Страница 20 из 28
— А что такое? — насторожился Рубль.
— Белозерцы гонцов послали. Охота на тебя, Лева, — сочувственно сказал Бегун. — Это, Лева, не менты и не чекисты, у них разговор короткий. Помнишь, как они соболя в глаз бьют? Вот так же и тебя завалят. Сидишь ты, пьешь водку — дзынь! Дырочка в окне, а пуля у тебя в черепе, — он постучал Рубля по лбу, снял коруну и отдал Еремею. — Может, завтра, может, через год. Жди… Я ведь предупреждал тебя, Дева, что воровать нехорошо, а из храма — совсем грех. Ярое Око — оно все видит. Так что кончай праздновать, начинай поминки…
Рубль проводил их растерянным взглядом. Вдруг сообразил, что стоит у окна, как на ладони, пригнулся и кинулся задвигать шторы.
— Где Спас? — спросил Еремей, когда они сели в машину.
— Ушел в другие руки, — Бегун завел мотор. — Опоздали, теперь все сложнее будет.
— Ты взял тридцать сребреников? — Еремей покосился на сумку с деньгами.
— Чуток побольше, — усмехнулся Бегун. — За эти бабки полцарства иудейского купить можно… Они нам пригодятся, — уже серьезно сказал он.
Он свернул к старому Арбату и остановился у телефона. Набрал Димин номер — там включился автоответчик. Бегун не дослушал слащавую скороговорку, перезвонил в офис:
— Это фирма «Антиквар»? Дмитрия Алексеевича можно?.. А когда будет?..
Еремей бдительно стоял рядом. Глянул в сторону — и остолбенел: на стеллажах, на приступочке под стеной, прямо на асфальте стояли и лежали иконы, сотни икон всех размеров от церковных до карманных складней. Святые скорбные лики мелькали за шагающими ногами, светились в витрине антикварной лавки. Пестрая толпа текла мимо, кто-то приценивался, придирчиво царапал ногтем кракелюр, продавцы деловито пересчитывали деньги.
Еремей шагнул ближе, приглядываясь, ища Ярое Око. Вдруг над его плечом протянулась громадная черная пятерня, схватила Богоматерь. Еремей медленно поднял глаза на угольное лицо негра и с воплем шарахнулся, крестясь, сбив треногу уличного художника.
— Эй, дядя, закурить будет?
Еремей обернулся — две наголо стриженные пацанки в кожаных куртках с цепями и металлическими черепами, с густыми черными тенями вокруг глаз сонно смотрели на него.
— Эй, дядя… Торчишь, что ли? — одна поводила у него перед лицом ладонью. — Врубайся!
Еремей увидал у самых глаз длинные острые кроваво-красные ногти и замер, готовясь принять мученическую смерть.
— Чего пялишься? Понравилась? — другая хлопнула подругу по заду. — Купи, продается!
Девки оживились, радуясь неожиданному развлечению, одна задирала короткую юбку, выставляя тощее бедро, другая тыкала в Еремея «козой».
— Сгиньте, исчадия! — Еремей зажмурился, слабо сопротивляясь. — Господи, Иисусе Христе, помилуй мя…
Бегун вышел из будки, мимоходом развернул обеих за плечи и проводил пинком в зад.
— До ночи не появится, — озабоченно сказал он. — Поехали, у меня свои дела еще есть…
У школьных ворот дорогу им преградил дюжий охранник:
— Ваши пропуска?
— Мне сына повидать.
— Свяжитесь с начальником охраны, — предложил тот, протягивая рацию.
Бегун отошел и свернул в соседний двор. Воровато огляделся и перемахнул через забор. Еремей следовал за ним.
В просторном спортзале старшеклассницы играли в теннис. Еремей глянул на плещущие над загорелыми ногами юбки и торопливо отвернулся.
В школьных коридорах было безлюдно. Бегун приоткрыл одну дверь — оттуда слышалась английская речь, другую — там бурлили в колбах какие-то реактивы, третью — Еремей заглянул ему через плечо, столкнулся взглядом с пустыми глазницами скелета и кинулся прочь, плюясь через левое плечо.
— Тихо, — цыкнул на него Бегун.
В следующем классе малыши застыли перед компьютерами, полукругом перед учительским столом. Павел сидел с краю. Бегун пригнулся, чтобы не заметил учитель, скатал бумажный шарик и бросил в сына. Тот обернулся, нахмурившись, — и радостно распахнул глаза. Бегун прижал палец к губам.
Павел глянул на учителя, повернул монитор, чтобы видно было отцу, и крупно написал: «Я знал, что ты придешь!!!» Бегун поманил его к себе.
— Виктор Николаевич, можно в туалет? — спросил Павлик.
— Пять минут до конца урока, Дэвидсон, — ответил учитель.
«Жди меня на крыльце», — написал Павлик.
После звонка он вылетел на крыльцо и повис на шее Бегуна:
— Я тебя так ждал, так ждал! Какая у тебя борода смешная! Где ты был так долго?
— А ты уже Дэвидсон? — усмехнулся Бегун.
— Они забрали меня сразу, как ты уехал. А потом мама сказала, что ты умер, что так и должно было случиться рано или поздно, и они поменяли мне фамилию, а завтра мы улетаем навсегда. Ты не отдашь меня, правда? Теперь я снова буду Беглов?
— Слушай, Павел, — сказал Бегун, отстранив его. Мимо носилась взад и вперед шумная ребятня, налетая на них. — Я тоже завтра уезжаю, очень далеко. И тоже насовсем. Ты уже взрослый человек, и ты сам должен решить…
— Я с тобой! — замотал головой Павел.
— Там, куда я еду, совсем не так интересно, как в Америке.
— Я с тобой!
— Подожди. Я еду в маленькую деревню, и, может быть, мы никогда уже не вернемся в Москву.
— Куда угодно, только с тобой!
Бегун снова обнял его.
— А вон и мама, — сказал Павлик, глядя ему через плечо. — Пойдем скажем ей!
У ворот стоял вишневый «мерседес», Лариса шла по дорожке к крыльцу, еще не видя их. Бегун схватил Павлика за руку и кинулся обратно в школьную дверь, по лабиринту коридоров к черному ходу. Еремей бежал за ними.
— А почему через забор? — удивился Павлик.
— Так ближе, — Бегун подсадил его, перелез следом. Едва он спрыгнул на землю, на него навалился охранник, умело выкрутил руку за спину, прижимая к земле.
— Уйди, гад! Это мой папа! — Павел молотил его по спине маленькими кулаками.
Охранник, держа Бегуна одной рукой, поднес к губам рацию.
— Помоги! — крикнул Бегун застывшему в растерянности Еремею. Тот оглянулся — рядом стояли грабли на длинной ручке с двурогой развилкой у гребенки. Еремей наступил ногой на гребенку и оторвал ее, одним взмахом поймал охранника развилкой за горло и завалил навзничь, глубоко вогнав рога в землю. Тот захрипел, разевая рот, выкатив глаза, судорожно пытаясь освободиться.
— Здорово! — крикнул Павел. — Он, гад, всем улыбается, а когда никто не видит, девчонок хватает за что нельзя!
Бегун прыгнул в машину, предусмотрительно оставленную поодаль от ворот.
— Знакомься, Павел! — сказал он, заводя мотор. — Это Еремей. Он сначала покажется тебе странным, но он классный парень!..
— Разве мы не поедем домой? — удивленно спросил Павлик, оглядываясь.
Бегун кружил по переулкам в центре.
— Домой нам нельзя. Я думаю, твоя мать подняла на ноги всю милицию, — ответил он.
— Я хочу есть, — виновато сказал Павлик. — И пить…
Бегун остановился у шикарного супермаркета.
— Эх, гулять так гулять! — махнул он. — Бери, что хочешь!
Пока они с Павлом набивали всякой всячиной тележку, Еремей неприкаянно бродил между полок, разглядывая яркие этикетки. И вдруг встал, пригнувшись, нос к носу с громадным игрушечным медведем, ожидая, что тот сейчас заревет и поднимется в рост.
— Как настоящий, правда? — сказал Павлик. — Я всю жизнь про такого мечтал. Жалко, дорогой… — он панибратски хлопнул медведя по башке, тот разинул пасть и грозно рыкнул.
Бегун распечатал пачку долларов и заплатил, взяв сдачу рублями. Нагруженные покупками, они вернулись в машину и принялись распаковывать целлофановые обертки с сочащейся мясным соком ветчиной, сыром и ломтиками хлеба, коробки с шоколадом и печеньем. Еремей глотал голодные слюнки, но ни к чему не притрагивался.
— Здорово! А Джеймс, хоть и богатый, за каждый доллар трясется, — сказал Павлик с набитым ртом. — Считает, кто сколько съел… На, — протянул он Еремею «кока-колу». — Я вообще-то «севен ап» больше люблю, но «кока» тоже ничего.
Еремей повертел в руках банку.
— Вот здесь, — Павлик дернул за кольцо, раздался хлопок, поднялось и растаяло облачко, и в банке забурлили пузыри.