Страница 16 из 41
…А это, оказывается, очень приятно — посидеть на постели. Задачи решать, в конце концов, тоже оказалось приятно. И на палату на мою посмотреть тоже очень приятно. Хорошая палата, и хорошая больница. С удовольствием можно поболеть здесь с недельку, особенно если ты совершенно здоров.
Ага, за мной, оказывается, наблюдали, потому что стоило мне усесться и оглядеться, как тут же дверь отворилась и в палату вошел очень приятный человек. Правда, сначала я увидел не то, что он приятный, а то, что он без белого халата. А он тем временем прошел к моей кровати, уселся на ней у меня в ногах, улыбнулся и сказал:
— Доброе утро!
— Привет! — помахал я ему в ответ рукой.
Помолчали, поулыбались. Потом я спросил:
— Вы врач?
— Никак нет.
— Так кто же вы? Медбрат?
— Ни боже мой!
И тогда я слегка удивился — не тому, что посетитель оказался просто посетителем, а последнему его восклицанию — ведь так выражались в нашей компании. Не спрашивайте, почему я не накинулся, на гостя с вопросами, — я знал, что все равно он мне все скажет, никуда не денется, И гость заговорил первым:
— Пора знакомиться. Я Олег.
— Я тоже, — кивнул я головой, — но вы ведь это знаете, не так ли?
— Разумеется! И еще я знаю кучу всяких вещей, которые и вам было бы весьма пользительно и приятно узнать, поэтому я, собственно, и пришел, но спешить мы не будем, ладно?
— Ладно, — согласился я, но он, очевидно, не вполне мне поверил, потому что стал объяснять:
— Видите ли. объем сведений, которые я должен буду вам сообщить, столь велик и столь необычен, что вряд ли вам удастся задавать вопросы по делу. Это вовсе не значит, что вам возбраняется задавать вопросы, спрашивайте на здоровье, но нет — я буду поступать так отнюдь не из желания что-либо скрыть, а просто…
— Понимаю, — перебил я его, — просто узнавать надо по порядку, а мои беспорядочные вопросы не всегда будут удовлетворены, так?
— Именно! — восхитился Олег. — Впрочем, кому, как не нам с вами, понимать друг друга с полуслова? На это есть причины, и довольно веские, вы вскоре узнаете, а пока поверьте, что нам следовало бы уже перейти на «ты».
— Верю и согласен.
— Вот и прекрасно, — сказал Олег и полез в карман за сигаретами. Оказались мои любимые, тбилисский «Люкс», но я, и в начале-то не очень склонный к удивлению, сейчас и вовсе воспринимал все как должное — у приятного человека и сигареты должны быть приятными. Без лишних раздумий я потянулся к пачке. Олег пододвинул ее мне, а потом вдруг спросил: -
Разве ты куришь натощак?
Я действительно не курю натощак, просто сейчас я забыл об этом, а тут сразу вспомнил, и ужасно захотелось есть. И тогда Олег, ни слова не говоря, сунул свою сигарету обратно в пачку, пачку положил мне на тумбочку, а сам вышел за дверь и мгновение спустя вернулся, толкая перед собой столик на колесах. На столике дымил кофейник и стояла кастрюлька. Олег поднял крышку, и я увидел сосиски с тушеной капустой. Недолго думая, я ткнул в сосиску вилкой, обмакнул в горчицу, поднес ко рту, откусил половину и спросил жуя:
— А вы что же?..
— Благодарствуйте, — отвечал Олег, — я никогда не закусываю. — И тут мы уже не улыбнулись, а рассмеялись — мы вполне понимали друг друга.
Ели молча, стараясь побыстрее управиться с завтраком, чтобы возобновить беседу. Когда с сосисками было покончено, я взялся за кофейник, но Олег опередил меня, разлил кофе по чашкам. Я схватил чашку, обжигаясь, проглотил кофе и поставил чашку на блюдце. Одновременно со мной звякнул о блюдце своей чашкой Олег. Я откинулся на подушку, прислонив ее к спинке кровати. Олег откинулся к противоположной стенке, мы глянули друг на друга и хором произнесли:
— Ну-с, а теперь закурим.
На этот раз я уже не рассмеялся. Я внимательно посмотрел на Олега, протянул ему пачку с тумбочки, и он стал перебирать в ней пальцами, пока не выбрал себе сигарету. Я последовал его примеру, выбирая сигарету с плотно приклеенным фильтром: бывает у моего любимого «Люкса» такой недостаток — плохо приклеенный фильтр; затем я стал разминать сигарету в пальцах и продолжал смотреть, как то же самое делает Олег, потом я бессознательно потянулся туда, где обычно в правом кармане пиджака держу спички, а Олег тем временем вытащил из правого кармана своего пиджака коробок, зажег спичку, дал мне прикурить, прикурил сам и погасил спичку, помахав ею в воздухе.
Все его жесты были мне очень знакомы.
Сейчас Олег курил, выпуская дым через как-то странно искривленные тонкие губы.
Я выпустил дым, опустив левый уголок рта, и подумал, что ничего странного в его искривленных губах нет; я и сам их искривляю точно так же. Вот именно точно так же.
Тогда я спросил:
— Кто… вы?
— На этот вопрос мне придется ответить, хоть он и не в очереди, — улыбнулся Олег и продолжил цитатой из моей любимой книги: — «Дабы не дать твоему изумлению развиться до степени болезненной…»
Цитата подействовала на меня успокоительно, но Олег тут же продолжил:
— Я — это ты.
«Готово дело, — мелькнуло у меня в голове, — я в больнице!» Вот откуда отдельная палата и май за окном! У меня была амнезия, и я ничего не помню. А это либо псих из соседней палаты, либо врач с каким-то диким методом лечения, либо… либо моя галлюцинация».
Нестерпимо захотелось проверить последнее предположение — надавить на глаз, но сделать это было как-то неудобно. Однако Олег, по-прежнему улыбаясь, кивнул, и я надавил, подумав при этом: «Плевать! Не хватало еще стесняться психов, врачей, а тем более собственных галлюцинаций!» Олег раздвоился, но никуда не исчез. Оставалась первая альтернатива.
— Ты не в больнице, — заговорил Олег, — не удивляйся, что я как будто читаю твои мысли. Просто я прошел уже через все это, а еще я прошел через первые тридцать лет твоей жизни. Короче говоря, я — это ты в тридцать лет, а сейчас тебе тридцать четыре.
— Думаешь, стало понятнее? — спросил я, стараясь говорить как можно язвительнее, но это мне не удалось.
— Слушай и не перебивай. Потом, когда я закончу, я представлю тебе любые доказательства моей правоты, а сейчас слушай и старайся верить.
Обещание доказательств — сильное обещание. На меня, во всяком случае, оно всегда действовало, и я, бросив в угол погасшую сигарету, сказал:
— Говори.
— С тех пор, как ты умирал, и по сей день прошло много времени, очень много…
— Это-то я вижу, — кивнул я на окно, — ведь сейчас май?
— Май, и притом не одна тысяча девятьсот восьмидесятый… как ты думаешь.
Мне бы и в голову не пришло об этом думать, я ведь просто знал, а выходит, на тебе!
— И амнезии никакой у тебя не было, — продолжал Олег, — было гораздо хуже. Ты был… как бы это выразить… Почти мертвым… Да, в сущности, совсем мертвым!
Так, понял я, летаргия. Правда, к чему этот бред насчет «Я — это ты»? Хотя, черт его знает, я, может, провалялся трупом не месяц и даже не год… И теперь у них такие вот методы. «Я — это ты». Он врач. И он в меня вжился.
Ничего особенного. Я провалялся трупом много лет, и теперь у меня нет ни родных ни знакомых?..
— Как же так, — повернулся я к Олегу, — выходит, я теперь совсем один?
— Ну, вовсе нет, — улыбнулся Олег, — во-первых, с тобой я, а потом кое-кого из знакомых ты тут увидишь, обещаю тебе. Но об этом чуть позже, ладно? В общем, ты умер. Ты действительно умер тогда, в тысяча девятьсот восьмидесятом, и не от саркомы легкого, как ты сейчас подумал… А впрочем, считай, что от саркомы. Я бы на твоем месте и считал, тем более то, отчего ты умер на самом деле, сейчас ни малейшего значения не имеет… С тех пор прошло много лет… Очень много…
— Сколько именно? — спросил я.
— А какая разница? Ты что, сможешь почувствовать, если я скажу тебе: тридцать тысяч? Или сможешь усечь разницу между тридцатью тысячами и пятьюдесятью? Тем более что в действительности прошло… — он сделал паузу, — черт его знает, сколько… У него сейчас нет летосчисления. В нашем смысле нет.