Колыбель времени

Ничего себе кабинетик! Красиво жить не запретишь, посол Испании позволил себе устроиться с комфортом и роскошью. Интересно, как Филипп смотрит на такие излишества или все оплачено из кармана самого Ренарда? Тогда он один из богатейших людей Испании. Так нечестно, мы с Серегой, значит, почти в слугах ходим, при том что старательно помогаем Елизавете, а этот паразит живет барином, то и дело ставя палки в колеса?

Меня вдруг пронзила мысль, что это мы в оппозиции, а он делает правильное дело! Как наш институт называется? Институт исправления истории. Может, Антимир Артура сюда прислал именно ради этого исправления, а для правдоподобности нас с Серегой в качестве ненужного балласта, который, как мешок с песком с воздушного шара, выбросить можно и в Тауэр, и вообще на эшафот. Я тут же мысленно скрутила пудовый кукиш всем сразу: Артуру, Антимиру и императору Карлу заодно.

Когда мне что-то угрожает, силы удесятеряются, а злость вообще возрастает кратно угрозе. В данный момент угроза была смертельной, потому злость зашкалила. А вот фиг вы меня одолеете! Я тоже не из простых, я медицинский прошла, это вам не Серега с его экономическим мышлением, мы людские смерти видали и с того света людишек вытаскивали! Но Антимир за такие фокусы у меня поплатится, когда вернусь, ох, поплатится…

— Милорд, мне нужно с вами поговорить.

Глаза у Артура все такие же цепкие, а губы противные, Жуков никогда не станет приятнее. Но мне на его внешность наплевать, пусть жена страдает.

— Теперь я хочу предложить тебе сделку. Ты посоветуешь королеве оставить мою Рыжую в покое и позволить ей уехать в Хэтфилд и вообще забудешь о нашем существовании. Никаких замужеств или попыток убить.

Артур хмыкнул:

— А что взамен?

Теперь он мог торговаться, и я понимала почему, теперь ребенок Мэри уже не был столь необходим, обошлись без него. Даже если я скажу, где живет Мэри, это ничего не изменит. Но я все предусмотрела.

— Женщина с ребенком на континенте, даже я не знаю где. Правда не знаю, Артур. Но знаю одно: если со мной или Рыжей что-то случится, вся Европа услышит эту историю с доказательствами.

Артур буравил меня глазами так, словно хотел влезть в душу. Я очень не люблю, когда в нее лезут, особенно такими грязными руками, но тут вытерпела, смотрела в ответ прямо и уверенно. Конечно, он пытался понять, не блеф ли это.

— Это не блеф, мой дорогой. Ты можешь отправить меня на дыбу или просто в Тауэр, но сделаешь только хуже. Подумай.

— Я должен был сразу понять, что это ты везешь девку…

— Ошибаешься, я всего лишь отвлекающий маневр. Ты же бросился за мной?

— Ноайль?

— Я не знаю кто, Артур. Но я понимала, что должна иметь такой козырь против тебя.

Длинные пальцы Ренарда сжались, сломав что-то, что он держал в руке, но бедолага не обратил внимания. Я порадовалась, что под его рукой оказалась не моя шея, хотя ему этого очень хотелось. Пора уносить ноги, пока взбешенный Жуков не загрыз меня прямо здесь и сейчас.

— Завтра Елизавета пойдет просить королеву об отъезде в Хэтфилд, и Ее Величество по твоему совету даст разрешение.

Уже у двери я обернулась и добавила:

— Если этого не случится, вся вина ляжет на тебя, Артур…

Выражение его лица и глаз не изменилось, только губы из ниточки разжались, чтобы произнести:

— Какая же ты дура, Катя! У тебя была возможность изменить мир, а ты со своей Рыжей…

На этом наше с ним общение закончилось.

Дома я действительно объявила Елизавете, что та должна идти и просить разрешение удалиться.

— Почему? Где ты была?

— Ваше Высочество, можно я пока не буду рассказывать? У меня есть свои секреты, но их не раскрывают во дворцах…

Королева на просьбу Елизаветы ответила недовольно, что подумает, но в тот же день пришло распоряжение удалиться в Хэтфилд и жить там.

Слава богу!

Королева

Где-то там в Хэмптон-Корте маялась без мужа королева Мария, не сумевшая не только родить долгожданного наследника, но и вообще забеременеть. По Европе разъезжал ее несчастный супруг, изыскивая поводы, чтобы не торопиться к нежеланной жене. По всей Англии уже пылали костры, возносившие на небеса души протестантов. А в Хэтфилде младшая дочь давно почившего короля Генриха словно забыла обо всем остальном свете. Она жила той жизнью, о которой мечтала долгие тяжелые месяцы в Вудстоке и потом в Хэмптон-Корте.

Могло ли быть большее счастье — просыпаться по утрам, зная, что тебя никто не охраняет, что после завтрака придет учитель, что после любимых занятий можно поехать покататься верхом, просто погулять в парке, не спрашивая разрешения у противного Бедингфилда, что вечером будут долгие посиделки у камина, вдоволь музицирования, но главное — может приехать Роберт Дадли! Умница, великолепный собеседник, очаровательный льстец, всецело преданный ей душой.

Душой, но не телом. Елизавета слишком хорошо знала цену даже мимолетной страсти, а потому с ужасом думала о том, что будет, если Роберт станет претендовать на физическую близость. Но у Дадли хватало ума не настаивать. Пока не настаивать.

А жизнь в Лондоне шла своим чередом.

Король все пребывал на континенте, королева ждала его, раньше времени превращаясь в сварливую старуху, болела и мечтала родить наследника. И стремясь доказать мужу и свекру свою преданность, рьяно выкорчевывала «ересь» в Англии: снова и снова пылали на кострах протестанты. Недаром англичане прозвали Марию Кровавой!

Король вернулся, правда не скоро и не один, он привез с собой любовницу! Но Мария проглотила и это унижение, ей был нужен сын! Кроме того, она чувствовала себя в Лондоне страшно одинокой, остальные правители-католики жили на континенте. Отношения с теткой-католичкой — вдовствующей королевой Шотландии Марией де Гиз, которая правила за свою юную еще дочь — тоже Марию Стюарт, пребывавшую пока в Париже, почему-то не складывались. Видимо, из-за Франции, Мария де Гиз, естественно, тянулась к Парижу и не слишком радовалась замужеству своей племянницы с наследником испанского престола. Ее собственная дочь, шестнадцатилетняя Мария Стюарт, готовилась выйти замуж за французского дофина болезненного Франциска. Такие браки не способствовали близкой дружбе двух королев соседних стран, хотя обе были католичками в протестантских странах.

Снова убедившись, что Мария не способна родить ему сына и к тому же серьезно больна, Филипп отбыл «по делам» обратно, а королева заболела окончательно. Протестантская Англия уже открыто распевала баллады, называвшие королевой Елизавету. От этого было и радостно, и страшно одновременно. Елизавета слишком хорошо помнила, что даже использование ее имени может привести в Тауэр, но не проникнуться благодарностью к людям, не испугавшимся даже костров, она не могла. Всегда Елизавета будет говорить «мой добрый народ» и твердить, что больше всего любит Англию и англичан.

Возможно, дело и закончилось бы для нее бедой, но королева Мария Тюдор все же умерла, так и не оставив наследника. Следующей, согласно завещаниям короля Генриха и самой Марии, была Елизавета. А по мнению католической Европы — та самая Мария Стюарт, что только что вышла замуж за наследника французского престола Франциска. Римская Европа не желала признавать законность рождения дочери у Анны Болейн и тем более ее права на престол! И дело, конечно, было не столько в ее родословной, сколько в ее вере. Католичку Марию на троне сменяла протестантка Елизавета.

Королева умерла! Да здравствует королева!

17 ноября 1558 года скончалась королева Англии Мария Тюдор, а через двенадцать часов после нее — самый ярый католик в Англии кардинал Поул. Больше серьезно противостоять молодой Елизавете было некому.

За три года и девять месяцев царствования королевы Марии на кострах было сожжено двести семьдесят восемь человек — в три раза больше, чем за целых сто предшествующих лет. И хотя это неизмеримо меньше, чем в той же Испании, англичане больше всего боялись, как бы новая королева не продолжила религиозную политику предыдущей. Недаром Марию прозвали Кровавой!