Страница 15 из 89
— Да, — сказал Тим, облегченно вздыхая.
— Если понятно, то иди в свою комнату и занимайся с девственным железом. Ты должен делать это сам, без напоминаний и независимо от того, что с тобой случилось за день.
— Я… да, сейчас иду… у меня один вопрос, можно?
— Задавай.
— Я это… насчет наказаний. Вот на этом уроке — Айра Цу, он… — Тим погладил щеку, — бьет учеников. Я понимаю, что какие-то наказания должны быть, но у вас же есть этот… шаретор? Почему бы просто не уменьшать его в качестве наказания?
— Первое — это неэффективно. Ваши шареторы ничтожны, вы целиком принадлежите Хозяину, так какой смысл уменьшать и без того малое? Это плохой стимул — в отличие от боли. Второе и главное — незачем плодить долги. Один великий долг лучше множества мелких, такая ситуация лучше способствует порядку в целом и Порядку Вещей в частности. Разве ты еще не понял, что Порядок Вещей не только обязывает должника заплатить долг, он также обязывает хозяина долга — его принять. Думаешь, учителям нужны ваши ничтожные долги в неимоверных количествах? Поэтому намного проще для вас вернуть долг сразу после его возникновения через боль. Боль — великое благо, без нее порядок был бы недостижим.
— То есть, — начал догадываться Тим, — боль увеличивает шаретор?
— А разве у вас не так? Если ты причинил беспричинно человеку боль, разве ты не становишься ему должен?
Тим задумался.
— Ну… вроде как да, — сказал он неуверенно, — иногда даже платят… если доказать удастся.
Ашер Камо глянул недоуменно, но переспрашивать не стал.
— Поэтому учитель причиняет боль в размере долга ученика, чтобы не уменьшать его шаретор и не плодить излишние долги.
— Понятно, — с удовлетворением сказал Тим. Он и в самом деле начал понимать эту странную систему взаимоотношений, и это понимание доставляло ему удовольствие. — Но ведь он нас учит, значит, мы все равно становимся ему должны?
— Нет. Учить вас — его обязанность, которую он выполняет в счет долга Хозяину. А вот за все, что не входит в его обязанности, вы должны платить.
— Подождите, — видя, что куратор собирается уходить, сказал Тим — его только что осенила очередная догадка.
Ашер Камо с неудовольствием обернулся:
— Это уже четвертый вопрос.
— Последний, — быстро сказал Тим. — А если я причиню боль сам себе?
— Твой шаретор возрастет. Самоистязание — один из способов увеличить свой шаретор, но я советую тебе избегать его. Этот способ содержит множество ловушек, и увеличить свой шаретор до достойных величин при помощи самоистязания очень сложно. Если ты привыкнешь к боли, твоя жизнь сильно усложнится, а если она начнет приносить тебе удовлетворение, ты погибнешь.
— Я все понял, — кивнул Тим. — Где ты будешь и где мне найти Арама? Чтобы переписать долг?
— Я его уже встретил. Иди к себе в комнату. Я пришлю к тебе наказующего.
— З-зачем? — Тим попятился.
— Ты предался унынию. Это — самое неэффективное действие из всех, что могут быть, и в данном случае ты получишь боль не как плату, а как наказание. Тридцать ударов.
— Тридцать?! Так много?
— Так мало, но только в первый раз. Еще раз увижу тебя впавшим в уныние — получишь пятьдесят. Тридцать плюс пять за неподобающее поведение. Иди!
Ашер Камо развернулся и вышел. Тим сглотнул, выждал полминуты, чтобы не наткнуться на куратора в полумраке коридора, потом поплелся наружу и к себе в комнату — за обещанным наказанием.
ГЛАВА 4
Первая часть записей Каравэры
Меня зовут Шаар Лам, это значит — «рожденный сегодня». Я действительно не помню дней до сегодняшнего, но это имя вызывает у меня недоумение. Ведь завтра мне придется сменить имя на «рожденный вчера». А послезавтра — на «рожденный позавчера». Это же неудобно! Я не знаю имен людей, что меня окружают, но мне кажется, моя личность им знакома. Управляющие, которым я должен подчиняться, ведут себя так, словно они уже пользовались моими умениями раньше, хотя я сам исполняю их волю впервые. Возможно, они пользовались умениями кого-то такого же, как я? Если мое существование прекратится сегодня же, это объяснит все непонятное, но — эта мысль вызывает у меня отторжение, хоть я и не могу понять почему. Я спросил у Хозяина: мое существование прекратится сегодня? Он ответил: «Нет» — и подкрепил словом правды. Но даже без слова у меня нет оснований не верить ему — я помню, что именно по его воле человек-маг обучил меня умению упорядочивать и выражать свои мысли сначала в словах, потом в письме. Хозяин попросил меня описать письменно действия по очистке внутреннего горизонта и отдать написанное человеку-скрипту. Скрипт вложил лист в книгу и поставил ее в один из шкафов. Тогда я понял всю глубину собственной неэффективности. Сколько дней понадобится, чтобы мне написать хотя бы одну книгу? А шкаф книг? Я попросил Хозяина дать мне задание написать еще что-нибудь, но Хозяин ответил, что ему больше ничего от меня не надо. Я неэффективен. Я не должен был общаться без приказа Хозяина ни с кем, кроме него, но я должен был повышать свою эффективность на пользу Хозяину. Я выбрал одного из младших, того, чей цвет души отличался от остальных, и попросил его дать мне задание. Он не дал мне задания, он сделал много лучше — он дал мне идею. Дневник — удивительная идея давать задания самому себе. Пусть даже это задание — лишь описать случившееся за день. Уверен, малый вред, принесенный моими действиями, будет компенсирован моей возросшей эффективностью. Засим, день первый.
(На этом записи заканчиваются.)
Тим проснулся, разбуженный шагами в коридоре. Потянулся, зевнул. Перевернулся на другой бок и уже собрался подремать еще, но вдруг понял, что означает эта беготня снаружи — завтрак! А поскольку время вчерашнего ужина он провел, лежа на топчане и страдая от жалости к самому себе, кушать хотелось больше обычного. И пить хотелось больше обычного… да блинский на фиг! За весь вчерашний день он съел одну маленькую плошку каши и выпил одну чашку воды — не то чтобы Тим был любитель пожрать, скорее даже наоборот, но он и припомнить не мог, когда последний раз так хреново питался.
Шум в коридоре потихоньку стихал, удаляясь в направлении выхода, и Тим задергался. Вскочил, быстро натянул джинсы, рубашку, сунул в карман обмотанный носовым платком брусок — разумеется, совершенно целый, несмотря на пару (ну или чуть меньше) часов вчерашних трудов, — и выскочил в коридор. Хотелось, правда, еще и в туалет, но Тим решил потерпеть — опоздавшие тут еды не получают, это он уже понял.
В столовую он успел — в очереди за едой стояло всего два человека, остальные уже сидели за столами. Завтрак Тиму понравился больше вчерашнего обеда. Состоял он из двух мягких булочек с пряным ароматом, трех каких-то фруктов, похожих на большие персики зеленого цвета, и все той же чашки с водой. Булочки пришлись Тиму по вкусу, он уплел их с удовольствием. Фрукты он некоторое время с подозрением разглядывал — были они твердыми и выглядели чертовски незрелыми, — но, понаблюдав за действиями соседей, решил попробовать. Разломил плод пополам и обнаружил внутри красноватую полупрозрачную массу с кучей маленьких зерен. Осторожно попробовал и с трудом удержался, чтобы не расплыться в восхищенной улыбке — вкус был просто обалденным. Еще этот плод, несомненно, обладал сильным тонизирующим эффектом — остатки сонливости мгновенно улетучились, и вообще Тим почувствовал себя на удивление бодрым и свежим. «Вот это классно, — подумал он, вылизывая сердцевину последнего фрукта. — Вот выучусь окно домой открывать, устрою перевозку этих фруктов к себе в Питер. Разбогатею, у-у-у. Как Абрамович. Вкуснотища!»
Первый урок — по «Восприятию» — оказался куда более понятным, чем тот, вчерашний. А еще важнее — он оказался куда более безопасным, так что Тиму почти понравился. Совсем понравиться помешало только то, что у Тима все равно ни черта не получалось. Суть предмета состояла в том, чтобы научиться видеть и слышать больше, чем это можно сделать просто глазами и ушами. Как понял Тим из скупых комментариев учителя — одноглазого хромого старичка по имени Пар Самай, — это умение было очень важно для волина. Тим, правда, не понял, почему именно — видимо, об этом рассказывалось на предыдущих уроках. Этот учитель говорил мало и уж совсем не грузил Тимовы мозги непонятными терминами и сложными для восприятия предложениями. Он просто говорил, что нужно сделать, а потом сразу переходил к практике. Практика заключалась в том, что они всем классом пытались допеть песни, которые начинал Пар Самай. Причем учитель сразу объяснил, что все их он сочинил буквально только что, поэтому слов никто знать не может. Правда, Тиму в это верилось с трудом — половина учеников подхватывали мотив и куплеты так уверенно, словно часами разучивали эти песни каждый день в течение недели минимум. Вторая половина класса тоже потихоньку втягивалась, и до конца песню допевал уже уверенный хор, в котором не звучал только один голос — догадайтесь чей?