Страница 81 из 96
О том, что шестнадцать человек отказались работать, доложил капитану Игнасте.
— Они все на баке. Вожаком у них Рихард Ялокас.
— Ялокас? — переспросил капитан. — Да, конечно, Ялокас.
Калласте вспомнил ночной разговор у трапа.
С теми, кто отказался работать, говорил Карл Пиик, когда капитан вместе с Игнасте пришел на бак.
Карл замолчал, увидев капитана. Калласте оглядел собравшихся.
— В чем дело? — спросил он. — Деньги будут выплачены. Начинайте работать. Или уж очень сладка водка Кутмана?
Сидевший на бухте каната Ялокас поднялся.
— Капитан, скажите лучше, куда вы поведете судно из Буэнос-Айреса?
Калласте ждал этого вопроса.
— Я поведу судно в Таллин. На родину. — Он сказал это твердо и повторил: — В Таллин. Вы слышали? У «Каяка» нет другого пути. Это эстонское судно, и оно будет служить Эстонии.
Из судового журнала: «Желающие остаться на берегу: Артемий Андрексон — первый механик, Николай Лаак — второй механик, Иоганос Слусолу — ассистент старшего механика, Яан Зирк — радист, Арнольд Кизи — третий помощник, Манфред Сарапик — матрос, Альберт Ярвина — старший кочегар, Борис Лахт — кочегар, Рейп Меризаар — угольщик, Рихард Ялокас — матрос, Аркадий Раук — младший матрос, Вальтер Саав — младший матрос, Константин Мардзик — матрос, Петер Раук — младший кочегар, Рустан Сунк — угольщик, Герман Кираст — стюард. Всего 16 человек».
Из Таллина приняли радиограмму о национализации эстонского флота и создании Эстонского государственного морского пароходства. А еще через два дня аргентинские газеты сообщили об аресте в ряде портов эстонских судов «Марет», «Хаджюранд», «Коткас», «Сигие», «Курасаар». Были возбуждены судебные дела по задержанию судов «Веннер», «Отто», «Пирег», «Малл».
Газеты на судно принес Игнасте и положил на стол капитану. Капитан прочел сообщения. Суда и порты, в которых их задержали, были ему хорошо известны. Знал он и многих капитанов арестованных судов.
— Не так просто — задержать эти суда… Нет, не просто… — Капитан отложил газеты. — Думаете, и на «Каяк» наложат арест?
— Все может быть, — ответил Игнасте.
В каюту вошел Карл Пиик. Лицо его было радостно.
— Амторг перевел нам из Нью-Йорка через фирму «Мур и Мак Кормик» деньги для расчета с командой. Только что принесли телеграмму.
Лицо Калласте оживилось, но тут же, посуровев, он сказал Карлу:
— Почитайте эти газеты.
Карл Пиик просмотрел подчеркнутые капитаном строчки.
— Круто, — сказал, — круто.
Капитан смотрел в иллюминатор на негритенка, ловившего с причала рыбу. Тот с силой раскручивал над головой леску с грузилом и далеко забрасывал в воду. Когда ему удавалось вытянуть рыбку, он от удовольствия приплясывал, радуясь своей малой добыче. Солнце припекало жарко… Калласте вспомнил о Таллине, о мальчишках, которые вот так же приплясывали, вытянув рыбку, и ему неожиданно подумалось: «Взять бы сейчас билет на пароход, и через две недели дома. Шезлонг, хорошая каюта, в баре тихая музыка…» В Таллине его встретит Гельма.
Он отвернулся от иллюминатора.
— Меня вызвали в портовую префектуру. Что-то затевается нехорошее. Надо срочно получить деньги и рассчитаться с командой.
Над портом плыли звуки. Где-то гремел металл, трещали звонки кранов, с лязгом сталкивались буфера подгоняемых на причалы вагонов. Тонко и одиноко кричал в канале маленький буксирчик. Калласте сошел на причал и зашагал к морской префектуре.
Накануне на вопрос, куда он поведет судно, капитан ответил: «В Таллин». Сказав это, он почувствовал, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. Ушло ощущение неуверенности, какой-то раздвоенности, угнетавшее его последнее время. И даже статья в местной газете, в которой его поливали грязью, называя коммунистом, не только не огорчила, а, напротив, обрадовала. И если до этого разговора он постоянно ощущал за спиной пустоту, то теперь у него было твердое убеждение, что он стоит уверенно. Наверное, Рихард Ялокас и автор статьи несказанно удивились бы, узнав, что они в какой-то степени помогли Калласте обрести душевное равновесие. Добиваясь одного, они достигли диаметрально противоположного, так как Калласте, уже не сомневаясь ни на минуту, знал, что он поведет судно в Советский Союз.
Когда капитан вошел в комнату дежурного по префектуре, тот одним пальцем выстукивал какой-то документ на пишущей машинке. Занятие это явно раздражало его. На лице дежурного было выражение страдающего зубной болью. Не поднимая головы, дежурный сказал:
— Направо по коридору, третий кабинет.
Калласте отворил дверь в коридор. На одинаковых, выкрашенных цинковыми белилами дверях темнели номера. Пятый, четвертый… Вот и третий. Калласте постучал.
— Войдите, — ответили из-за дверей.
Первым, кого увидел Калласте в кабинете, был Кутман. Тот встал, шагнул навстречу. За столом сидели вице-префект и второй, неизвестный капитану человек с толстым портфелем.
— Это капитан «Каяка» Калласте, — не отпуская руки капитана, представил его Кутман.
— Садитесь, капитан, — миролюбиво сказал вице-префект.
— Я слышал, Калласте, — начал Кутман, — вы собираетесь идти в Таллин?
— Да, — сказал капитан.
— Это окончательное решение?
— Да, — еще раз повторил капитан.
Глаза Кутмана потемнели, но он сдержал раздражение:
— Мне известно, что не все члены вашего экипажа разделяют это желание.
— Капитан «Каяка» я, господин Кутман, и мне предоставлено право решать все вопросы, связанные с судном.
— А кто вам предоставил это право?
Калласте почувствовал, куда клонится разговор. «Ничего, — подумал он, — я тебя сейчас загоню, как мышь, в угол». Но ответил спокойно и даже равнодушно:
— Таллинское пароходство.
Неожиданно вступил в разговор человек с толстым портфелем на коленях:
— Я как адвокат господина Кутмана должен представить префектуре вот эти документы. — Он щелкнул замком портфеля и положил перед вице-префектом какие-то листки.
Вице-префект взглянул на них и подвинул Калласте:
— Что вы скажете? Ваши права, капитан, отбираются.
Калласте взял листки со стола. Это были телеграммы капитана Таллинского пароходного общества Вельди и судохозяина Нейхауса. Они приказывали Кутману задержать «Каяк» и, если потребуется, отстранить капитана от руководства судном.
Калласте положил листки на стол и, словно раздумывая, выдержал паузу. Только после этого он достал из кармана телеграмму и прочел ее:
— «Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк», капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус». А что касается капитана Вельди, — продолжил Калласте, — то его полномочия также аннулированы, что следует из текста его же телеграммы. — Калласте привстал и, перегнувшись через стол, отчеркнул ногтем адрес, указанный в телеграмме: — Лондон, как вы видите, господа, а Таллинское пароходство в Таллине, насколько известно.
Такой поворот дела был полной неожиданностью и для Кутмана, и для его адвоката. Вице-префект от волнения вспотел. Достав большой клетчатый платок, он вытер лоб и в растерянности уставился на Кутмана. У того заплясала рука, сжимающая зажигалку. Сорвавшись на фальцет, он заявил:
— В таком случае я требую наложить арест на «Каяк» в связи с бесчеловечным обращением капитана с членами экипажа и неуплатой шестнадцати членам команды полного расчета по рейсу из Кардиффа в Буэнос-Айрес.
В поведении Кутмана не осталось и следа от прежней любезности. Да и сам он, с растрепанными волосами, в обсыпанном пеплом сигары пиджаке, ничем не напоминал прежнего приветливого чиновника.
— А каким, собственно, правом пользуетесь вы, возбуждая дело об аресте судна? — спросил Калласте. — Какое отношение вы имеете к «Каяку»?
— Я консул, — выпрямился Кутман.
— Вы лжеконсул, — оборвал его Калласте.
— Я попрошу вас… — вице-префект встал, будто подброшенный пружиной, голос его зазвенел. — Господин Кутман признан правительством. — Он наклонил голову в сторону Кутмана и, выпрямившись, сказал: — На судно «Каяк» налагается арест впредь до урегулирования вопроса об оплате жалованья членам команды, списавшимся на берег. — Он хлопнул ладонью по столу: — Все!