Мальчики Из Бразилии

- Мундта? Вы не слышали о Мундте? Да он же упоминается в вашей книжке, мистер Либерман! Вот откуда я узнал о нем.

- О Мундте в моей книге? Нет.

- Да! В главе о Треблинке. Она у меня в сумке, хотите, я даже приведу вам номер страницы?

- Я никогда не слышал о Мундте, Барри; вы явно ошибаетесь.

- О, Господи! Ладно, забудем. Во всяком случае, там было шестеро человек, они разъезжаются на два с поло­виной года и у каждого у них есть определенные числа, когда они должны убивать каких-то людей и тут уж начинается чистое сумасшествие. Вы слушаете, мистер Либерман? Всего они собираются убить девяносто че­тыре человека и все они гражданские служащие шести­десяти пяти лет. Как вам нравится такая раскрутка?

Молчание.

- Раскрутка?

Он вздохнул.

- Это такое выражение.

- Барри, разрешите мне кое-что спросить у вас. Ведь запись у вас на немецком, так? А ведь вы…

- Я отлично понимаю его! Я не очень хорошо spreche, но понимаю отлично. Меня научила бабушка. Хотя я не говорил по-немецки с детства.

- Значит, Kameradenwerk, и Менгеле посылает лю­дей…

- … убивать шестидесятипятилетних гражданских служащих. Некоторым из них по 64 года, а другим по 66. Лента уже перемоталась, сейчас я ее вам прокручу, и вы мне скажете, что делать, с кем из высокопостав­ленных лиц связываться. Вы позвоните ему и скажете, что я явлюсь, чтобы он принял меня, и принял поскорее. Тогда их удастся остановить до того, как они разъедутся. Первое убийство должно состояться 16 октября. Подо­ждите, я усядусь, как следует, вытяну ноги.

- Барри, это просто смешно. Кто-то подшутил с ва­шим диктофоном. Или же… или же они не те, за кого вы их принимаете.

В дверь кто-то трижды постучал.

- Убирайтесь! - крикнул он, прикрыв микрофон и припоминая португальские слова. - У меня междуна­родный разговор!

- Они могут быть, кем угодно, - сказал голос в трубке. - Они вас просто разыграли.

- Мистер Либерман, вы собираетесь ли выслушать запись?

Постучали громче, а потом в дверь просто забараба­нили.

- Вот дерьмо! Подождите, - положив телефон на кровать, он зашлепал к дверям и взялся за ручку. - Кто там?

Чей-то мужской голос затараторил по-португальски.

- Помедленнее! Помедленнее!

- Сеньор, тут какая-то японская леди, она ищет человека, похожего на вас. Она говорит, что должна вас предупредить относительно человека, который… - он повернул ручку, и дверь, которая рывком распахнулась от толчка высокого грузного мужчины, отшвырнула его назад; от удара он согнулся и рот его заполнился кровью. Руки ему заломили за спину; тот нацист, которого он видел у подножия лестницы в «Сакаи», обнажил длинное блестящее шестидюймовое лезвие. Голову ему резко от­кинули назад, и перед глазами на мгновение показался потолок в коричневатых пятнах протечек; у него хруст­нуло плечо и желудок пронзило болью.

В комнату вошел человек в белом; на голове у него была низко надвинутая шляпа, и в руках он держал атташе-кейс. Закрыв дверь, он остановился рядом с ней, глядя, как блондин раз за разом всаживает нож в моло­дого американца. Воткнуть, повернуть, вытащить; вотк­нуть, повернуть, вытащить; теперь удар сплеча сверху и в разрывах плоти блеснула белая кость ребра.

Блондин, переводя дыхание, перестал всаживать нож в свою жертву, и черноволосый осторожно опустил тело юноши, в глазах которого застыло удивленное выраже­ние, на пол: часть его расположилась на сером ковре, а другая - на навощенном полу. Блондин вытер окровав­ленное лезвие ножа о рубашку юноши и коротко сказал черноволосому:

- Полотенце.

Человек в белом бросил взгляд в сторону кровати, подошел к ней и поставил свой чемоданчик на пол.

- Барри? - продолжал спрашивать телефон на кро­вати.

Человек в белом посмотрел на диктофон, стоящий на ночном столике, и пальцем, обтянутым белой тканью перчатки, нажал на клавишу. Распахнувшиеся створки высвободили кассету. Человек в белом, взяв ее, осмотрел и сунул во внутренний карман. Затем он увидел визит­ную карточку под телефоном и перевел взгляд на черный аппарат, лежащий на постели.

- Барри? - доносилось из трубки. - Вы здесь?

Человек в белом медленно протянул руку, взял труб­ку и поднес к уху наушник. Слушая, он прищурил карие глаза, и ноздри, испещренные красноватыми прожилка­ми, раздулись. Он было приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но так и застыл, держа трубку рукой с побелев­шими костяшками и приглаживая усики другой рукой.

Он бережно положил трубку на рычаги и отдернул руку, не сводя глаз с телефона. Повернувшись, он ска­зал:

- Я чуть было не заговорил с ним. Как я об этом мечтал!

Полотенце в руках блондина, очищавшего лезвие но­жа, уже было все испятнано красным; он с любопытст­вом взглянул на говорившего.

Человек в белом сказал:

- С давних времен мы испытываем ненависть друг к другу. И вот он был здесь, чуть ли не в моих руках. Наконец я мог поговорить с ним! - Снова повернувшись к телефону, он с сожалением покачал головой. - Либер­ман, - мягко сказал он, - ты еврейский выродок. Твой пес мертв. Что он тебе успел рассказать? Впрочем, это неважно: никто нигде не будет слушать тебя, пока ты не представишь доказательств. А доказательство в моем кармане, и ребята улетают завтра. Грядет пришествие Четвертого Рейха. Спокойной ночи, Либерман. Увидим­ся у дверей газовой камеры.

Он улыбнулся, покачав головой, и сунул визитную карточку себе в карман. - Хотя это, пожалуй, и глупо - сказал он.

Черноволосый, распахнув дверцу шкафа, показал на сумку с ремнем и спросил по-португальски:

- Сложить ли его вещи, доктор?

- Этим займется Руди. Вы спускайтесь вниз к Траунштейнеру. Найдите где-нибудь на задах открытую дверь и подгоните к ней машину. Затем один из вас поднимется и поможет нам спуститься к ней. И не сооб­щайте ему, что мальчишка говорил по телефону. Ска­жите, что он прослушивал запись.

Брюнет кивнул и вышел.

Светловолосый спросил по-немецки.

- А их не перехватят? То есть, наших людей?

- Дело должно быть сделано, - сказал человек в белом, вынимая футляр для очков. - Любой ценой. Все, что удастся. Если повезет, они справятся со всеми. Кто будет слушать Либермана? Он сам не поверил; вы слы­шали, как мальчишка уговаривал его. И да поможет нам Бог - как можно больше из этих девяноста четырех должны умереть.

Он надел очки и, вытащив из кармана спичечный коробок, подошел к телефону. Подняв трубку, он назвал оператору номер.

- Привет, друг мой, - весело сказал он. - Будьте любезны, сеньора Гессена. - Прикрыв белой перчаткой микрофон, он отвел глаза в сторону. - Проверь его карманы, Руди. Там, под комодом, резиновые туфли. Гессен? Говорит доктор Менгеле. Все прекрасно, беспо­коиться не о чем. Чистый любитель, как я и говорил. Сомневаюсь, чтобы он вообще понимал по-немецки. По­шли ребят по домам, пусть они попрактикуются в под­писях, они должны будут пользоваться ими все время. Нет, боюсь до 1977 года; я вылетаю в лагерь, как только мы тут все подчистим. Так что с Богом, Хорст. И передай эти слова от меня остальным: «С Богом!» Повесив труб­ку, он сказал: - Хайль Гитлер!

Глава вторая

Бурггартен с его прудом, мо­нументом Моцарта, с его лу­жайками, тропинками и конной статуей императора Франца-Иосифа расположен неподалеку от венской конторы «Рейтера», международного агентства но­востей, корреспонденты и сек­ретарши которого предпочитали в теплые месяцы года проводить время ленча в парке. 14-го ок­тября было холодно и ветрено, но четверо работников «Рейте­ра» все же решили отправиться в Парк; расположившись на скамейке, они развернули сан­двичи и разлили по бумажным стаканчикам бутылку белого вина.

Того, кто разливал вино, звали Сидней Байнон, стар­ший корреспондент венского отделения агентства. Соро­качетырехлетний житель Ливерпуля, у которого в Вене обитали две бывшие жены, Байнон в своих очках в роговой оправе напоминал отрекшегося от престола ко­роля Эдуарда VII. Стоя рядом со скамейкой, на которой располагалась бутылка, и задумчиво попивая вино, с внезапным давящим чувством вины он увидел Якова Либермана в черной шляпе и распахнутом пальто, кото­рый двигался в его сторону.