Страница 57 из 68
По дороге навстречу Рите шагал молодой брюнет. Он постоял рядом, поглядел, как ее тень дотягивается до горизонта острова, а после устремляется в небо, в облака. Рита косилась на него не без любопытства.
— Рита Васкайза, мы озабочены. Не надо прятаться. Если нам не удастся удержать тебя, твое «я» растворится в твоих воспоминаниях, а мы этого не желаем и будем вынуждены тебя отключить. Разве безмыслие предпочтительней?
— Да, — сказала она. — Я знаю, что делаю.
Она убежала от юноши, но в мыслях, или воспоминаниях, или где там она находилась, ее угораздило выбрать совсем не тот поворот…
Она забрела на склад всех своих кошмаров.
Прежде чем ее «отключили», Рита увидела призраки всех, кого погубила. Они летали над кровавыми морскими водами. Они размахивали ножами и безмолвно вопрошали: «Зачем ты открыла Врата?»
Она уничтожила Гею.
Но не смогла умереть сама.
Психика приколотой бабочкой лежала в коробке. Чудища-коллекционеры изучали ее, переворачивая пинцетами. Рита видела зал за залом; ярко освещенные, они занимали миллионы квадратных стадиев, и в каждом из них стояли ряды, ряды, ряды стальных шкафов, и в каждом шкафу лежали люди; дети, старики, старухи, девушки, юноши, беременные женщины, солдаты корчились на иглах, пронзивших их сердца, и Рита различала каждую судорогу, каждую деталь внешности, — ничто в ее настоящей жизни не выглядело таким реальным. «Я с вами, — вымолвила она. — Я не могу убежать от вас».
Но она убежала, хоть и не обладала физическим телом. Она прогнала свое «я» через воспоминания, промчалась по всем дорогам своего разума, терзаемая горем, страхом и совестью. Она неслась все быстрее, пока не растаяла и не потекла ручейком, который вскоре превратился в бурный поток, бездумный и все растворяющий на своем пути… Никакой тревоги, никакой тоски… Лишь ласковое тепло за миг до небытия.
ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА
Пух Чертополоха, стартовавший тринадцать веков назад (по его собственному времяисчислению), был, безусловно, величайшим из достижений человеческой расы; еще больше его прославило создание Пути. Камень заключал в себе два прекраснейших, крупнейших, но так никогда и не заселенных целиком города; в нем хранилось самое мощное оружие; он взрастил самую высокоразвитую цивилизацию; он стал философским центром, объединив все человеческие религии и синтезировав миф о Хорошем Человеке, который своими деяниями иллюстрировал пусть не во всем оправданное, но, безусловно, похвальное вселенское стремление к Прогрессу, Звезде, Року и Пневме.
Вселенная, история и человечество… Пух Чертополоха — слишком скромное и недолговечное имя для их олицетворения.
Обо всем этом Фаррен Сайлиом раздумывал у себя в апартаментах. Он еще не успел привыкнуть к новому телу. Он сожалел о напрасной трате ресурсов, но хотел закончить свои дни в физической форме.
Если Пух Чертополоха обречен, он погибнет вместе с ним. Так лучше, чем оправдываться перед гражданами.
Президент, хоть и поддался странной меланхолии (вроде той, что отражалась на лице Корженовско-го), вовсе не считал себя предателем. Напротив, по меркам космической справедливости он был героем, однако не испытывал удовлетворения. Себе он казался переключателем в цепи истории. Чаще всего такая иллюзия возникает у политиков, которые верят или надеются, что история им хоть чуть-чуть подвластна.
Он знал свое место в истории Пуха Чертополоха, но был далек от уверенности, что оно почетное. На свой страх и риск, не имея никаких полномочий, он организовал (по крайней мере, поощрил) уничтожение корабля-астероида. На то имелись очень и очень серьезные, хоть и не совсем понятные ему самому причины. «Меня убедили боги, — подумал он. — А историки редко бывали справедливы к правителям».
Его семья уже перебралась на Землю, в Юго-Восточную Азию. Двое детей, зачатых и рожденных естественным способом, согласно его надеритским убеждениям (но, разумеется, не без помощи кое-каких достижений Гекзамона), вырастут уже под влиянием Земли. Сообщество орбитальных объектов не откажет Земле в помощи и поддержке, но через век- другой неизбежно замкнется на себе, утратит жизнеспособность, и начнется долгий упадок. Так отмирает хвост ягненка, туго перетянутый бечевкой у самого туловища. «Чисто земное сравнение, — подумал Фаррен Сайлиом. — От кого я узнал про хвост ягненка? От Гарри Ланье?»
Спрашивается, кто в горячке Разлучения мог бы предвидеть такой конец?
Имея в лице Гекзамона надежную опору, Земля будет развиваться сама по себе, и кто знает, как сложится ее судьба после Возрождения?
Вокруг Пуха Чертополоха президент разместил несколько дублей, оснастив их сенсорами, чтобы во всей полноте пережить последнее мгновение, когда — и если — оно наступит… Все-таки он еще сохранял толику скепсиса. Кое-кому это могло показаться глупым.
Пух Чертополоха был всегда. По крайней мере, в жизни Фаррена Сайлиома.
В душе зашевелилась грусть, ностальгия по былым временам странствий в Пути. Все и тогда было сложным и запутанным, но все-таки постижимым. «Вот уж никогда не думал, — укорил он себя, — что буду тосковать по той жутковатой бесконечности…»
После Разлучения Гекзамон так и не обрел своего дома.
НАЧАЛО ПУТИ
Ольми коснулся зеркального торца щели, — она втягивала в себя пальцы, стоило чуть надавить, и отталкивала, если давить под другим углом. В щели не существовало сил трения. Некогда это грандиозное, беспредельно мощное образование, изменяющее пространство-время, полностью обеспечивало Гекзамон энергией.
Корженовский следил за Ольми из пузыря.
— Можешь пробраться на щелелеты?
— Во всяком случае, на один, — ответил Ольми. — Там еще должен быть мой отпечаток. — Он указал на ближайший к щели корабль — первый в колонне, стоящий в верхнем конце скважины. Обломки корабля, разбитого при нападении яртов, были убраны, его место занял следующий, а в хвост колонны пристроился щелелет из резерва. — Это на нем мы летали по Пути во время Разлучения, с Патрицией Васкьюз и Гарри Ланье. Возили послов с Тимбла и других миров. Высаживали Патрицию открывать Врата в геометрических узлах.
Они спустились по скважине к щелелету.
— Я его не узнал, — произнес Корженовский. — Они все как две капли воды…
Ольми прижал ладонь к кружку на корпусе щелелета. Раскрылась радужная диафрагма люка. Остро пахнуло чистотой, металлом, очищенным воздухом и декором, заждавшимся формирования. Свет из люка отразился в темном металле и камне скважины.
В корабле они разделились: Ольми позволил фиолетовым силовым линиям нести его к пульту управления, а Корженовский двинулся в прозрачный нос по темному и безмолвному цилиндру, испятнанному тут и там бесформенными наростами — прообразами мебели.
«Существует ли опасность неподчинения бортовых систем?» — осведомился ярт.
«Не думаю», — ответил Ольми. В свое время он получил допуск полноправного сенатора Гекзамона и расширил его благодаря связям в Силах Обороны. Насколько он знал, никто этот допуск не отменял. Корабль был обязан подчиниться любому его распоряжению. Силы Обороны не подозревали, что в их ряды затесался бродяга, хотя Ольми уже доводилось играть эту роль. И они, конечно, не ждут, что бродяга угонит по Пути щелелет…
Все пройдет как по маслу. Ведь на их стороне президент, да и бдительный Тапи (он все еще где-то на Пухе Чертополоха) подстрахует, если понадобится.
Ольми запустил руки в ниши на пульте и создал вокруг корабля мощное буксирное поле. В темной скважине на фоне скальной породы и металлического крепежа заиграла зелено-фиолетовая диффузия. В носовой части щелелета Корженовский пиктором дал куполу команду не препятствовать кораблю. Ему нужно было пройти сквозь купол и надеться на щель, — для этого существовал специальный паз, из-за которого корабль в поперечном разрезе напоминал букву U. Затем «буква U» перекрывалась сверху — корабль обжимал сердцевину Пути захватами. По приказу Ольми захваты повернутся под определенным углом, и щель потянет корабль вперед.