Корона клинков

— Не так всё просто. У ювелира наверняка есть жена, дети, родственники и друзья. Убить их всех без шума не получится. Я даже и думать не хочу, что сделает твой дядя, если пронюхает о нашем плане.

— Ничего он не сделает! Он — всего лишь консул, пускай даже Первый, а я — регент, почти что император. Пора показать ему его место.

— Думается мне, ты недостаточно хорошо знаешь собственного дядю, — пробормотал фаворит, — большинство людей в империи считают Флорестана Озёрного жестоким, расчётливым и весьма опасным. Ты сам говорил, что он отрёкся от единственной родной сестры, как только вскрылось её участие в заговоре.

— Хватил! То заговор, а мы всего лишь хотим изготовить копию короны. За это не судят.

— Нас никто и не станет судить. В худшем случае нам подсыпят яду или удавят по-тихому. А наутро с прискорбием сообщат о твоей безвременной кончине от давнишнего скрытого недуга или несчастного случая. Ел, мол, их высочество персик и подавился случайно косточкой насмерть. Меня же и вовсе вспоминать не станут, зароют где-нибудь, и дело с концом.

— Нет, — горячо возразил принц, — дядя не станет меня убивать. Я ему выгоден. Убери он меня, начнётся смута, если не гражданская война, и его консульство окажется под вопросом. Так что за свою жизнь я спокоен.

— Допустим, ты прав, — обдумав возражения друга, согласился Виго, — но есть и другие препятствия: например, каким образом нам удастся заменить одну корону на другую? Первый консул не даст тебе просто так ключ от заветной комнаты.

Аурон закивал, понимая, что получить ключ со связки Флорестана будет нечеловечески сложно, если возможно вообще.

— Даже если мы попадём в комнату, — принц сощурился, прикидывая варианты, — например, воспользуемся отмычкой или сделаем второй ключ, — я не рискну взять Корону клинков в руки. Можно будет подцепить её чем-нибудь, стащить с подушечки и в мешок. После под замок в сундук с толстыми стенками. А там пускай себе клинки вылазят, сколь им угодно.

— Я тут подумал, — фаворит потёр смуглую щёку с аккуратно отращённой щетиной, — магия, она, брат ты мой, — такая штука, что голыми руками не возьмешь. — И видя, что Аурон готов возразить, сказал: — ты слыхал про случай с заговорённым кольцом?

— Нет, — Аурон скептически скривил рот, — не по чину мне городские сплетни собирать.

— Во-первых, это — не сплетни, а во-вторых, в Лероне два года назад все об том заклинании на верность только и говорили. — Он отхлебнул вина, и, истолковав молчание Аурона как интерес, продолжил: — у одного вельможи, и весьма влиятельного, в Лероне был нежный друг, — Виго многозначительно посмотрел на принца, — сладкоголосый красавец-менестрель. Вельможа был от него буквально без ума и жутко ревновал. Случилось так, что ему пришлось по делам отбыть в столицу. Вельможа разрывался между нежеланием расставаться с любимым (взять его он в поездку, естественно не мог, потому, как твой покойный батюшка сильно не любил нашего брата) и долгом. Помучился вельможа, поворочался ночь с боку на бок, а на утро отправился к чародею. Тот по просьбе вельможи изготовил кольцо верности.

Аурон даже рот приоткрыл.

— Сам я, естественно, то кольцо не видел, — небрежно заметил Виго, — но люди сказывали, будто получился у чародея сказочной красоты перстень с львиной мордой. Вместо глаз у зверя сверкали бриллианты. Менестрель пришёл в восторг от драгоценного подарка и обещал никогда не расставаться с ним. Он даже не подозревал, что на изящную безделушку наложено сильное заклятие верности. Вельможа укатил в Рию, а его сердечный друг отправился к бабёнке.

— К бабёнке! — охнул принц-регент, на лице которого отразилось неприкрытое отвращение.

— Да, Аури, бард только из выгоды встречался со своим патроном, а для души и тела посещал девицу на стороне.

— И что? — спросил Аурон.

— А то, что поёт теперь красавец-менестрель в Храме всех богов тонким голосом. Потому что в ответственный момент заколдованное кольцо чудом оказалось в другом месте, и золотой зверь откусил парню сокровенное.

Аурон только тихо ахнул.

— Зная эту историю, я не рискну иметь дело с предметом, на котором лежит заклятие. И не важно кто его наложил: столичный чародей или варвар-шаман. Шаман даже хуже. — Фаворит помолчал, словно прикидывал, какие гадости мог измыслить неотёсанный ум дикаря, — нет, даже не уговаривай меня, ни за какие блага этого мира я не полезу к Короне клинков.

— Что же нам теперь делать? — тяжко вздохнул Аурон, для которого будущее снова стало казаться беспросветным.

— Ждать. Ждать, Аури. Довольствоваться пока тем, что имеешь. А случай изменить твоё положение обязательно представится. Судьба просто обязана сдать нам выигрышную карту.

На заседание Государственно совета Первый консул Флорестан шёл с тяжёлым сердцем. Мало того, что спина болела то больше то меньше, виски сжимало словно железным обручем, так ещё этот паршивец-племянничек удумал короноваться. Флорестан не удержался и хмыкнул: императорства ему захотелось! Что ж Корона клинков, надо думать, отбила у Аурона это желание. А расстроился, так это даже неплохо, пускай знает своё место и не зарывается.

В зале заседаний консула ждало кресло председателя с высокой спинкой, оканчивающейся лирийским орлом. Кто-то заботливо положил на сидение пару небольших парчовых подушек. Флорестан устроился с минимальными неудобствами и взглянул на большие механические часы в углу: он терпеть не мог ждать.

Дверь отворилась, и с коротким поклоном в зал вошёл Клавдий — заместитель Бестии. Это был полноватый, непримечательный мужчина с редеющими вьющимися волосами. За ним потянулись остальные члены Совета. Они негромко переговаривались, занимая свои места за большим столом. Когда все расселись, Первый консул традиционно ударил молоточком в серебряный гонг, и заседание началось.

Обычно первым брал слово императорский казначей. Он докладывал о собираемости налогов, о состоянии финансов и материальных проблемах в столице. Но на этот раз Клавдий, выглядевший встревожено, поднял руку и попросил слова. Флорестан, печёнкой чуявший неприятности, кивнул, за что мгновенно поплатился уколом боли в спине. Клавдий встал, в руках у него было несколько пергаментов, и они заметно подрагивали.

— Господа, — неуверенно заговорил заместитель Второго консула, — не далее, как сегодня утром из Лероны с голубиной почтой была доставлена срочная и секретная депеша. Её расшифровали, и сведения, содержащиеся в ней, имеют настолько тревожный и странный характер, что мне…

— Да не мямлите, господин Клавдий, — нетерпеливо перебил его Флорестан, — переходите к делу.

— Дело касается Второго консула Марка Луция.

— Так вот, — Клавдию пришлось повысить голос, и было заметно, что доклад ему даётся нелегко. — Второй консул захватил дворец главы сенатского большинства всеми нами уважаемого Тита Северуса, самого сенатора, всех его слуг и домочадцев подверг домашнему аресту.

Флорестан кивнул, пока в секретном докладе для него не было ничего нового. Про художества Бестии в Лероне ему успел сообщить сам сенатор в пламенеющем послании. Но оказалось, что у Клавдия было ещё кое-что.

— Такое положение дел сохранялось двое суток, — продолжил Клавдий, — затем Марк Луций снял осаду с дворца и в срочном порядке отбыл на своей галере «Горгоне» в неизвестном направлении. Сенатор Тит Северус был найден убитым в своих личных покоях.

— Убитым? — переспросил министр финансов, высокий, желчный старик. Флорестан знал, что он не особенно ладил с покойным, — может Северус умер от естественных причин или же сам наложил на себя руки?

— Нет, — склонил голову Клавдий, — характер раны и сила удара абсолютно исключают как первое, так и второе. Дознаватель нашего ведомства имеет основания полагать, что удар был нанесён лично Вторым консулом.

В зале заседаний стало очень тихо. У Флорестана появилось омерзительное ощущение в области желудка, всегда сопровождавшее серьёзные неприятности и судьбоносные решения. Клавдий продолжал стоять, остальные молчали, благоразумно ожидая реакции председателя.