Страница 19 из 61
- Вам в суде объяснят, что говорится в договоре!
- А вам объяснят, сколько с вас взыщут за эту аварию! Вон! - Либерман показал пальцем на дверь.
Гланцер заморгал. Заюлив взглядом, словно к чему- то прислушиваясь, он обеспокоенно взглянул на Либермана и кивнул.
- Не сомневайтесь, я уйду, - прошептал он. - Прежде, чем что-то случилось. Жизнь мне дороже, чем имущество.
Он вышел на цыпочках и прикрыл за собой двери.
Либерман топнул ногой и крикнул:
- Я хожу по полу, Гланцер!
Издалека донеслось:
- Он провалится!
- Не надо, Яков, - сказал Макс, беря Либермана за руку. - Тут все держится на честном слове.
Либерман повернулся. Оглядевшись, он поднял глаза к потолку и только застонал:
- Ой-ой-ой! - после чего закусил нижнюю губу.
Эстер, которая, встав на цыпочки, вытирала стеллаж с досье, сказала:
- Мы успели спохватиться, так что все не так плохо. Слава Богу, утром я была на кухне, пекла ореховый торт. Как только увидела, что тут делается, сразу же позвала Макса и Лили. Протекло только здесь и на кухне, а не в других комнатах.
Макс представил застенчивую молодую женщину с большими красивыми серыми глазами: их с Лили племянница Аликс из Брайтона, из Англии, которая приехала к ним на каникулы. Пожав ей руку, Либерман поблагодарил за помощь, после чего снял наконец пальто и включился в общий труд.
Они вытерли столы и мебель, опустошили полные тазы и ведра, вернули их под места протечек и постарались затереть вспучившуюся штукатурку на потолке.
Затем, рассевшись на столах и на той половине дивана, что не отсырела, они принялись за кофе с тортом. Из протечек лишь временами стекали неторопливые струйки. Либерман немного рассказал о поездке и визитах к старым друзьям, об изменениях в них, которые бросились ему в глаза. Аликс, запинаясь, отвечала на вопросы Эстер о своей работе художницы по текстилю.
- Пришли некоторые пожертвования, Яков, - сообщил Макс, торжественно кивая седой гривой волос.
- Как всегда, после Святых Дней, - подтвердила Лили.
- Но в этом году больше, чем в прошлом, дорогая, - сказал Макс.
Кивнув, Либерман посмотрел на Эстер:
- Мне что-нибудь приходило из агентства Рейтер? Отчеты? Вырезки?
- Есть какой-то конверт с их грифом, - сказала Эстер, - и довольно большой. На нем сказано «Лично».
- Сообщения? - спросил Макс.
- Перед отъездом я переговорил с Сиднеем Байноном. Об истории, которую мне рассказал тот мальчик, Кохлер. О нем что-нибудь известно?
Они покачали головой.
Эстер поднялась, держа в руках блюдце с чашкой и сказала:
- Этого не может быть, слишком смахивает на бред.
Лили тоже поднялась, начав было собирать тарелки, но Эстер остановила ее:
- Оставь все, как есть, я уберу. Лучше пройдитесь с Аликс, покажите ей окрестности.
Макс, Лили и Аликс стали собираться, и Либерман от души поблагодарил их за помощь. Он поцеловал в щеку Лили, подал руку Аликс, пожелав ей хорошо провести отпуск, и похлопал Макса по спине. Закрыв за ними дверь, он подхватил чемодан и отнес его в спальню.
Заглянув в ванную, он взял пилюли, которые ему приходилось принимать в двенадцать часов, развесил всю одежду в шкафу и сменил пиджак на свитер, а туфли на шлепанцы. Держа в руке очки, он вернулся в гостиную и, взяв папку, направился к высоким французским дверям в столовую, лавируя между столами.
- Я буду посматривать, не пойдет ли снова вода, - из кухни сказала Эстер. - Ты хочешь, чтобы я связала тебя с этим человеком из Маннгейма?
- Попозже, - сказал Либерман, располагаясь в гостиной, которая теперь стала его кабинетом.
Стол был завален журналами и стопками вскрытых писем. Положив папку, он включил настольную лампу и надел очки, после чего из-под большой стопки бумаг вытащил несколько конвертов. Он сразу же нашел серый конверт из агентства Рейтер, пухлый и с четко выписанным адресом. Такой толстый?
Усевшись, он расчистил перед собой место, отодвинув скопившуюся почту на край стола. Фотография Ханны перевернулась, а несколько журналов шлепнулось на пол.
Он сдернул липкую ленту по краям клапана конверта и раскрыл его. На зеленое сукно стола вывалилась куча газетных вырезок и оторванных телетайпных лент. Двадцать, тридцать, еще и еще; некоторые представляли собой фотокопии или наскоро отхваченные ножницами куски из газетных полос. «Ма
Он заглянул в конверт и извлек оттуда еще пару маленьких вырезок и пачку их, обернутых листом белой бумаги.
«Держите меня в курсе дела, - было написано на нем аккуратным мелким почерком в самом центре. - С.Б. 30 окт.»
Отложив в сторону конверт, он разложил вырезки и сообщения по всему столу для лучшей видимости - неправдоподобное обилие текстов на французском, английском, немецком - и еще на шведском, датском и других, которых он не мог разобрать, кроме разве нескольких слов тут и там. «Dod», конечно же, означало «смерть» или «мертвый».
- Эстер! - крикнул он.
- Да?
- Словари для перевода - шведский и датский! А также голландский и норвежский.
Он взял вырезку на немецком: «В результате взрыва на химическом заводе в Золингене погиб ночной сторож Август Мор, шестидесяти пяти лет». Нет, не то. Он отложил в сторону.
И тут же снова взялся за нее. Разве мелкий гражданский служащий не может подрабатывать по ночам? Сомнительно для шестидесятипятилетнего человека, но возможно. Взрыв произошел утром того дня, когда ему стала известна эта история, если исчислять ее с 20-го октября.
Вспыхнул верхний свет, и вошедшая Эстер сказала:
- Они должны быть где-то здесь.
Она подошла к обеденному столу и стала разглядывать корешки лежащих на столе книг.
- Датского у нас нет, - сказала она. - Макс пользовался норвежским.
Либерман вытащил блокнот из ящика письменного стола.
- Дай мне еще французский.
- Сначала я его должна найти.
Он нашарил ручку, валявшуюся среди почты. Снова глянув на вырезки, он корявым почерком написал наверху большого желтого листа: «20-го, Мор Август, Золинген» и поставил рядом знак вопроса.
- Вот тебе словари, - объявила Эстер и положила перед ним несколько томов. - Норвежский, шведский, французский.
- И датский, будь любезна, - он отложил вырезку налево, куда будет складывать предполагаемые варианты. Просмотрев одну из английских вырезок, в которой шла речь о священнике, он, поколебавшись, вздохнул и положил ее направо.
Вернулась Эстер, с трудом таща в руках еще несколько томов. Он освободил для них место на краю стола.
- Все было в таком порядке, - пожаловалась она, опуская книги на стол.
- Я все приведу опять в порядок. Спасибо.
Она заправила под парик выбившуюся прядку волос.
- Тебе стоило бы оставить тут Макса, если нужно переводить.
- Я не подумал.
- Может, мне поискать его?
Он отрицательно покачал головой, беря еще одну вырезку на английском. «Ссора завершилась смертельным ударом ножа».
Эстер, обеспокоенно глядя на груду вырезок, спросила:
- Убито так много людей?
- Не все убиты, - сказал он, откладывая вырезку направо. - Некоторые погибли при несчастных случаях.
- Так как ты выяснишь, кто из них был убит нацистами?
- Пока еще не знаю, - ответил он. - Мне придется все это изучать. - Он вытянул вырезку на немецком.
- Изучать?
- И пытаться найти что-то общее. Какую-то причину.
Прищурившись она посмотрела на него.
- Только потому, что тебе позвонил тот мальчик, а потом исчез?
- Спокойной ночи, Эстер, дорогая.
Она отошла от стола.
- А вот я бы писала статьи и зарабатывала деньги.
- Пиши, я буду их подписывать.
- Ты хочешь что-нибудь поесть?
Он покачал головой.
Несколько вырезок сообщили о смертях, которые ничем не бросались в глаза, походя на всех прочих; часть скончавшихся была то значительно старше, то младше обусловленного возраста. Много среди них было торговцев, фермеров, бывших промышленных рабочих или просто бродяг; кое-кто стал жертвой соседей, родственников, хулиганских нападений. Он то и дело, пользуясь увеличительным стеклом, залезал в словарь: «makelaar in onroerende goederen» - это «агент по продаже недвижимости», a «tulltjargteman» - таможенник. Варианты, которые следовало бы рассмотреть, он откладывал налево, все прочие направо. Много слов в вырезках из Дании ему удалось найти в норвежско-немецком словаре.