Игра на понижение

На каждую вакансию претендовало человек по шестьдесят, конкуренция была жесточайшей. Места продавались и покупались, и без солидной суммы шансы на попадание в число немногих претендентов были призрачно малы. Ахмед сумел занять денег, но этого все равно было мало.

Башар аль-Джафари был дальним родственником Ахмеда, и тот всегда называл его дядей. Родом он был из Дамаска, что позволяло ему быть своим в западной части страны. Но при этом долгое время прожил в Пенджабе, служил в армии во время войны с Индией и переселился в Дамаск вместе с массой беженцев с опаленного атомным пламенем Востока. Благодаря чему имел хорошие отношения с пенджабской и синдской общинами.

Начав в Каире с мелкой коммерции, Башар вскоре оказался замешан в войну местных уличных группировок с беженцами и, благодаря тому, что за своего мог сойти для обеих сторон, приобрел невиданный авторитет по улаживанию спорных вопросов.

К нему-то Ахмед и обратился со своей просьбой. Башар спросил, какой суммой тот располагает, и некоторое время молчал, что-то прикидывая. Потом посоветовал приобрести пилотскую лицензию и даже пообещал добавить денег.

Для обделенной путями сообщения Луны основным средством транспорта на дальние расстояния были «Кузнечики» – дешевые суборбитальные катера местного сообщения. Конкурс среди пилотов был куда ниже, чем среди неквалифицированного персонала, но там требовалось сдавать экзамены, и не чиновникам вербовочного бюро, сказочно обогащавшимся на поставке рабочей силы, а международной комиссии под эгидой Космического комитета ООН.

«Дурак, – без обиняков сказал Башар, когда Ахмед поделился с ним своими опасениями. – Кто тебя заставляет подавать документы на место пилота? Заяви о желании пойти по категории неквалифицированного персонала и приложи к прошению пилотскую лицензию. В вербовочном бюро сидят не дураки, они предпочтут взять человека, имеющего смежную специальность, да еще и квалифицированную. Заморачиваться проверкой подлинности не будет никто. Ну и я еще поговорю кое с кем…»

Очевидно, его разговор оказался удачным, поскольку для Ахмеда игольное ушко комиссии по вакансиям неожиданно расширилось до размеров дупла в баобабе, и спустя пару месяцев он позвонил Башару уже с международного космодрома Кейп-Йорк за день до отлета.

– Чем я могу отблагодарить вас, дядя?

Экран оставался черным, Башар не пожелал включать видеосвязь и долго молчал. Когда Ахмед уже решил, что звонок сорвался, донесся ответ:

– Просто не забывай своего дядю. Когда свидимся, тогда и решим, как рассчитаться.

Три года отпахав на ремонте канализации и вентиляционных систем на базе «Армстронг», Ахмед решил перезаключить контракт без возвращения на Землю, тогда подобные вольности еще допускались. Тут пригодилась купленная лицензия – пилотов оставляли более охотно. Пришлось пойти на курсы повышения квалификации, на которых Ахмед получил свой первый пилотский опыт. Инструкторы злились на нерадивого курсанта, но Ахмед был старательным учеником, ночами просиживал на тренажерах, да и «Кузнечики» любой модификации были довольно простыми машинами.

Пилотом стать не получилось, но два года сервисного обслуживания аппаратов для лунных трасс дали ему по-настоящему бесценный опыт. Такой, что однажды, вложив все, что у него было, и взяв в долг, он купил старый, предназначенный под списание «Кузнечик», расторг контракт в одностороннем порядке и ушел на «вольные хлеба».

Пилоты вообще зарабатывали неплохо, и Ахмед надеялся отбить вложенное за год. Но на постоянную работу его не брали, а вырученного от частных контрактов едва хватало на постоянный ремонт «сыплющейся» машины.

После катастрофы в Заливе Радуг, при которой жертвами взрыва и пожара на металлургическом производстве стали полторы сотни человек (огромная для ничтожного населения Луны цифра), когда Международная администрация озаботилась выдворением обратно на Землю всех, чей срок пребывания на спутнике превышал шесть лет, стало совсем плохо. Ахмед перебрался на базу «Ди Лула – да Сильва», расположенную в отрогах кратера Стеклов на обратной стороне Луны, и неожиданно нашел там применение своим способностям.

«Ди Лула – да Сильва» являлась венцом развития бразильской национальной лунной программы, благополучно почившей после вступления страны в Международный лунный проект. Простояв почти десять лет законсервированной, база была облюбована анархической вольницей полуученых-полусектантов, многие из которых искали следы кутриттера, сброшенного на Луну инопланетным разведчиком после неудачного контакта четверть века назад, другие просто изучали спутник, используя негосударственные и некорпоративные источники финансирования. Базировались здесь и мародеры – искатели лунных сокровищ, как правило – драгоценных камней.

База выгодно отличалась и от насквозь зарегулированных ооновских лунных городов и производственных баз, принадлежащих корпорациям, ведущим на спутнике хозяйственную деятельность. Международная администрация давно точила зубы на неподконтрольный объект, но шумные протесты всегда заставляли ее отступить ни с чем.

Здесь постоянно ощущался недостаток квалифицированного персонала, и пилота, да еще со своим катером, приняли с распростертыми объятиями. И на превышение контракта тут смотрели сквозь пальцы – многие из старожилов имели лунный стаж куда больше, чем у Ахмеда.

Почти год он развозил по обратной стороне Луны исследовательские экспедиции, пока не познакомился с группой бывших мародеров, ушедшей из сомнительного бизнеса и занявшейся селенологическими исследованиями в интересах консорциума «Moon international group». Группу возглавлял Хорьхе Пассош, и специализировалась она на гравиметрических методах.

– Понимаешь, Ахмед-джан, – втолковывал ему гравиметрист Вадим, – Луна – крайне интересный объект. Образовалась она из того же вещества, что и Земля, но масса ее настолько меньше, что земное притяжение чуть не вывернуло Луну наизнанку. Выветривания нет, все шрамы, которые у нас давно исчезли, здесь на виду. Ядро давно дегазировалось, раздутие прекратилось, отсюда вторичные очаги расплавов, масконы и прочие прелести. Понимаешь, дурилка картонная?

Ахмед кивал.

В этот раз они были в сокращенном составе: Ким Джанли, второй специалист группы, умудрился надышаться в лаборатории на базе какой-то дрянью и сейчас пребывал в госпитале. Ахмед уверенно посадил «Кузнечика» на заранее присмотренную ровную площадку, там, где «Цепь Менделеева», цепочка находящихся на одной линии небольших кратеров, ближе всего подходила к валу кратера Ричардс. Орбитальное сканирование давало основание подозревать здесь «пузырь» – полость в глубине лунных пород, образовавшуюся, когда выделяющиеся из расплавленной лунной магмы летучие вещества не смогли пробить себе путь к поверхности. Загвоздка была в том, что «пузыри» встречались только в материковой породе, а в кратерном море, которым фактически являлся кратер Менделеева, да еще и перепаханном вторичными, более молодыми кратерными образованиями, никаких «пузырей» не могло быть просто по определению. Вадим, глядя в прозрачную плоскость экрана, где цветными кляксами изображалась гравитационная карта участка, начинал хмуриться, терзать длинный подбородок и бормотать что-то о несовершенстве аппаратуры.

Поскольку одного человека у них сегодня не хватало, то помогать селенологам разворачивать аппаратуру пришлось и пилоту. Часа три они выгружали из трюма модули, на самоходной тележке отвозили их на заранее намеченную площадку на дне неглубокой, идеально круглой впадины, состыковывали. Наконец мобильная буровая вышка с мигающим красным огоньком на вершине, кубик аппаратного блока и надувная гермокабина с крохотным шлюзом были готовы к работе.

– Перерыв, – скомандовал Пассош. – Пару часов передохнем. Заварите нам чаю, Ахмед?

К работе они вернулись через два с половиной часа, когда из-за стены кратера показался краешек восходящего солнца и от всех предметов по лунной пыли протянулись длинные тени. Термобуру понадобилось около часа, чтобы прожечь десяток метров породы. Но когда они предположительно достигли свода «пузыря», автоматика внезапно заблокировала работу. Над распределительным блоком, нагнетавшим в рабочий орган керосин и кислород под давлением в семь атмосфер, вспыхнул красный проблесковый маяк, в динамиках скафандров раздалась пронзительная трель.