Корона клинков

— А ты проверь, — предложил легат, — пробегись по округе и своим звериным чутьём убедись, что нет никакой засады, один я пришёл.

— Откуда вам про звериное чутьё, — подозрительно спросил фавн и осёкся, увидев, что молодой Всадник Волчья голова и его дворецкий буквально ловят каждое слово.

— Известно, мне много чего известно, брат ты мой Дурында, или лучше ветеран Кочерга?

— Пойди, проверь, — коротко бросил Ясень, не опуская оружия, — вернёшься, тогда решим, что с господином легатом делать.

— Это правильно, — облегчённо перевёл дух Осокорь. Эльф не убил его в первые минуты их встречи, значит, всё-таки выслушает. А легату Первого Безымянного легиона только этого и надо. — Может, позволите мне сесть, — спросил он, — я на ногах с самого утра.

— Что ж, садитесь, — Ясень повёл посохом в сторону стула, — только не вздумайте устроить какую-нибудь глупость с применением колдовства. Не получится: я хорошо чувствую чары, да и руки быстрее чар, особенно мои, и особенно, когда в них посох.

Теперь пришла очередь удивляться Осокорю.

— Как вы разглядели во мне клирика? Без специального заклинания или амулета это невозможно. А колдовать я не колдовал.

— Я просто обратил внимание, как вы усмехнулись на предположение моего слуги о приглашённом чародее. Вы словно сказали: «Он мне ни к чему».

Торки бесшумной тенью выскользнул за ворота. Он спокойно перетёк в свой собственный облик. Доверия Осокорю не было никакого, и поэтому быстрота и ловкость, на какую способны его козлиные ноги, весьма кстати. В лесу было тихо. Фавн жадно втянул ноздрями воздух, но не учуял ничего опасного. Слабый запах очага был подхвачен ветром в ближайшей деревне вместе с ароматом свежего навоза. А в остальном ветер пах вполне мирно: дорожной глинистой пылью и хвоей. Ни запаха людей, ни конского пота в нём не улавливалось. Однако Торки сей факт не успокоил, он очень хорошо знал, на какие хитрости способны люди. Они запросто могли затаиться с подветренной стороны, благо, как помнилось фавну, там имелась обширная балка. Вот эту балку и надлежало проверить в самом начале. Торки шёл очень тихо, ни одна ветка не хрустнула под его копытами, даже палая листва почти не шуршала.

Никакой засады в балке не оказалось. Фавн вылез на противоположный склон и решил сделать кружок пошире, ему очень не хотелось, чтобы Осокорь оказался прав.

Осокорь дожидался возвращение парня с деланным спокойствием. Он прекрасно понимал, что пока ему удалась лишь половина дела, да и то не основная. Ясень стоял рядом, и полупрозрачное лезвие его глефы оставалось в опасной близости от груди легата.

Ровным счётом ничего не понимающий Блажко Вукич расположился у камина. Он периодически бросал вопросительные взгляды на эльфа, в надежде, что тот объяснит, наконец, что происходит. Сначала Всадник попытался выяснить это, но Ясень недвусмысленно дал понять, что сейчас не время для расспросов, и посоветовал держаться на безопасном расстоянии. Блажко нехотя повиновался. Дворецкий каким-то сверхъестественным чутьём прочувствовал всю серьёзность ситуации и замер позади своего господина.

Но Осокоря из всех присутствующих в комнате интересовал только мальчик. Сын Барса и законный наследник Лирийского престола уродился гораздо больше в эльфийку-мать, нежели в отца-варвара. С момента появления легата он проявлял похвальную сдержанность и осмотрительность. Как только вечер у камина перестал быть спокойным и мирным, принц занял позицию за спиной своего дяди, в нескольких шагах и чуть справа. Осокорь заметил, что Ясень — левша, значит, мальчик продуманно выбрал положение, чтобы не мешать.

Он не путался ни у кого под ногами, не задавал глупых вопросов. Легат подумал, что пережитые опасности и общество легендарного родственника не могло не пойти ему на пользу.

Шаги за дверью возвестили о приходе фавна, который опять стал Дурындой. Он совершенно не запыхался, а о покрытом немаленьком расстоянии говорил только румянец и чуть повлажневшие кудри.

— Всё чисто, — выпалил он с порога, — мили на полторы вокруг ни малейшего признака солдат. Может, конечно, он их подальше отвёл.

— В этом нет никакого смысла. Чтобы расставить людей цепью по столь большому кругу, понадобилось бы легиона два, если не больше, — заметил Ясень. — Не думаю, что господин Осокорь привёл с собой столько людей. Но даже это ему мало помогло бы: лес — есть лес.

— Именно, господин Меллорн, — подтвердил Осокорь, — пословица «Ищи ветра в поле, а эльфа в лесу» мне отлично известна, да и людей в моём распоряжении было: раз-два и обчёлся.

— Хорошо, — согласился эльф, вы не солгали, и я готов вас выслушать.

Призрачные лезвия бесшумно исчезли, и глефа вновь стала обыкновенным посохом.

— Сколько раз видел ваш посох, — вдруг встрял в разговор Блажко, — но никогда не думал, что это — оружие.

— Ты ещё много обо мне не знаешь.

— Да, господин Всадник, — проговорил Осокорь, — разговор, который сейчас здесь состоится, носит строго конфиденциальный характер, а некоторая информация и вовсе несёт опасность для жизни её обладателя.

При этих словах глаза длинноносого дворецкого буквально округлились от любопытства, и если бы он мог, он навострил бы и уши.

— Насчёт опасности я вам, как официальное лицо, заявляю, — добавил легат.

Блажко прекрасно помнил, что ещё совсем недавно это официальное лицо стояло с поднятыми руками, и сия неудобная поза не придавала весомости словам обладателя легатского перстня. Поэтому молодой Всадник обратил вопросительный взор на своего наставника.

— Будет лучше, если ты, Блажко, оставишь нас и позаботишься, чтобы твой обуреваемый любопытством слуга не вздумал подслушивать за дверью.

Дворецкий отреагировал возмущённым невразумительным возгласом, но под взглядом эльфа умолк, приняв вид оскорблённой невинности.

— Некоторые люди, вольно или невольно соприкоснувшиеся с этой историей, мертвы.

— И вы знаете ещё не обо всех, — вставил Осокорь.

Блажко переводил растерянный взгляд с одного мужчины на другого, в надежде получить какие-нибудь объяснения, но их не последовало.

— Потом, Блажко, потом, — сказал Ясень, — твои сдержанность и благоразумие окажут мне сейчас неоценимую услугу.

Всадник сник, кивнул и жестом пригласил слугу следовать за ним. Когда их шаги стихли в отдалении, а дотошный Торки проверил, что никто не вернулся и не таится за дверью, все оставшиеся могли, наконец, спокойно поговорить.

Фавн занял одно из кресел, демонстративно пододвинув его поближе к креслу легата. Устроившись, он вытащил свой нож и с невозмутимой небрежностью принялся чистить им ногти. Такую завуалированную угрозу он подглядел у морских цыган и собирался показать Осокорю, что не больно-то верит в его честность. К сожалению, легат не обратил на него внимания. Он напряжённо думал. Ясень расположился рядом на стуле, положив посох поперёк колен. Аэций хотел было остаться стоять рядом, но эльф велел ему взять стул и сесть.

— Ну вот, господин Осокорь, — нарушил тишину в голос Ясеня, — в вашем распоряжении трое внимательных слушателей. Поведайте нам, с чем вы явились в Волчий замок.

Легат вдруг встал и произнёс:

— Сначала я должен сделать одну вещь.

— Ну-ну, — вскочил Торки, — без глупостей! Я вас чародеев-клириков знаю, даже не думайте нас усыплять или ещё что-нибудь в этом роде! И рукой махнуть не успеете, — он выразительно повёл ножом.

— Нет, нет, — успокоил его Осокорь, — я не собираюсь, да и не могу применять чары. Для этого нужна подготовка, время, артефакты.

— Угомонись, Торки, — эльф кивком приказал фавну сесть на место, — мы так до утра пререкаться будем.

Легат одёрнул свою серую дорожную куртку, подошёл к Аэцию, отвесил низкий поклон, затем опустился на одно колено и торжественно произнёс:

— Я, легат Первого Безымянного легиона Марин Туллий Осокорь присягаю на верность моему законному государю и сюзерену, Аэцию сыну Хелвуда Барса. Клянусь служить вам и защищать вас всей своей жизнью.