Кремлевский кардинал

– Спасибо, Михаил Петрович.

– Заходите. Хотите чаю?

– С удовольствием. На улице так холодно, – признался Герасимов,

Хозяин и его гость опустились в старинные удобные кресла по разные стороны стола. Александрову нравилось принимать гостей – по крайней мере когда гостями были равные ему и разделявшие его точку зрения. Он налил чай, затем положил в блюдце вишневое варенье. Чай пили в традиционно-русской манере: сначала клали в рот ложку варенья, затем запивали чаем. Разговаривать при этом было не очень удобно, зато все это было по-русски. Александрову нравились старые традиции. Хотя он и строго исповедовал идеалы марксизма, в обыденной жизни главный идеолог партии придерживался обычаев своей молодости.

– Что нового?

– Этот шпион Филитов оказался крепким орешком, – не без раздражения отозвался Герасимов. – Понадобится неделя или две, чтобы получить от него признание.

– Вам следовало расстрелять этого полковника, который…

Председатель КГБ отрицательно покачал головой.

– Нет. Нужно подходить к делу объективно. Полковник Ватутин отлично провел расследование. Ему надо было бы доверить сам арест более молодому офицеру, но я сказал ему, что расследование поручено лично ему, и потому Ватутин воспринял мои слова слишком буквально. В остальном дело проведено почти идеально.

– Вы становитесь слишком великодушным, Николай Борисович. Время для этого еще не настало, – заметил Александров. – Неужели так трудно застать врасплох семидесятилетнего старика?

– Только не этого. Американский агент – женщина – оказалась хорошо подготовленной, как этого и следовало ожидать. У хороших оперативников превосходная реакция. Не будь американские агенты такими искусными, социализм уже давно восторжествовал бы во всем мире, – небрежно произнес Герасимов. Председатель КГБ знал, что Александров живет в своем узком идеологическом мире и имеет самое поверхностное представление о мире реальном. Трудно уважать такого человека, зато нетрудно бояться.

– Неделю-другую можно и подождать, – проворчал Александров. – Меня беспокоит только то, что мы будем заниматься этим, пока в Москве находится американская делегация…

– Мы примемся за дело, когда они уже уедут. Если удастся заключить договор, мы ничего не потеряем.

– Но сокращение вооружения – это безумие! – воскликнул Александров. Главный партийный идеолог все еще считал, что ядерное оружие – это что-то вроде танков и пушек: чем его больше, тем лучше. Подобно большинству политических теоретиков, он не потрудился овладеть фактами.

– Мы сохраним самые лучшие, новейшие ракеты, – терпеливо объяснил ему Герасимов. – Но что гораздо важнее – проект «Яркая звезда» успешно приближается к завершению. Используя открытия наших ученых и то, что нам удается узнать из американской программы, лет через десять мы создадим непроницаемый шит.

– У вас хорошие источники внутри американской программы?

– Слишком хорошие, – ответил Герасимов, опуская чашку на блюдце. – Оказалось, что недавняя информация, присланная нам, была получена там раньше, чем следовало. Часть американской компьютерной программы, попавшей в руки наших агентов, была настолько свежей, что еще не прошла у них окончательную проверку, и в результате была заменена другой. Неприятно, но если уж приходится встречаться с неприятностями, пусть лучше они происходят от излишней активности, чем от недостаточной.

Александров сделал жест, словно отмахиваясь от пустяков,

– Вчера я говорил с Ванеевым, – сказал он.

– Ну и что?

– Он согласен действовать с нами. Мысль о том, что его милая дочь – эта потаскуха – окажется в тюрьме, для него невыносима. Я объяснил, что от него требуется. Все было очень просто. Как только вы получите признание этого ублюдка Филитова, сразу начнем действовать. Лучше не терять времени и добиться всего одновременно. – Академик кивнул в подкрепление своим доводам. В политических интригах он был настоящим мастером.

– Меня беспокоит возможная реакция Запада… – осторожно заметил Герасимов.

Александров улыбнулся хитрой улыбкой, глядя в чашку.

– У Нармонова случится инфаркт. Возраст для этого как раз подходящий. Не смертельный, нет, но ему придется уйти в отставку. Мы заверим Запад в неизменности нашей политической линии – если уж вы так настаиваете, Николай Борисович, я готов даже согласиться на сокращение вооружений. – Он помолчал. – Не следует без надобности тревожить политиков на Западе. Все, о чем я думаю, – это первостепенная роль нашей партии.

– Разумеется. – Герасимов знал, что последует дальше, и откинулся на спинку кресла, чтобы выслушать очередную тираду.

– Если мы не остановим Нармонова, партия обречена! Глупец, он пытается отбросить все, ради чего мы боролись. Не будь во главе государства нашей партии, в этом доме жил бы немец! Без Сталина, который железной рукой вел нас вперед, где бы мы были сейчас? А Нармонов смеет осуждать нашего величайшего вождя – после Ленина, конечно, – поспешно добавил академик. – Наша страна нуждается в сильной руке, одной сильной руке, а не в тысяче слабых! Наш народ понимает это, он хочет этого.

Герасимов согласно кивнул. Однако его не покидало удивление: ну почему этот слабоумный болтливый старик всякий раз повторяет одно и то же? Партии не требовалась одна сильная рука, как бы ни хотелось этого Александрову. Партия сама состояла из тысячи маленьких, жадных, хапающих рук: членов Центрального комитета, местных аппаратчиков, собирающих партийные взносы и твердящих лозунги, участвующих в еженедельных собраниях, которые всем смертельно надоели, но продолжающих свою деятельность, потому что она означала привилегии. Ну а привилегии в свою очередь – это машина, поездка в Сочи и… и бытовая техника фирмы «Блаупункт».

У всех есть уязвимые места, Герасимов знал это. Уязвимым местом Александрова было то, что в партию верили сейчас слишком немногие. Герасимов тоже не верил в провозглашенные ею цели. Однако именно партия руководила страной. Партия порождала честолюбивые устремления. Власть оправдывала все возможные средства для ее достижения, и для Герасимова партия была дорогой к власти. Всю свою жизнь он защищал партию от тех, кто пытался изменить соотношение власти. Теперь, являясь председателем КГБ, олицетворявшего «щит и меч» партии, Герасимов достиг того положения, когда может взять в свои руки бразды правления партией и страной. Александров был бы изумлен и глубоко потрясен, если бы узнал, что его молодой ученик видел во власти свою единственную цель и стремился всеми силами сохранить status quo. Советский Союз будет продолжать медленно тащиться вперед, укрывшись от внешней опасности за своими границами, стараясь распространить свою форму правления на любую страну, где только представится такая возможность. Развитие не прекратится – оно будет вызвано отчасти внутренними переменами, отчасти тем, что удастся получить на Западе, но так, чтобы не слишком увеличивать ожидания, как собирался это сделать Нармонов. Самое лучшее, однако, будет заключаться в том, что власть окажется в руках Герасимова. Опираясь на мощь КГБ, он может не бояться за собственную безопасность – особенно после того, как подчинит себе Министерство обороны. Поэтому он терпеливо сидел и выслушивал напыщенные речи Александрова о партийной идеологии, кивая, когда это требовалось. Постороннему наблюдателю могло показаться, что сцена напоминает тысячи старых картин – насквозь фальшивых, – изображающих Сталина, увлеченно прислушивающегося к словам Ленина, и, подобно Сталину, Герасимов использует эти слова для собственной выгоды. Герасимов верил только в Герасимова.

18. Преимущества

– Но меня только что кормили! – возразил Михаил Семенович.

– Ерунда, – отозвался надзиратель и сунул под нос Филитову свои часы. – Посмотри, сколько сейчас времени, глупый старик. Ешь, скоро тебя вызовут на допрос. – Он наклонился к полковнику. – Почему ты отказываешься рассказать то, что им нужно?