Контур боли

— Пси-гиперболоид? — уточнил Олег.

— Ну, разумеется.

— Значит, это пси-усилитель? — спросил Михаил. — Что-то вроде «венца»?

— В нынешнем законченном виде это усилитель «венца», — ответил Кенс.

— То есть как бы… усилитель усилителя?!

— Без «как бы».

— И какую же территорию можно покрыть с этим двойным усилителем? — Гарин взволнованно облизнул губу.

— Смотри сам, — сказал Григорий. — Если я с моими убогими способностями сумел достать тебя в Новосибирске, то сейчас, когда система отлажена… когда здесь присутствуешь ты со своим «венцом»… — Он прикусил кулак, пережидая новый приступ кашля, и не закончил фразы.

— А как… — сказал Олег. — Каким образом можно подключить «венец» к Гиперболоиду?

— Ничего не нужно подключать. Система уже работает. Просто почувствуй это. И желательно поскорее. Пока в генераторах не закончился бензин.

Гарин неуверенно поправил «венец» и застыл, не мигая глядя на башню. Так прошла минута или две. Внезапно голова у Олега дернулась, а глаза округлились от изумления.

— Ого! — ошарашенно сказал Гарин. — Я никогда еще не чувствовал себя настолько… — Он не хотел употреблять это слово, но любые другие сравнения не годились для того, чтобы описать, что он вдруг почувствовал. — Настолько… Богом, — тихо закончил Олег.

— Ты смог! — просиял Кенс.

— Это было легко. — Гарин повернулся к Столярову и весело сказал: — Вот теперь я точно могу передать привет на расстоянии. Хоть в Новосибирск, хоть… куда угодно!

— Не трать время, — напомнил Григорий.

— Да-да, — Гарин посерьезнел. — Значит, «Последний Конвент»?

Кенс лишь кивнул в ответ. Похоже, ему было очень трудно говорить.

— Ну, последний, так последний, — промурлыкал Олег и закрыл глаза.

Это тоже было легко. Все стало простым и понятным, когда естественное пси-поле Гарина, усиленное связкой «Контур» — «венец» — «Гиперболоид», раскинулось вплоть до… Олег не смог бы сказать, как далеко. Он попросту не чувствовал границ собственных возможностей. А может, никаких границ и не было.

Гарин бросил клич. Он призвал адептов тепло и ласково, как отец. Где вы, дети мои? Те, для кого словосочетание «Последний Конвент» наполнено особым, сакральным смыслом. Я жду вас. Час пробил. Отзовитесь.

Первый отклик пришел уже через секунду. Это был генерал-майор ФСБ из Санкт-Петербурга. Он очень кстати катился вдоль набережной, выбирая, где припарковать свое спортивное авто. Внезапно его планы изменились. Генерал-майор за минуту разогнал машину до ста шестидесяти километров в час и врезался в массивную гранитную тумбу перед мостом.

Вторым был майор, несший вахту на скалистом островке в Тихом океане, который по всем прикидкам был бы необитаем, если бы не расположенная на нем ракетная часть. Майор застрелился из табельного пистолета.

Затем был чернокожий политик, известный борец за демократию, он красиво утонул в ванне с шампанским. И медиамагнат, который подкинул работенки своим информационным изданиям, выбросившись из окна кабинета на сорок шестом этаже. А затем — еще один военный, и офицер ЦРУ, и фальшивый экстрасенс, уже в пятый раз предсказавший конец света, и ведущий скандальной телепередачи, и финский хакер, ненавидевший человечество, зато обожавший своих четырех пуделей, и много, много кто еще…

Когда Олег устало стянул с головы «венец», его лоб был мокрым от пота. Гарин не боялся, что искажения информационного поля, возникающие вблизи башни, опять превратят его в психопата. Генераторы замолчали несколько секунд назад, и Шуховская телебашня снова прекратила вещание — на этот раз, кажется, навсегда.

— Тебе удалось? — встревоженно спросил Столяров.

— Да.

— Ну и сколько их там было в этом долбаном Конвенте?

— Сто пятьдесят четыре человека, — сказал Гарин и повернулся к Григорию. — Сто пятьдесят четыре!

Кенс не ответил. Он сидел, склонив голову, словно смертельно уставший инженер, который не дождался результатов эксперимента и задремал прямо в кресле. Григорий так и не увидел, чем закончилась его многолетняя работа, и для него это было самым страшным, уж Гарин-то знал.

— Все получилось, Гриша, — тихо сказал Олег. — У нас все получилось.

— Как бы я хотел перед ним извиниться… — с горечью проговорил Михаил.

— Он в этом не нуждался, поверь. Теперь я знаю о нем все. Григорий с самого начала понимал, что за путь он выбрал. Он встал один против всех. Он ни на что не рассчитывал.

— И погиб…

— И победил.

Эпилог

Осень в Новосибирск пришла раньше обычного, но наступала она так мягко, словно извинялась перед городом за отнятое до срока тепло. Дожди были короткими и шли только по ночам, к обеду же раскочегаривало почти по-летнему. Правда, к вечеру снова холодало, и в кронах деревьев уже просвечивали желтые пятна — как ранняя седина.

Человек в легком сером пальто вышел из здания вокзала и остановился под застекленным переходом между корпусами. В его движениях сквозили и скованность, и нега, и явное желание вдохнуть полной грудью — как у ветерана бесконечной войны, чудом вернувшегося домой. Он спешил, но не позволял себе торопиться. Он знал, что первые минуты — это самое драгоценное впечатление, которое уже не повторится. Какой-то мужичок в клетчатой рубашке направился к нему, чтобы спросить зажигалку, но вдруг передумал. Круто свернув, мужик прошел мимо и целеустремленно зашагал дальше, пока не наскочил на урну.

Гарин небрежно сбросил рюкзак под ноги, потом снял пальто и перекинул его через правую руку. Обе лямки рюкзака он надел на левое плечо и двинулся от вокзала. Шел он не быстро. Олегу нравилась мощеная площадка около лестницы, и круглые красные цветники с такими же красными цветами, и симпатичный, будто игрушечный, домик впереди — ему нравилось все, что он видел.

Спускаться в метро не хотелось. Станция «Площадь Гарина-Михайловского» — Марина столько раз о ней шутила, что это перестало быть смешным, — находилась в двух шагах от вокзала, но Олег направился к площади. Остановившись напротив гостиницы «Новосибирск», он вытянул левую руку. Часы «Фрэнк Мюллер» блеснули на солнце так, что манекены в витрине как будто заулыбались. На странное сочетание потертого детского рюкзачка и усыпанного бриллиантами циферблата обратили внимание немногие — лишь тучная дама на автобусной остановке и двое парней лет по двадцать, которые слонялись по улице без дела.

Гарин дождался, пока светофор покажет «зеленый», и снова поднял руку. В потоке машин, сорвавшихся с перекрестка, было несколько такси, но все оказались заняты. Из второго ряда к Олегу начал перестраиваться старенький синий «опель», но, уже прижавшись к тротуару и притормозив, почему-то проехал мимо.

Гарина похлопали по спине:

— Закурить не найдется?

— Не курю, — сказал он, не оборачиваясь. — И пиво не пью. Телефона тоже нет, и как пройти в библиотеку, я не знаю. Честно не знаю, ребят.

Молодые люди обступили Олега с двух сторон.

— Ты чё такой смешной? — с угрозой спросил один из них.

— А ты почему такой грустный? — весело ответил Гарин. Потом поманил его пальцем и вполголоса добавил: — Не бойся, Светка никому не расскажет.

У гопника отвисла челюсть.

— А времени сколько, не проинформируешь? — подал голос второй.

— Проинформирую, — охотно отозвался Олег. — Во-он часы на столбе, видишь? Половина четвертого. Ровно в одиннадцать вечера вы отправитесь по домам и ляжете спать. А сейчас вы купите в хозяйственном магазине два больших мешка и пойдете по улице Ленина собирать мусор. И не до поворота, а до самого конца, до Красного проспекта. Потом обратно.

Олег шагнул в сторону, чтобы оба человека попали в поле зрения.

— Завтра утром вы будете чувствовать себя превосходно, — ласково продолжал он. — Вам захочется устроиться на завод. Не противьтесь этому желанию. Когда-нибудь вы мне скажете за это спасибо. Если, конечно, вспомните.

Синий «опель» сдал назад, и водитель любезно открыл Гарину дверь. Олег закинул в машину рюкзак, затем пальто и уселся сам.