Медведь и Дракон

– Добрый день, – сказал он, с улыбкой поклонившись секретарше. Она работала на старшего министра китайского правительства по имени Фанг Ган, чей кабинет находился рядом. Девушка была удивительно хорошо одета для обычной служащей в стране, где мода ограничивалась цветом пуговиц на «куртке Мао». Эта куртка являлась такой же частью повседневной формы служащих китайского правительства, как серо-зелёные шерстяные мундиры солдат Народной армии.

– Добрый день, – услышал он ответ секретарши. – Вы – Номури?

– Да, а вы…

– Меня зовут Лиан Минг, – ответила секретарша.

«Интересное имя», – подумал Честер. «Лиан» на мандаринском наречии означало «грациозная ива». Она была невысокой, подобно большинству китайских женщин, с почти квадратным лицом и тёмными глазами. Её самой непривлекательной чертой были волосы, короткие и подрезанные в манере, напоминающей худший период пятидесятых годов в Америке, да и то только для детей из лагерей автоприцепов в Аппалачских горах.

Несмотря на все это, у неё было классическое лицо этнической китаянки, пользующееся популярностью у этой нации, которая высоко ценила традиции. По крайней мере её взгляд говорил об интеллекте и образованности.

– Вы пришли сюда, чтобы обсудить вопрос о продаже компьютеров и принтеров, – произнесла она нейтральным голосом, переняв часть важности и ощущения центральности Поднебесной от своего босса.

– Да, именно так. Я думаю, что вы найдёте наши матричные принтеры особенно интересными.

– Почему? – поинтересовалась Минг.

– Вы говорите по-английски? – спросил Номури на английском языке.

– Конечно, – ответила Минг по-английски.

– Тогда мне будет просто объяснить преимущество этого принтера. Если вы станете транслитерировать мандарин на английский – я имею в виду спеллинг, – то принтер автоматически переставляет английские буквы в иероглифы мандаринского наречия, – объяснил он, доставая лист бумаги из пластмассовой папки и передавая его секретарше. – Сейчас мы работаем над лазерным принтером, который будет ещё лучше.

– А, – заметила секретарша. Качество символов было великолепным, намного лучше, чем у чудовищной пишущей машинки, которой пользовались секретарши для оформления официальных документов – или им приходилось писать печатные символы от руки и затем обрабатывать документы на копировальных аппаратах, в основном типа «Кэнон», тоже японского производства. Этот процесс требовал много времени, был утомительным, и его ненавидели все секретарши. – А как относительно вариантов модуляции?

«Хороший вопрос», – подумал Номури. Китайский язык очень зависит от модуляции. Тон, каким произнесено слово, определяет его истинное значение не меньше, чем в четырех различных вариантах, а также является определяющим фактором, в котором, в свою очередь, проявляется иероглиф.

– Буквы появляются на экране компьютера таким же образом? – спросила секретарша.

– Их можно вывести на экран, просто кликнув мышкой, – заверил её Номури. – Может возникнуть проблема в программировании, поскольку вам приходится думать одновременно на двух языках.

Минг засмеялась.

– О, мы всегда так и поступаем.

«Зубы девушки заметно улучшились бы после визита к хорошему зубному врачу», – подумал Номури. Но таких специалистов в Пекине немного, наравне с другими буржуазными медицинскими специальностями вроде восстановительной хирургии.

Несмотря на все, ему удалось заставить её рассмеяться, а это что-нибудь да значит.

– Может быть, вы хотите, чтобы я продемонстрировал вам наши новые возможности? – спросил офицер-оперативник ЦРУ.

– Конечно, почему бы и нет? – Казалось, что она немного разочарована тем, что он не может сделать это прямо сейчас.

– Отлично, но мне нужно, чтобы вы дали указание внести оборудование в здание министерства. Понимаете, у входа стоит служба безопасности.

– Как я могла забыть об этом? – Номури увидел, что она упрекнула себя за то, что не подумала об этом сама. Лучше запустить крючок поглубже.

– Вы обладаете правом дать такое указание или вам необходимо проконсультироваться с кем-то занимающим более высокое положение? – Наиболее уязвимое место у любого коммунистического бюрократа – это чувство важности занимаемой должности.

Высокомерная улыбка:

– О да, я обладаю правом дать такое указание.

Ответная улыбка Номури:

– Великолепно. Тогда я приду сюда со своим оборудованием завтра, ну, скажем, в десять утра.

– Хорошо. Вас будут ждать у главного входа.

– Спасибо, товарищ Минг, – сказал Номури со своим лучшим дружеским (коротким) поклоном, обращённым к молодой девушке – «и, вероятно, любовнице министра», – подумал агент ЦРУ. В отношениях с ней существуют разные возможности, но ему нужно быть осторожным, как ради неё, так и ради себя.

Вот почему в Лэнгли платили ему так щедро, не считая королевского жалованья, которое он получал в «Ниппон Электрик Компани» и мог забирать себе. Он нуждался в деньгах, чтобы выжить здесь. Стоимость жизни в Пекине была высокой даже для китайца. Для иностранца все было гораздо хуже, потому что для него все было – должно быть – особенным. Квартира была специальной и почти наверняка оборудована аппаратурой прослушивания. Цена продуктов, которые он покупал в специальном магазине, была очень высокой – Номури не возражал против этого, потому что продукты были, несомненно, качественными.

Китай был, по определению Номури, страной тридцати футов. Все здесь выглядело хорошо, даже производило впечатление, до тех пор, пока вы не приблизились на тридцать футов. Тогда вы видели детали, которые совсем не подходили друг к другу. Как ни странно, он обнаружил, что особенно трудно войти в лифт. Поскольку на нём была западная одежда (китайцы считали Японию западной страной, что развеселило бы многих как в Японии, так и на Западе), в нём сразу узнавали «qwai» – иностранного дьявола – ещё до того, как видели его лицо. Когда это происходило, выражение на их лицах менялось, иногда они выражали любопытство, но большей частью оно походило на открытую враждебность. Китайцы отличались от японцев, их никто не учил тщательно скрывать свои чувства, а может быть, им было просто наплевать на подобные тонкости, думал офицер ЦРУ, скрываясь за маской своего лица, застывшего, словно у игрока в покер. Он овладел этой практикой ещё в Токио, и научился этому очень хорошо. Это объясняло, почему он получил приличную должность в НЭК и ни разу не был раскрыт в ходе своей нелегальной деятельности.

Лифт опускался плавно, но по какой-то причине не совсем правильно. Возможно, здесь детали также не были хорошо подогнаны друг к другу. В Японии Номури не испытывал такого чувства. Несмотря на многие недостатки, японцы были компетентными инженерами. Несомненно, то же самое относилось и к Тайваню. Однако Тайвань, подобно Японии, был капиталистической страной, где хороший труд вознаграждался высокой зарплатой, постоянным местом работы и бонусами. КНР все ещё не научилась этому. Китайцы экспортировали массу товаров, но эти товары были или простыми для производства (например, теннисные кроссовки), или производились в точном соответствии со стандартами, установленными где-то ещё и потом тщательно скопированными в Китае (как, например, электронные приборы). Разумеется, это уже менялось. Китайцы были умными людьми, и даже коммунизм мог угнетать их лишь в течение определённого времени. И тем не менее промышленники, которые начинали совершенствовать своё производство и предлагать миру по-настоящему новую продукцию, рассматривались их хозяевами в правительстве как… ну, в лучшем случае как необычайно способные крестьяне. Это было не очень-то хорошо для талантливых людей, которые временами удивлялись, сидя за выпивкой в баре, почему с ними, приносящими богатство в свою страну, те, кто считал себя хозяевами страны и вершителями её судьбы, обращались как с необразованными крестьянами. Номури вышел на улицу и направился к своему автомобилю, не переставая думать о том, как долго это будет продолжаться.