Украденные поцелуи

– Дансбери, но вы же пьете столько, сколько и я, – возразил юноша.

Сидевший напротив Огден Прайс ухмыльнулся, а Джек поднял палец и проговорил:

– Это только кажется, что я пью столько же, сколько и ты.

– Ты что же, выливал вино? – нахмурился Прайса.

Джек пожал плечами:

– Между делом.

Приятель покачал головой:

– Будь я проклят… И как давно?

– Всякий раз, когда появляется такое желание. – В этот вечер Джеку требовалось сохранить ясность ума, что бы выведать у Уильяма, что собирается делать Лилит. На дегустации чая маркизу показалось, что она стала относиться к нему немного лучше. И если он не ошибся, то это был тот шанс, который ни в коем случае не следовало упускать.

– Но я ни разу не видел, чтобы вы выплеснули вино. – Уильям наклонился, чтобы рассмотреть рукав Джека.

– Признаюсь, я воспользовался цветочным горшком, что стоит позади тебя. Боюсь, утром у этого растения будет тяжелая голова. – Джек лениво потянулся. – И у меня тоже. Я ужасно устал.

– Но я проиграл двести фунтов! – с возмущением воскликнул Уильям, бросая на стол карты.

Джек внимательно посмотрел на него и спросил:

– А сколько же ты сегодня намеревался проиграть?

– Около половины этой суммы, – пробурчал Уильям. Он ударил кулаком по столу. – Я не думал, что ваша проклятая игра продлится целую ночь.

– Она длится уже годы, Уильям, – сказал Прайс. Он поднял свой бокал и, глядя на Джека, осушил его. – Никогда не выливаю вино, даже если оно разбавлено.

Тут у входа произошло какое-то движение, и Джек заметил Уэнфорда. Однако герцога тотчас же провели в соседний игорный зал. Очевидно, владельцы «Уайтса» не любили скандалов.

Дансбери усмехнулся и тоже поднял бокал. На сей раз он выпил до дна и тут же поморщился. Прайс был прав – вино определенно разбавили. Подозвав одного из слуг, маркиз приказал принести другую бутылку и добавил:

– Из моих личных запасов, пожалуйста.

Слуга поклонился и направился к кухне.

– Я все еще не могу поверить, что вы держите собственные запасы портвейна в каждом клубе города, – восхитился Уильям.

– И ты пьешь его с удовольствием, – с невозмутимым видом заметил маркиз.

– Как и я, – вставил Прайс. – Уильям, когда мы выпьем все вино Джека, пойдем со мной в Адмиралтейство.

Маркиз покачал головой:

– Нет-нет, Прайс, он уже проиграл двести фунтов. Оставь нам что-нибудь на завтрашнюю игру.

Уильяма это явно обрадовало, а Джек подумал о том, что с его помощью молодой мистер Бентон, вероятно, проигрывал не менее пятисот фунтов в неделю. Взглянув на него, маркиз проговорил:

– Уильям, я был бы тебе очень признателен, если бы ты последовал моему мудрому совету: никогда, я повторяю, ни когда не делай ставку выше, чем можешь себе позволить проиграть. Иначе станешь должником разных непорядочных людей. Таких, как я.

Молодой Бентон рассмеялся и сказал:

– Если послушать мою сестру, то вы самый страшный человек в Лондоне. Она говорит, что вы сам дьявол. И как раз сегодня сестра назвала вас… зловредным Денди–Джеком! Довольно остроумно, не правда ли?

Маркиз нахмурился и пробормотал:

– Как ты сказал? Как она назвала меня?

– Зловредным Денди-Джеком.

– Кажется, все еще дует северный ветер, – заметил Прайс, избегая встречаться взглядом с приятелем.

Джек пожал плечами и снова повернулся к Уильяму:

– Когда я в последний раз видел мисс Бентон, мне показалось, что у нее был довольно утомленный вид. Она очень занята в этот сезон, не так ли?

Уильям кивнул:

– Отец тоже так считает. Он сказал Лил, что утром ей не следует ехать на завтрак к Биллингтонам. Но, черт все побери, это не освобождает меня от такой обязанности. – Он ухватил Джека за рукав. – А вы там будете?

Маркиз снова нахмурился и проворчал:

– Меня никогда не привлекали завтраки.

Прайс усмехнулся:

– Я полагал, что только люди с дурной репутацией, с такой, как у Джека, не посещают знаменитые завтраки у Биллингтона.

– Именно поэтому я и приобрел дурную репутацию, – отозвался маркиз. Завтра утром Лилит Бентон будет дома совсем одна. Давно пора сделать следующий шаг.

– Дансбери! – раздался позади него скрипучий голос.

– О, ваша светлость… – протянул Джек, оборачиваясь.

На сей раз ему хотелось уйти из клуба, избежав скандала, если только сам герцог не захочет этого. Он заметил, что бриллиантовая булавка снова украшала галстук Уэнфорда, без сомнения, для того, чтобы весь свет видел, что герцог все исправил. В какой-то момент у Джека промелькнула мысль о Рэндольфе – о том, как он себя чувствует, лишившись фамильной драгоценности во второй раз.

– Просто захотелось сказать: что сделано, то и сделано, – пробормотал герцог, протягивая Джеку костлявую руку.

Это было слабое извинение и совершенно недостаточное для того, чтобы приглушить многолетнюю вражду между Фаради и Ремдейлами. Не спуская глаз со старика, Джек взял со стола только что принесенную слугой бутылку портвейна и вложил ее в протянутую руку герцога.

– Мое почтение, – сказал маркиз и вернулся к игре.

Его светлость в растерянности стоял у стола, явно раздумывая: стоит ли из-за этого пренебрежительного жеста поднимать шум?

– Что ж, очень хорошо, – пробормотал он наконец, отходя от стола.

– Как у тебя хватило наглости, Дансбери? – спросил Прайс, когда герцог вышел из комнаты.

– Это было чертовски хорошее вино, – с сожалением заметил Джек. – Полагаю, можно продолжать игру.

Глава 5

– Я действительно хотела бы поехать на этот завтрак, папа. – Лилит стояла, прислонившись к двери отцовской спальни, в то время как он заканчивал свой утренний туалет. Она уже оделась в надежде на то, что отец уступит и позволит ей поехать к Биллингтонам. Ей очень хотелось там побывать, так как герцог Биллингтон славился своими завтраками, которые устраивал только раз в году. Считалось, что все, кто достоин уважения, получали приглашение на завтрак.

Ей было ужасно интересно, сумеет ли маркиз Дансбери добиться приглашения. Однако она запретила себе думать об этом. Лилит не сомневалась в том, что маркиз еще не вернулся домой после своих ночных похождений, и если она что-то знала о завтраках у герцога Биллингтона, то одно: на них не приглашали людей дурного тона. Никогда. Если бы Уильям связался с Дансбери несколькими неделями раньше, он наверняка обнаружил бы, что его тоже исключили из числа приглашенных.

– Пойми, Лилит… – не оборачиваясь говорил виконт, которому камердинер в последний раз расправлял галстук. – Пойми, тебе не надо утомляться. Особенно потому, что сегодня бал у Рочмонтов. Мы с твоей тетей, а также Уильям, если он не заснет за столом, передадим твои извинения.

Лилит вздохнула и потрогала жемчужную сережку в правом ухе, чем-то мешавшую ей.

– Хорошо, папа, но… Ох, папа, я очень надеюсь, что вы поймете чувства, которые я испытываю к его светлости. Я просто не могу выйти замуж за такого… ужасного человека. Я уже говорила вчера, что буду счастлива выйти за любого другого, и я прошу…

– Глупости, – отмахнулся виконт. – Я уже слышал, что ты говорила вчера. Но имей в виду: Уэнфорд – весьма уважаемый человек, и союз наших семей сделает нашу репутацию безупречной. А ты, легкомысленная девица, вероятно, решила, что у него на голове слишком много седых волос и поэтому он тебе не подходит.

– Дело не в этом, папа.

– Неужели? После всех любезностей, которые нашептывали тебе едва ли не все холостые лорды, ты, конечно, сама сделала выбор – выбрала какого-нибудь красивого глупца. Кто он, Лилит? Третий сын барона?

Такое обвинение удивило ее, ибо никто, конечно же, не покорил ее сердце. Впрочем, она не стремилась найти любовь.

– У меня никого нет, папа. – Виконт по-прежнему смотрел на дочь с подозрением, и она положила руку ему на плечо. – Я не опозорю вас, поверьте.

Он отвернулся.

– Так, бывало, говорила твоя мать. Но увы, в ее зеленых глазах была только ложь.