
Дэйв опять прицелился и выстрелил. Пуля ударила Ругеру в спину. Тот пронзительно вскрикнул, словно девчонка, упал лицом вниз и застыл.
Грохот выстрелов разбудил весь дом. Дэйв вышиб дверь ногой, выбежал в коридор. Женщина выглядывала из своей комнаты. Он зыркнул на нее и она в страхе отпрянула, захлопнув дверь. Он побежал к лестнице. На площадке второго этажа плотный мужчина в майке заступил ему путь. Удар револьвером по лицу. Мужчину отнесло в сторону.
На нижнем этаже кричала женщина. Но никто не смел к нему приблизиться. Он выскочил на улицу. На другой стороне истекал кровью Ругер. Он подбежал к нему. Ругер лежал на животе, тело подрагивало, он жалобно постанывал. Дэйв присел, приложил дуло револьвера к затылку Ругера. И последним патроном вышиб ему мозги.
Теперь уже засуетилась вся округа. Хлопали двери, открывались окна. Издалека донесся вой полицейской сирены. Он помчался со всех ног, ни о чем не думая. Вот и угол Форбелл-авеню. Джилл, застывшая с открытым ртом.
— Дэйв, как ты? С тобой все в порядке?
Он не ответил. Схватил за руку, развернул и увлек за собой.
В такси он переложил револьвер из одного кармана в другой. Руки пахли пороховой копотью. Ему казалось, что ею пропахла вся кабина, и водитель не может не уловить этого запаха. Он сидел, как статуя, подавляя желание оглянуться. Не хотелось увидеть несущиеся следом патрульные машины. Такси они поймали на бульваре Линдена и уже въезжали на Манхэттенский мост. Их никто не преследовал, но он все еще настороженно прислушивался, а не завывает ли вдали полицейская сирена.
Нот и Манхэттен. Он все ждал, когда же на него обрушится чувство вины: он таки переступил через Божью заповедь. Но никакой вины за собой он не чувствовал. Наоборот, считал себя везунчиком. И действительно, он подставил Джилл под пули, вместо одиночного выстрела устроил целый бой и только чудом им удалось ускользнуть. Он стыдился допущенных ошибок, но радовался не покинувшей его удаче. А вот вины он не чувствовал вовсе. Не то, что после убийства телохранителя Лублина. И знал, почему.
На Сорок второй улице они вышли из такси, нырнули в кафетерии. Он встал в очередь к прилавку, а постояв минуту-другую понял, что сейчас ему нужно совсем не кофе. Так что из кафетерия они перекочевали в бар. Сели за столик. Он заказал стопку водки и кружку пива. Джилл пить не стала.
Они закурили.
— Я такая глупая, едва все не испортила, — Джилл покачала головой — Как идиотка…
— Что привело тебя на Лорринг?
— Не знаю. Я ждала, ждала, а ты все не приходил. Я не могла понять, что происходит. Не выдержала ожидания и решила пойти…
— Кончилось все хорошо.
— Я знаю, — на мгновение она закрыла глаза и открыла вновь. — Ожидание так действует на нервы. Я считала себя очень смелой. Когда я пошла к Лублину…
— Тогда ты проявила излишнюю смелость
— Да нет. Я знала, что делаю, представляла себе возможный исход. А в этот раз мне пришлось лишь в неведении торчать за углом и волноваться. Я напредставляла себе черт знает что. Решила посмотреть, что же творится на самом деле. И выбрала самый неудачный момент, не так ли?
— Просто я предложил негодный план. Забудем об этом.
— Извини меня.
— Не за что тебе извиняться. Мы выкрутились.
— Ты уверен, что он…
— Да, он мертв, — контрольный выстрел, пуля в затылок. Мертвее и бывает.
— Тебя никто не видел?
— Видели многие.
— Они нас найдут?
— Не думаю, — он глотнул пива. — Им сообщат наши приметы, и они не знают, кого искать и где. Если б они схватили нас сразу мы бы никуда не делись. Меня могут опознать десяток людей. Но сейчас мы в полной безопасности,
— И что теперь?
— Теперь выписываемся из «Ройялгона». Я собирался позвонить им и сказать, чтобы они оставили за нами номер. Глупость какая-то. Раз мы не собираемся там оставаться, надо забирать вещи, не так ли? Тем более, без некоторых нам не обойтись.
— О чем ты?
— Об одежде. И о патронах.
— Я о них забыла.
— Они нам понадобятся, чтобы разобраться с Краузе.
В «Ройялтоне» никаких проблем не возникло. Они поднялись в свой номер, собрали вещи, позвонили портье и попросили подготовить счет и их автомобиль. С чемоданами спустились вниз. Чек у него взяли без разговоров. Швейцар подогнал «форд» к подъезду. Дэйв дал ему доллар и уложил чемоданы на заднее сиденье. Они сели в машину. Ездили по округе пока не нашли гараж на Тридцать шестой улице, между Восьмой и Девятой авеню. Там и оставили «форд». С чемоданами в руках зашагали к «Морхеду». Поднялись в свой номер по лестнице, не дожидаясь, пока придет лифт.
Около четырех часов дня Дзйв покинул отель, чтобы вернуться с колодой карт, шестью банками пива и бутылкой «V.O.». Они сыграли несколько партий в кункен. Виски и пиво пили из стаканов для воды, обходясь без льда. В шесть он прогулялся в кулинарию, принес сандвичи. Они поели в номере, запивая сандвичи пивом. Купил он и газету, но упоминания о Ругере они в ней не нашли.
— Ты так и не сходил за скрентонскими газетами, — напомнила она.
— Да, считай выбросили целый доллар.
Потом ему захотелось поговорить о перестрелке. Он рассказал жене, как сидел у окна, наблюдая за Ругером, возящимся о сигарой, как целился, что при этом чувствовал.
— Не думаю, что смог бы в него выстрелить, — признался он.
— Но ты же выстрелил.
Потому что изменилась ситуация. Когда в тебя стреляют, некогда рассуждать о нормах морали.
— Ты все равно его убил.
— Не знаю. Но чувства вины я не испытываю. Мне его совершенно не жаль.
— А что ты испытываешь?
— Не знаю.
— А вот я — облегчение.
— Облегчение?
— Мы оба живы, а он — нет. Мы приехали сюда, чтобы рассчитаться с ними, с одним рассчитались, сами вышли сухими из воды, и мне сразу стало легче.
Спать они легли рано. Вероятно, подействовало спиртное. Разделись, залезли в кровать и сразу заснули. О любовных ласках мысли даже и не возникло. Он лишь обнял ее, поцеловал, потом отвернулся и через минуту они уже спали.
Утром она спросила, что им теперь делать, когда выходить на Даго Краузе.
— На какое-то время нам надо затаиться, — ответил он.
— Побудем в отеле?
— Почему нет? Подождем, пока страсти поулягутся. Нельзя забывать про копов. Сейчас, после смерти Ругера, они начеку. А через день-другой спишут убийство на гангстерские разборки. Едва ли они будут лезть из кожи вон, разыскивая нас или оберегая Краузе. Ты помнишь, после убийства Корелли они и пальцем не шевельнули. Наоборот, радовались, что ничего не надо делать. И здесь поведут себя точно так же. Заявят, что разделался с Ругером профессионал, и отправят дело в архив.
Надо дать успокоиться и Краузе. Сейчас он настороже. Полиции он ничего не скажет, но знает, что мы охотимся за ним, поэтому будет оглядываться на каждый шорох. А через три дня убедит себя, что одного убийства нам хватило с лихвой, что мы запаниковали, убив Ругера, и смотались из города. Пусть расслабится.