Страница 29 из 38
Когда насмешливо-равнодушный женский а умоляющий мужской голоса затихли в динамике прослушивающего устройства, Мортон, оставив магнитофон включенным, побежал к шефу. Думал удивить новостью, но шеф скучно посмотрел на него и, как тогда, кинул через стол письмо. Это была официальная просьба управляющего Музеем искусств направить в музей двух-трех детективов, поскольку, по его точным сведениям ожидается налет на главный экспозиционный зал.
— На этот раз письмо не срезано? — спросил Мортон и сам устыдился ненужности вопроса. При чем тут срезано — нe срезало, когда такие вести.
— Фо даже не видел письма. Я сам вскрыл конверт, — сказал шеф.
— Разве оно пришло не по почте?
— Управляющий принес.
— Лично?!
— Именно… Хитрит он что-то.
— Чего уж хитрить. Все ясно. Не удивлюсь, если сегодня возле музея соберется толпа.
— Из толпы легче наблюдать.
— Прошу прощенья, шеф, но следует сторожить внутри. Надо брать с поличным.
— А снаружи с поличным не взять?
— Слишком много слухов связано с этим музеем. Нечисто там…
— Ты веришь в нечистую силу?
— Такая служба — всему приходится верить,
— Всему верить — ночей не спать.
— Эту ночь кому-то придется не поспать.
— Желаю успеха. Ты и Роланд справитесь?
Мортон пожал плечами. Сначала он пожалел, что выскочил с этим разговором, потом подумал о куше, который наверняка можно будет сорвать с управляющего, и успокоился. Это если обойдется без стрельбы. Иначе от скульптур останутся одни мраморные крошки.
— А ведь, пожалуй, управляющий не позволит сторожить внутри, — сказал он.
— Сам решай. Сдай прослушивание негодяю Форресту, забирай Роланда и действуй…
За Роландом числились два недостатка: он был слишком длинным и совсем не умел стрелять. В тире все пули у него оказывались кривыми. Но недостатки компенсировались достоинствами. Он, как гончая, мог догнать кого угодно. И хватка у него была как у гончей: сразу за горло. В азарте мог и придушить, и за ним приходилось присматривать, поскольку газетчики и без того писали про полицию, что она поставляет в суд больше трупов, чем живых преступников.
Но даже Мортон не знал всех недостатков Роланда. Оказалось, что он уже несколько раз побывал в музее. Не в качестве детектива, а как любитель искусств. Это уж было черт знает что: эстет в полиции! Мортон не ждал ничего хорошего от этого своего открытия. Но перерешать с помощником было уже некогда, и он всю дорогу, пока шли до музея, терпеливо слушал восторженные восклицания Роланда. И удивился многоликости жизни: если верить Роланду, в тех скульптурах, помимо их ненормальной стоимости, было еще что-то.
— Искусство! — восклицал Роланд.
Это было понятно: телевизор тоже искусство, и те бестселлеры, которые Мортону приходилось читать на дежурствах, и головокружительные сальто-мортале автомобильных гонок, и мало ли еще всякого будоражащего. Но все стоило денег, все делало деньги, и ясно было, что, чем больше денег, тем выше искусство. И за скульптурами он признавал немало достоинств, если уж дохленькая богиня оценивалась в два миллиона. Не понимал только, чего на нее смотреть часами, когда точно известна стоимость? Но ведь смотрят. Теряют время и деньги. Сам видел очереди возле музея. Не может же быть, чтобы так много было сумасшедших в одном городе.
— А та богиня, что, как настоящая? — допытывался Мортон и сам морщился от такого сравнения: за два миллиона он мог бы купить целый батальон живых богинь.
— Она — сама красота! — вдохновенно говорил Роланд.
— Лучше манекенщицы Бетти?
— Это же искусство! — снова, как заклинание, повторял Роланд. И Мортону начинало казаться, что все так называемые «любители искусства» похожи на говорящих попугаев: только повторяют слова, считая их высшей мудростью, и не понимают смысла.
— Ладно, сам увижу, — сказал Мортон.
Улица перед Музеем искусств была полна народа. Огромные рекламные щиты, вывешенные на фасаде серого здания, с нагловатостью опытных зазывал расхваливали достоинства экспонатов, собранных, как сообщалось, со всего света. Были тут драгоценности фараонов, короны самых расточительных монархов, редчайшие скульптуры не отличающихся целомудрием храмов Востока п отличающихся бесцеремонностью храмов Запада. А главный экспонат — мраморное изваяние голой богини, стоившей два миллиона, — был изображен на таком большом щите, что становилось не по себе: ну как упадет!..
Управляющий музеем, невысокий лысеющий господин с холодными глазами и тренированно-гостеприимными жестами, не понравился Мортону. Про таких он говорил, что они брали уроки у сатаны, встречающего грешников в аду. Но полицейскому не приходится выбирать клиентов. Мортон постарался изобразить на лице такую же приветливо-гадливую улыбку и сразу попытался «взять быка за рога», потребовав объяснений. Но управляющий объяснять ничего не стал, сказал только, что эту ночь им всем придется провести в музее: ему — в засаде, ему — в своем кабинете, и предложил пока пройтись по залу, посмотреть экспозицию.
— Сберечь ценнейшие экспонаты — дело нашей чести, — высокопарно сказал он. — Ваши старания не останутся не замеченными.
— И неоплаченными, — подсказал Мортон, любивший ясность в таких делах.
— Разумеется.
— Тогда о'кэй! Пошли, Роланд.
В зале было не протолкнуться. Скульптуры находились в глубоких нишах и очень эффектно вырисовывались па фоне черного бархата. Свет на них падал из каких-то незаметных щелей, но света совсем не было видно, и, казалось, что скульптуры светятся сами по себе. Но что больше всего поразило Мортона, так это отсутствие охраны. Даже возле знаменитой богини не стояли полицейские. Мортон долго смотрел на богиню, заходя с той и с другой стороны, и никак не мог понять, что в ней такого драгоценного. Вся в пятнах от старости и небольшая — по колено нормальному полицейскому, — она не производила на Мортона никакого впечатления. Попадись такая игрушка где-нибудь при обыске, отбросил бы, даже не поинтересовавшись. Давно замечал Мортон, что люди, которые с жиру бесятся, нарочно выдумывают ценности и, может, оттого не беднеют. И теперь, снова удостоверившись в этой истине, он подумал, что не так живет. Вот бы разрекламировать какие-нибудь старые ботинки, заявить, будто в них первый гангстер Боб Дай совершил свое последнее преступление. Главное — погромче кричать, убедить, и тогда ботинкам цены не будет. Только какие же нужны деньги, чтобы переорать всех лжецов, желающих разбогатеть?!
— Ты чего?
— Чего?
— Чего, говорю, рот разинул? Не заглядывайся, тут у них особая система охраны. Сунешься, а тебя лучом лазерным по башке…
Длинный Роланд стоял перед Мортоном, на голову возвышаясь над ним,и говорил громко, чтобы все вокруг слышали, чтобы не мечтали зазря. И все, стоявшие рядом, заинтересованно повернулись к нему.
— Вот если выключить лазер, тогда другое дело. Но где выключатель? Это самая главная их тайна…
— Нету его, — сказал стоявший рядом сухощавый человек с быстро бегающими глазками.
— Чего нету?
— Выключателя. И лазера тоже. Ничего нету.
— Может, и скульптур нету? — сыронизировал Роланд.
Говоривший посмотрел на скульптуру в нише, подумал, пожевав губами.
— Я знаю только, что тут нечисто.
— А кто ты такой?
— Никто. Чую просто. Я всегда чую.
— Ну и что же ты чуешь? — заинтересованно спросил Роланд.
Человек осмотрел его с ног до головы.
— Чую, что не зря вы тут слоняетесь.
— Тебе бы репортером работать.
— А я и есть репортер.
Роланд захохотал, подергал носом.
— Раз газета заинтересовалась искусством, значит, и верно чем-то пахнет.
— Точно, — сразу ответил репортер. — Раз полиция заинтересовалась искусством, значит, чем-то пахнет.
Толпа все прибывала, возбужденно гудела. Слышались голоса: «газетчики», «полиция»… Слова эти действовали на люден как позывные телевизора. Мортон понял, что если они еще немного так «побеседуют» в толпе, то любопытные до утра не разойдутся и ночной бдение в музее будет пустой тратой времени. Дернув Роланда за рукав, он демонстративно пошел к выходу.