Падальщик

Александр Авраменко

ПАДАЛЬЩИК

Пролог

Привет! Давайте знакомиться: я — падальщик по прозвищу «Самурай». Так меня все зовут. Почему так экзотически? Да… Как бы сказать? Просто я с мечами хожу. Японскими. Катанами их ещё называют. Подобрал случайно, когда один дом потрошил, да так и прилип к ним. Впрочем, как впоследствии оказалось — не зря. Сколько раз они меня выручали, и не упомню уже. Да и… Патронам экономия значительная. Тихо опять же. И не выживают после такого. Подранков не остаётся. А при умении — располосовать человека надвое ничего не стоит. Так что, как раньше пели: «Верный клинок на последнем берегу, я лишь на тебя свою надежду таю…» Была такая песня раньше. До Чумы. Много песен, хороших и плохих, всякой вкусной жратвы, разных удобных штук. Их и сейчас полно осталось, только вот бесполезны они, поскольку нужны для приведения в действие этой механики и хитрой начинки либо электрическая энергия, либо бензин. А с этим сейчас не то чтобы совсем нет, но, образно говоря — сурово. У меня лично есть. И то, и другое. То есть и электричество и горючка. По крайней мере, на мой век хватит гарантированно. Я ж как паук, как хомяк ненасытный, как крыса, что меры не знает, всё найденное и подобранное к себе в логово тащу. Потом разбираюсь. Зимой. Они у нас длинные, солнышка нет. Вьюги лютые всё на свете заметают, а дороги чистить некому. Да и… На острове я живу. На заброшенной военной базе. А где? Ха! Это секрет. Много будешь знать — короткая жизнь получится, ребята. И девочки. Прошу прощения…

Словом, летом я на промысле. Зимой — разбираюсь с тем, что нашёл. Скучать не приходится. Каждую фиговинку надо посмотреть, отчистить, проверить, зарядить… Так что руки в масле и бензине. Спасает, конечно, электричество. У меня много чего есть: станки, к примеру. Токарные, фрезерные, сверлильные, даже литейная оборудована. Правда, не слишком большая. При желании соорудить можно всё, что угодно. И починить тоже. Электроника? Пришлось научиться. Книги умные читал, а не печки ими топил. Схемы тоже. Руководства всякие. Говорю же, словно крыса, всё тащу к себе в норку. Территория у меня большая. Уж поболе вашей Москвы и области точно. Раньше, говорят, в целую Европу укладывалась… За старый кордон? Само собой. Хожу. Там вообще пусто. Западники вроде подчистую вымерли. Не помогли ни хвалёные вакцины, ни модные лекарства. Больно они хлипкие оказались. В первую же зиму все выжившие… Подчистую. Кто умом тронулся, кто сам на себя руки наложил с тоски. Я? Да легко! Мне скучать не приходится — ты попробуй разбери то, что за лето натаскал! В порядок приведи. На место определи. Да и отдых опять же… Книжку почитать. Ящик посмотреть. Музыку послушать. Пожрать сготовить. Прибраться опять же… Так что занят постоянно. А весной картошку сажать? Да всякий овощ? Жрать-то хочется каждый день! А на охоту не всегда выбраться можешь. И ходить в одиночку тоже… Поверь — вьюга закружит, не дай боги чего случится, и косточек твоих не найдут. Проверено. Насчёт человеческого слова? Перемолвиться? Вообще-то не очень у нас на Севере люди разговорчивые. Больше дело уважают, чем слово. Хотя слово тоже ценится. Какая цена? А жизнь. Соврал раз — считай, покойник гарантированно. Боюсь ли я? Честно? Конечно, боюсь. Отнекиваться не стану. Но ты тоже посуди — смысл на меня нападать и грабить? Ну раз возьмёте всё, меня грохнете. А потом? Я пропал — наши ходоки больше этой дорогой не пойдут. Останетесь вы ни с чем. Потеряете больше. Да и… Как бы ещё сказать? Нет. Не пугаю. Просто у нас там, на нашей Земле — право Кровной Мести. Слыхал, что это такое? Нет? А когда твоих ребят на кусочки резать будут у тебя на глазах, а девчонок изнасилуют да в рабство продадут, тогда поймёшь. Придут люди следом по моим следам. Закон это. Но только один раз. Второго потому что не понадобится… Про детишек? Помнишь, верстах так в ста от вас поселение было? Вроде как Калинин назывался… Вот там нашего ходока прищучили. Товар пограбили. Машину спалили. По весне партия пошла на поиски. Всё нашли. Виноватых наказали. Куда дели? Так говорю же — детишек на корм пустили. Богам, естественно. Смолой обмазывали, поджигали да пускали в лодках в залив. В честь Праздника. Есть у нас. Старых Богов чествуем. Жертву им приносим. Так ваш Христос не оборонил свою паству. А наши — Перун, да Макошь, да Велес — уберегли! А вы что думали, у нас каждый сам по себе? А вот индейское национальное жилище знаешь? Фиг Вам называется! Ага. Следом за мной партия идёт. Тут в Зеленограде шалить нехорошие люди начали. Опять нашего ходока прихватили. Нет. Ума хватило в живых оставить. Что с ними будет? Ну… Детишек, может, и пощадят. А вот остальных — на кол, как обычно…

…Высокий улыбчивый парень залпом осушил чуть помятую жестяную кружку с самогоном и жадно закусил тщательно очищенной картофелиной. Вновь на его лице появилась простецкая улыбка:

— Да вы не бойтесь, ребята. Наши воины зря никого не обижают. Чего заволновались?

Внезапно хлопнула дверь, и в большой зал, набитый людьми, влетел юноша лет четырнадцати-пятнадцати:

— Чужаки!

Все замерли, но тут двери вновь распахнулись, и на пороге появился громадный детина, ростом метра под два, перепоясанный на древний-предревний манер пулемётными лентами крест-накрест. Пронзительный взгляд прищуренных глаз пронизывал каждого сидящего в зале импровизированной таверны, словно рентгеном. Вдруг гигант расплылся в улыбке:

— Ба! Кого я вижу! Никак Самурай?!

Тот, к кому обращались, поднялся с места за стойкой, лёгким пружинистым шагом охотника приблизился к здоровяку, затем оба обнялись, потом вновь отступили на шаг друг от друга:

— Как ты, не обижают?

— Меня?!

Удивление было столь неподдельным, что гигант расхохотался:

— Верно! Тебя тронь — себе дороже! Что на этот раз?

— Как обычно: шкурки, рыба, жемчуг.

— А назад?

Светловолосый улыбнулся:

— Тоже как обычно: фрукты, овощи, соки. Север, чай. Сам знаешь… Ладно, Кирилл. Пойду я. Надо отдохнуть перед последним рывком.

Гигант вздохнул:

— Может, подождёшь, пока мы тризну справим?

— Так вроде живой Колька-то?

Уже поставивший ногу на порог ходок встал как вкопанный.

— Это он до нас дошёл живой. Точнее, довезли. Юрка Длинноногий доставил. Потом помер ходок. Ему, твари, кисти рук обрубили…

Верзила опустил голову, а светловолосый внезапно ощерился так, что по спинам тех, кто заметил эту ухмылку, пополз холодок…

— Тогда мне с вами…

— Во славу Старых!

— Во славу Старых!..

Глава 1

— Мишка! Мишка!

Высокий светловолосый парень лет двадцати двух пулей сорвался с кровати, на которой лежал прямо в одежде, и, сунув босые ноги в тапочки, выскочил в коридор. Скрипнула несмазанными петлями внешняя дощатая дверь.

— Что, Фёдор Иваныч?

Стоящий у калитки невысокого, едва по пояс, забора, сколоченного из аккуратно обструганного плавника, пожилой мужчина, уже негромко произнёс:

— Пошли, Миша. Петровы.

Парень мгновенно стал серьёзным:

— Все?

Его собеседник вздохнул:

— Только что младший помер…

Михаил бросил взгляд на непокрытую голову стоящего напротив крыльца мужчины, затем кивнул головой.

— Сейчас, Фёдор Иваныч. Сапоги надену…

…Штыковая лопата звякнула об очередной камень, и парень выругался. Правда, про себя. Сквернословить на кладбище — дурное дело. Впрочем, это дело он не любил, помня заповедь Джека Лондона: «Частая ругань лишает её смысла. А крепкое словцо, отпущенное к месту — облегчает душу». Хотя все слова уже давно потеряли свой изначально заложенный в них смысл, приобретя новое значение. Могил на сельском кладбище было много. Даже очень много. И большая часть из невысоких аккуратных холмиков с некрашеными крестами — свежие, появившиеся буквально за последний месяц. В мае вернувшиеся из областного центра сельчане привезли нехорошую весть — в городе эпидемия. Это было странно, поскольку и по телевидению, и в газетах ничего необычного не было. Обычные новости о положении в мире, об успехах социалистического хозяйствования в стране. И — привычные дифирамбы в честь основополагающей и направляющей, а также её генсеку. Но то, что колхозники увидели на улицах местной столицы, их потрясло: спешащие по вызову машины «скорой помощи», редкие прохожие, прячущие свои лица за толстыми марлевыми повязками, а то и респираторами гражданской обороны. Ещё — множество закрытых магазинов и — непривычно для Крайнего Севера — пустые полки. Знаменитый на всю область «Океан», где торговали рыбой всех сортов, видов и способов приготовления, также был пуст. Да и причалы, так хорошо видимые с того берега залива, по которому проходила дорога в деревню, тоже оказались пустыми. Корабли практически полностью отсутствовали, а обычная суета кранов и погрузчиков замерла… Поведав односельчанам новости, колхозники разошлись по домам, а уже утром местный врач Станислав Викентьевич спешил по вызовам. Так в деревню пришла чума…