Страница 24 из 41
— Здесь кто-то был, — сказал Шельбаум, когда они подошли к своей квартире на четвертом этаже. С легким кряхтением он наклонился и поднял конверт.
— Это подбросил Нидл, — сказал он, читая записку на обороте конверта. Он помог жене снять пальто, разделся сам и прошел в гостиную. Здесь он долго стоял рядом с книжной полкой и рассматривал на стене гравюру Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол», что он имел обыкновение делать, когда о чем- то размышлял.
— Что-нибудь особенное? — спросила жена озабоченно.
— Нет, Софи, — ответил он. — Я уже знал, что Видингер едет в Испанию на полицейскую выставку в Мадриде. Потом он посетит различные учреждения испанской полиции. Сопровождает его комиссар Зандер. Тем временем я должен буду замещать Видингера в отделе. Есть у нас что-нибудь выпить?
— Я заварила чай.
Шельбаум вышел из гостиной. Софи не была любопытной, но слова мужа заинтересовали ее. Раскрыв записку, она прочла: «…Наши испанские коллеги весьма чувствительны. Мы не хотели бы ставить их в неловкое положение. Поэтому проявите понимание и воздержитесь от участия в поездке. Согласно рангу и выслуге лет Вы будете замещать меня в отделе…»
«Вот оно что, — подумала фрау Шельбаум. — Как деликатен господин Видингер, даже его оскорбления заметишь не сразу».
Несмотря на холодный вечер, терраса виллы Фридемана была ярко освещена. Четыре шарообразные лампы на железных стойках обрамляли выложенный плитками прямоугольник, откуда широкая лестница вела в сад.
В саду у террасы стояла скамейка, на которой, скрываясь в темноте, сидела женщина. Едва наверху открылась дверь, онаподняла голову, Подошедшая к парапету Карин Фридеман узнала Ковалеву.
— Подойдите ко мне, мое дитя, — сказала Ковалева, которая в обращении о юным поколением усвоила особый театральный тон. — Я спряталась здесь, чтобы поскучать. Поскучайте и, вы со мной.
Карин хотелось побыть одной, но вежливость не позволила ей отказаться от приглашения. Она спустилась по лестнице и села рядом со старой женщиной.
— Вам, я вижу, не по душе эта суматоха? Есть ли там хотя бы пара славных молодых людей? — продолжала разговор Ковалева.
Скучные юноши и глупо хихикающие девицы, танцевавшие в зале, по мнению Карин, никак не заслуживали названия славных молодых людей. Однако, не испытывая к Коваловой особой симпатии, она ответила:
— Хотела бы я знать, чего им надо от моего дяди.
— Загадка легко разрешима, — сказала Ковалева. — Компаньоны вашего дяди имеют ведь и другие обязанности. Вот они и посылают вместо себя своих детей, чтобы не обидеть хозяина.
— А почему вы здесь?
— Из-за старой привязанности к вашему дяде. Мы сравнительно давно знаем друг друга. Таким приемом он каждый год отмечает юбилей своего дела. Вы до сих пор не присутствовали на подобных сборищах?
— Я училась в Граце, — сказала Карин.
— Ну, многого вы не упустили. Дело обычно оканчивается скандалом. Ваш дядя может быть просто невыносимым. Сегодня он, например, вообразил, будто я плохо отозвалась о нем в беседе с Кнауером, старостой ССА в Хитцинге.
От ночного холода Карин начала дрожать, ей хотелось уйти, но она не знала, под каким предлогом отвязаться от Коваловой.
— Не понимаю, почему он так возится с людьми из этой организации, — сказала она, зябко пожимая плечами.
Щелкнув зажигалкой, Ковалева закурила.
— А почему бы и нет? — спросила она, с наслаждением выпуская дым.
— Он ведь был в концлагере, а члены ССА…
— Возможно, ваш дядя видел не так уж много плохого…
А остальное стерлось из памяти. Теперь времена изменились, и дела важнее, чем воспоминания…
— Я нахожу это гнусным.
— Но, дитя, — сказала Ковалева вкрадчиво. — Я ведь говорю за вашего дядю, а не за себя.
На террасе распахнулась дверь, и кто-то крикнул: — Карин, где ты?
— Моя тетка, — торопливо сказала Карин. — Я должна вернуться. Вы идете? Становится прохладно.
— Идите, идите, — ответила Ковалева. — И желаю хорошо повеселиться.
Дора Фридеман была в нервно-возбужденном состоянии. Когда она вернулась домой, между супругами разыгралась бурная сцена. Фридеман был совершенно уверен, что у жены есть любовник, и лишь боязнь того, что она не сможет выйти в этот вечер к гостям, удержала его от желания избить ее.
Карин последовала за теткой в комнату, примыкавшую к веранде. Вальтера Фридемана здесь не было. Карин обнаружила его, когда заглянула в зал. Музыка только что закончилась, и девица, с которой танцевал Фридеман, стояла у лестницы, ведущей на второй этаж. На гостье было платье с глубоким вырезом. Фридеман, нагнувшись, дул ей в вырез, что, казалось, девицу забавляло больше, чем самого хозяина.
— Когда покончишь с этим, — холодно сказала проходившая Дора, — позаботься и о других гостях.
Девица улизнула. Вальтер Фридеман захохотал, потом его взгляд упал на Карин, и он смолк. Рыжеволосый, веснушчатый парень вставил новую кассету. Когда зазвучала музыка, он пригласил Карин на танец. Фридеман одобрительно посмотрел им вслед и исчез в соседней комнате.
Из кухни донесся шум. Карин извинилась и — пошла посмотреть, что случилось. Анна разбила тарелку и теперь ревела, Дора в ярости орала на нее, Хеттерле склонилась над кухонным столом и молча наблюдала разыгравшуюся сцену. Хотя обычно она и ладила с Дорой, но на этот раз должна была взять себя в руки, чтобы не наброситься на хозяйку с кулаками. Именно Дора, по ее мнению, была виновата в том, что она вынуждена остаться у Вальтера Фридемана. Он обвинял ее, будто она вместе с Дорой ведет игру против него. В лучшем настроении он бы, наверное, разрешил ей выйти замуж за бакалейщика. Карин посмотрела на часы, висевшие над дверью.
— Когда же будет конец этому, Лиза? — спросила она.
Хеттерле пожала плечами.
— В двенадцать, в три — кто знает?
— Не понимаю, — сказала Карин.
— Такие торжества редко заканчиваются нормально, — добавила Хеттерле. — Сама увидишь.
В дверь просунулась голова Фазольда.
— Лиза, немного столовой соды… У меня опять изжога…
— Это потому, что ты слишком много заливаешь в себя, — зло ответила Хеттерле. Она достала пакетик из кухонного шкафа, насыпала немного порошка в стакан и наполнила его водой.
Фазольд поблагодарил и выпил мелкими глотками. ― Неплохо веселитесь? — спросил он Карин, робко улыбаясь/
— Спасибо, сойдет, — ответила она сдержанно. — А ты?
— Я удрал, — сказал Фазольд с той же робкой улыбкой. — Они там начали играть в азартные.
Фазольд чувствовал себя так, будто бы сидел на пороховой бочке. Когда он пришел вместе с Деттмаром, Фридеман очень удивился и, как всегда, высказался в довольно нелюбезной форме. К счастью, в этот момент гостей было еще мало, так что Фазольд смог отвести хозяина в сторону и сообщить ему, чего хочет Деттмар.
— Почему он мне сам об этом не скажет? — спросил Фридеман.
— Я обещал замолвить перед тобой словечко.
— Что? Именно ты? — Фридеман расхохотался. — Не смеши меня!
— Ты не сердишься на меня за то, что я его привел? — спросил боязливо Фазольд — Я не мог отвязаться от него.
— Ну почему же? — Фридеман успокаивающе похлопал его по плечу.
— И ты поговоришь с ним?
Фридеман вновь расхохотался.
— Обязательно. Будь уверен. Но он должен немного подождать. Сначала должен закончиться этот обезьяний цирк.
В этот момент мимо них прошла Дора. Лицо Фридемана исказила злая гримаса.
— Эта мерзкая баба изменяет мне! — прорычал он. — Ты не знаешь, с кем она путается?
Фазольд пожал плечами, внутренне содрогаясь. С большим трудом он владел собой. Нет, так дальше не пойдет. Между ним и Дорой все должно прекратиться. Она должна наконец понять, что, если Фридеман пронюхает об их связи, это приведет к катастрофе. Страх проникал до желудка — Хеттерле ошиблась, когда сказала, что он слишком много выпил.
— Во что там играют? — спросила Карин.
— Покер, баккара или двадцать одно, — ворчливо сказала Хеттерле.