Укрощение повесы

Но его сестра — милая Мэри, которая ушла от него уже давно, — все еще была с ним. Порой он почти чувствовал за плечом ее печальную душу. Это память о ней толкала его вперед, поддерживала и не давала погибнуть среди всех опасностей и легкомысленных выходок. Он должен сделать это ради нее. Должен добиться задуманной цели и только после этого успокоиться.

Это стремление и вело его вперед. Он не позволит Анне Баррет ему помешать, не важно, насколько хороша она в поцелуях и как сильно он ее хочет.

Роб с силой растер лицо грубым полотенцем, словно хотел стереть вчерашнюю ночь и чувства, которые она всколыхнула в его давно похолодевшей душе. Стереть все. К сожалению, это невозможно, но так он, по крайней мере, будет выглядеть более респектабельно. Как человек, занимающийся важными делами.

Он натянул чистую рубашку и потянулся за своим лучшим дублетом красного бархата с золотыми пуговицами. Он надевал его прошлой ночью, и теперь дублет валялся на смятой постели, до сих пор источая аромат роз и самой Анны, их вчерашней близости.

— Ах, чтоб тебя, — пробормотал он и отбросил дублет в сторону. Другой лучший дублет — из темно-пурпурного бархата и черной кожи — был строже предыдущего. Так даже лучше, учитывая, куда он направляется.

Роб быстро оделся, пригладил волосы и потянулся за коротким черным плащом и пачкой бумаг.

Он должен появиться на Ситтинг-Лейн еще до вечера.

— Анна, дорогая, ты не заболела?

— Что? Что ты сказал? — переспросила Анна, продолжая смотреть в окно, где было по-утреннему светло, вдали по улице медленно передвигались пешеходы — все казалось таким обычным. Те же самые деревья и разросшиеся кустарники, которые она видела каждый день. Как в таком знакомом месте ее могли полностью захватить мечты и фантазии? Даже под покровом ночи.

Она до утра не могла заснуть, пытаясь решить столь изощренную задачу.

— Я только сказал, что ты сегодня утром какая-то рассеянная, — пояснил отец. — Ты сейчас прольешь пиво.

Анна глянула вниз — она разливала некрепкое пиво по глиняным кубкам — и с ужасом поняла, что действительно начинает лить через край. Она быстро поставила кувшин на стол и потянулась за полотенцем, чтобы стереть капли.

— Какой стыд, — пробормотала она. — Прости, папа. Сегодня я действительно чувствую себя немного усталой.

— Садись и съешь хоть немного хлеба, — сказал Том, пододвигая ей блюдо с хлебом и сыром. — Не стоило вчера приглашать столько народу на ужин. Мы уж слишком припозднились.

«Да, не стоило», — мысленно согласилась Анна и равнодушно взяла кусок хлеба. Может, тогда бы она провела спокойный вечер наедине с книгой, а не бродила по темному саду с Робертом Олденом, как последняя идиотка.

Она почувствовала, как загорелись щеки при воспоминании об их поцелуе, о том, как она упала к нему на колени и вцепилась в него, словно тонула, а он был ее единственным спасителем. Но во всем этом была какая-то неизбежность, словно они — персонажи какой-то пьесы с предопределенными судьбами. Между ними уже давно росла какая-то неясная связь, потребность друг в друге. Связь, которой она не понимала и не хотела.

Она сделала большой глоток пива. Может, это и к лучшему. Все уже произошло и осталось в прошлом, теперь они могут обо всем забыть.

А что, если еще не совсем в прошлом? Что, если это снова случится и она опять поведет себя как распутница?

Анна чуть не засмеялась при этой мысли. Распутница или нет, она знала, что за Робом гоняются толпы женщин — и винчестерские гусыни, и изысканные придворные дамы. Она постоянно видела их в «Белой цапле», кроме того, его воздыхательницы с сияющими глазами и низкими декольте всегда кружили вокруг сцены. Ему уж точно не до такой невзрачной вдовы, коей является она.

Ей надо просто его забыть — мысленно превратить вчерашнее сумасбродство в безумный сон и двигаться дальше. Ничего сложного.

Вот только это не так просто, даже при свете дня.

— Дальше у нас будут тихие, спокойные вечера, — пообещал отец. — Больше никаких поздних ужинов. Я могу пойти в таверну и там почитать актерам новые пьесы.

— Приглашай их к нам, когда тебе хочется, в любое время, — сказала Анна и снова наполнила себе кубок, на этот раз внимательно проследив, чтобы не пролить ни капли. — Я не против.

— Я не хочу добавлять тебе лишних забот, моя дорогая. Ты и так столько на себя взвалила. Может, нам съездить за город отдохнуть?

— Отдохнуть за городом? — изумилась Анна. Ее отец был закоренелым лондонцем, родился и вырос здесь. Грязные воды Темзы у него в крови. Ему бы никогда не пришло в голову поехать за город отдыхать.

— Именно так. Мне кажется, тебе нужен отдых, кроме того, скоро придет жара. И потом вдруг снова нагрянет чума?

— Не нагрянет.

Но вот сама загородная поездка, свежий воздух и долгие спокойные прогулки — почему бы и нет? Побыть вдали от театра и Роба Олдена. Такая перспектива показалась ей очень заманчивой. Но...

— Но у меня слишком много работы, чтобы уехать.

Томас пожал плечами:

— Как скажешь. Просто подумай об этом, моя дорогая. Нам обоим смена обстановки пошла бы на пользу, особенно сейчас.

Анна засмеялась:

— Да ты же в деревне умрешь со скуки! Откуда это внезапное желание покинуть Лондон? — Внезапно ее охватили неприятные подозрения. — У тебя какие-то неприятности?

— Что?! Конечно нет! — взревел тот, но его грубые морщинистые щеки стали пунцовыми, и он не встречался с ней взглядом. — Как тебе только такое пришло в голову? Тогда это у меня бывали неприятности?

«Постоянно», — подумала Анна. В Соутворке неприятности поджидали на каждом углу, особенно таких, как ее отец, — людей, которые занимаются делами на не самых чистых улицах. Но раньше он никогда не порывался отсюда сбежать. Казалось, он получает удовольствие от подобной жизни.

Точно так же, как Роберт.

— Я подумаю над этим, — сказала Анна. — В жаркую погоду у нас меньше зрителей. Но сейчас я должна заняться делами.

Отец кивнул, кажется несколько успокоившись. Правда, на лице у него до сих пор играл виноватый румянец.

— Чем ты сегодня занимаешься, дорогая?

— Сегодня крайний срок платить за аренду, а несколько арендаторов до сих пор нам ничего не дали. Я собираюсь лично нанести им визит. Тебе придется присмотреть за репетицией в театре, иначе артисты все утро будут болтаться без дела.

Отец снова кивнул, но она боялась, что он скорее будет прохлаждаться вместе с ними. Она поднялась со стула и поцеловала его в лысеющую макушку. Старый повеса... как же она его любит, несмотря ни на что! Он был для нее единственным родным человеком, а она — для него. Она обязана о нем позаботиться.

— Я вернусь после обеда, — пообещала она. — Ни о чем не волнуйся.

Он ласково похлопал ее по руке:

— Я и не волнуюсь, дочка. Пока ты здесь, мне не о чем волноваться.

Анна покинула столовую и поднялась к себе, чтобы захватить шляпку и шаль. Прикалывая к аккуратной прическе серую шляпку с высокой тульей, она поймала в маленьком зеркале свое отражение. Обычно она бросала в зеркало лишь беглый взгляд, но сегодня засмотрелась подольше, изучая свое бледное лицо.

Ее отец всегда говорил, что она очень хорошенькая и похожа на свою мать, но сама Анна так не считала. Она видела разряженных придворных леди с золотыми локонами и розовыми щечками, белоснежной грудью и усыпанным драгоценностями корсажем. Как ими восхищались мужчины! Она понимала, что она совсем не такая. У нее темные и прямые волосы, правда густые и длинные. Глаза излишне раскосые, слишком острый подбородок. Худая и бледная и, как указал Роб, всегда носит простые серые платья. Губы довольно красивые, но слишком часто сжимаются в тонкую ниточку от беспокойства.

Она не из тех красавиц, на ком задержит взгляд такой прекрасный дьявол, как Роберт.

— Наверняка прошлой ночью он сильно перебрал эля, — произнесла она вслух и покрепче засадила шпильку. И она сама, наверное, тоже — или опьянела от лунного света и слов Роба в редкий момент истины, когда он поделился с ней своим прошлым.