Кремлевский кардинал

Но уничтожить спутник, находящийся в сотнях километров от земной поверхности, в космосе, выше, чем летают самолеты… Какой же ущерб могут причинить эти лучи людям на поверхности земли… Может быть, эти лазеры построены так близко от его страны с другой целью…

– Значит, вы увидели только свет? А нет ли каких-нибудь рассказов об этом месте, о странных лучах в небе?

Лучник покачал головой.

– Нет, я видел этот луч всего один раз. Американцы обменялись разочарованными взглядами.

– Ну что ж, это не так уж важно. Мне поручено передать вам благодарность нашего правительства. Три груженые машины с оружием поступят в ваше распоряжение. Если вам нужно что-нибудь еще, говорите, и мы постараемся вам помочь.

Лучник благодарно кивнул. Он рассчитывал на крупное вознаграждение за русского офицера, затем тот умер, и надежда исчезла. Но эти люди приехали сюда не из-за русского – их интересовали документы и луч света в небе – Неужели это место в Таджикистане настолько важно, что смерть русского офицера рассматривалась как обычное событие? Неужели американцы и впрямь боятся светового луча?

А если боятся даже они, как должен чувствовать себя он?

– Нет, Артур, мне это совсем не нравится, – неуверенно ответил президент. Судья Мур продолжал настаивать.

– Господин президент, мы знаем о политических трудностях, с которыми столкнулся Нармонов. Исчезновение нашего агента окажет ничуть не большее влияние на политическую ситуацию в России, чем его арест сотрудниками КГБ, скорее всего это событие окажет даже меньшее воздействие. В конце концов, зачем КГБ поднимать шум, если они дали ему ускользнуть, – подчеркнул директор ЦРУ.

– И все-таки риск слишком велик, – заметил Джеффри Пелт. – С Нармоновым у нас возникла историческая возможность – он искренне стремится изменить господствующую в России систему. Да ведь это ваши люди занимались оценкой сложившейся там ситуации.

Но у нас был уже такой шанс – и мы его упустили, во время администрации Кеннеди, подумал судья Мур. Хрущева свергли, и наступило двадцатилетие правления партийных чиновников. Вы опасаетесь, что больше нам не выпадет такой благоприятной возможности. Ну что ж, подобная точка зрения оправдана, признал он.

– Джефф, на положение, в котором находится Нармонов, в равной степени повлияют как эвакуация нашего агента, так и его арест…

– Но если его уже раскрыли, почему медлят с арестом? – спросил Пелт. – Что, если ты придаешь всему этому слишком большое значение?

– Этот человек работал на нас больше тридцати лет – подумай только, больше тридцати лет! Представляешь, какой опасности он подвергался, какие сведения мы от него получали? Можешь ли ты представить себе то разочарование, которое испытывал он, когда мы не следовали его советам? Подумай, что значит жить в течение тридцати лет под страхом смертной казни! Если мы оставим его на произвол судьбы, какова цена свободе в нашей стране? – в голосе Мура звучала непоколебимая решительность. Президент был человеком, которого всегда могли поколебать доводы, основанные на принципах справедливости.

– А вдруг в результате этого мы окажем содействие свержению Нармонова? – раздраженно бросил Пелт. – Что, если к власти придет клика Александрова и вернутся прежние времена – снова напряженность в отношениях между нашими странами, новая гонка вооружения? Сумеем ли мы объяснить американскому народу, что принесли в жертву такой шанс ради жизни одного человека?

– Начать с того, что никто не узнает об этом, если сообщение о происшедшем не просочится в средства массовой информации, – холодно ответил директор ЦРУ. – Русские не захотят оповещать мир об этом, и вам это хорошо известно. Во-вторых, сумеем ли мы объяснить, что выбросили этого человека за ненадобностью подобно использованной бумажной салфетке, обрекли его на смерть?

– Но и об этом никто не узнает, если все останется в тайне. – В голосе советника президента по национальной безопасности звучал лед.

Президент шевельнулся. Его первой мыслью было отложить эвакуацию. Как объяснить то или другое? Они обсуждали сейчас наиболее оптимальный способ не допустить, чтобы самому главному противнику их страны был нанесен ущерб. Но ведь мы никогда не сможем сказать об этом публично, подумал он. Если я заявлю, что Россия – наш противник, газеты придут в ярость. У русских имеются тысячи ядерных боеголовок, нацеленных на нас, и мы не должны задевать их за живое…

Он вспомнил те две встречи, когда беседовал с Андреем Ильичом Нармоновым, генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза, с глазу на глаз. Он моложе меня, подумал президент. Их первые переговоры были осторожными, каждый прощупывал своего собеседника, стараясь найти как слабые, так и сильные стороны друг друга, а также возможные точки соприкосновения на пути к компромиссам и поискам общего языка. Действительно, Нармонов – это человек, заглядывающий в будущее, стремящийся, по-видимому, изменить государственную систему России…

Но пойдет ли это нам на пользу? Что, если ему удастся провести децентрализацию экономики, разбудить рыночные силы, предоставить им немного свободы – не слишком много, но достаточно, чтобы экономика пришла в движение? Многие предупреждали его о такой возможности: вообразите страну с политическими устремлениями Советского Союза, опирающуюся на экономику, способную обеспечить гражданский и военный секторы высококачественной продукцией. Вдруг это заставит русский народ снова поверить в свою государственную систему, пробудит у них чувство предназначения, которое существовало в тридцатые годы? Перед нами может оказаться более опасный противник, чем когда-либо раньше.

С другой стороны, ему объяснили, что не существует такого понятия, как немного свободы, – спросите об этом Дювалье в Гаити, Маркса на Филиппинах или призрак шаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви. Инерция событий может вывести Советский Союз из политического средневековья в эру общественной мысли двадцатого века. Для этого может потребоваться поколение, может быть два, но что, если страна начнет превращаться во что-то, напоминающее либеральное государство? Существует еще один урок истории: либеральные демократии не воюют друг с другом.

Ну и выбор мне предстоит сделать, подумал президент. Меня могут запомнить как полного идиота, вернувшего мир к временам холодной войны со всем ее мрачным величием, или как безнадежного оптимиста, надеявшегося укротить леопарда, превратив его в домашнее животное, и обнаружившего в конце концов, что у хищника выросли еще более мощные и острые клыки. Боже мой, спохватился он, глядя на своих собеседников, да ведь я думаю не об успехе, а всего лишь о последствиях неудачи!

Это та сфера, в которой Америка и Россия напоминают друг друга – наши послевоенные правительства не сумели оправдать ожидания своих народов, не так ли? Вот я – президент, от меня ожидают, что я должен знать, что правильно, а что – нет. Именно поэтому народ избрал меня. Именно за это мне платят. Господи, если бы только люди знали, какие мы обманщики! Мы не обсуждаем, как нам добиться успеха. Мы говорим о том, откуда может просочиться сообщение о неудаче, которую мы потерпели в осуществлении своей политики. Прямо здесь, в Овальном кабинете Белого дома, мы пытаемся выяснить, кого винить в неудачном исходе операции, о проведении которой даже еще не приняли решение.

– Кому известно обо всем этом?

Судья Мур развел руки.

– Адмиралу Гриру, Бобу Риттеру и мне – в ЦРУ. Несколько оперативников знают о готовящейся операции – нам пришлось сообщить им. Однако с политическими аспектами они не знакомы и никогда не узнают о них. Это их не касается. Если не считать оперативников, только мы трое в ЦРУ представляем себе полную картину. А теперь в нее посвящены вы, сэр, и доктор Пелт. Всего пять человек.

– Ну вот, а мы начали уже говорить об утечке информации! Черт побери! – выругался президент с поразительной страстью. – Каким образом мы сумели так запутать столь простую ситуацию?