Страница 11 из 27
— Я тут разузнал местные обычаи, — произнес Кивин. — Кушать они будут часа через два, из общего котелка. А вот вечером, после обряда инициации, обещан грандиозный пир. Полчаса назад у одной прелестной индианки я выяснил, что женщины вчера нашли гигантский трюфель, так что веселье обеспечено.
— Да, насчет прелестной индианки… — растеряно подумал Малейн, — надо найти ту девушку, Луиту. Кажется, я вчера ее сильно обидел.
*
После полудня в центре лагеря ударил барабан. Натянутая кожа звенела и гудела под танцующими ладонями. Иннейцы, побросав дела, стекались в круг, обнесенный вигвамами.
Появился облаченный в полный парадный наряд вождь племени нуроу. Вслед за ним вышел высокий, серый от старости старик. Шаман. Позади них с томагавками наперевес и боевой раскраской на лицах выстроились старейшины и охотничьи старшины.
— Смотри, вот тот, с перьями рока на голове — это Тауран, — шепотом произнес Кивин, показывая на первого в ряду старшин.
Барабан глухо пророкотал и смолк. Наступила тишина.
Стояли, замерев, чернорукие воины нуроу, испуганно жались позади женщины, несколько старух низкими и неожиданно чистыми голосами затянули протяжную песню. Вскрикнул шаман, ударил в бубен, разгоняя случайных духов. Полог главного вигвама откинулся, и на поляну один за другим выступило полтора десятка голых мальчишек.
Шаман встряхнул бубен. Подождал, пока умолкнут звонкие костяшки. Положил инструмент на землю, присел рядом с костром. Протянул руки к огню. Пламя нежно лизнуло загрубевшую кожу, обволокло кисть, ласково прильнуло к запястьям. Оборвалась, словно обрезанная ножом, песня.
— Вуниту! Яви волю свою! — вскрикнул шаман. Ладонь его раскрылись, высыпая в огонь горсть ярко-зеленого порошка. Пламя вскинулось, взъярилось на несколько футов в высоту, выплеснуло в стороны сверкающие лиловые языки. Общий радостный выдох пронесся над поляной.
— Великий Вуниту ждет, чтобы свершился обряд посвящения! — выкрикнул шаман. Костяные фигурки, пришитые к его одежде, дробно застучали, подтверждая сказанное.
— Дух вселенной, отец мира, нужна ли тебе еще одна жертва? Ведь слуги твои уже забрали одного нуроу? — вскинув лицо к небу, спросил шаман.
Вторая ладонь разжалась, высыпая в пламя новую порцию порошка. И снова огонь вскинулся к небу, окрасился в лиловый, и общий вздох облегчения шевельнул листву.
— Какой шарлатан… — прошептал Кивин, склонившись к Малейну. — Он еще спрашивает у Вуниту, когда у самого порошок в ладони зажат.
— Не знаю, как насчет порошка, — так же шепотом ответил Эдвард, — но руку из огня он уже минут пять не вынимает. И даже не обгорел. Ты так умеешь? Я нет…
— А ведь точно… — Кивин смущенно умолк.
Тем временем шаман поднялся и подошел к первому мальчишке.
— Встань, нуроу! — парнишка поднялся с земли, на которой сидел. К худой жилистой ляжке прилип засохший сучок. Мальчик подошел к костру, нерешительно остановился рядом.
— Очистись, — сухо бросил шаман.
Парень шагнул в костер. Вскрикнула в задних рядах испуганная женщина, Нели вскочил, и Кивину с Малейном пришлось вцепиться ему в одежду, чтобы он не кинулся на помощь. Запахло паленым волосом.
— Хватит! — парень вышел из костра. Сучок, прилипший к ляжке, превратился в уголек, и молоденький нуроу подпрыгнул и, зашипев от боли, щелчком скинул светящуюся точку на землю.
— Это не настоящий огонь… — пробормотал Кивин. — У него только волосы чуть-чуть обгорели.
— Не городи чушь, — раздраженно отозвался Эдвард, — сучок-то до конца сгорел. Я думаю, тут дело в другом. Наверное, иннейцы нуроу в совершенстве овладели техникой аутотренинга. Способности нашего тела, и тем более мозга, практически неисчерпаемые. Главное — уметь управлять своими возможностями. Тебя ведь не удивляет, что аббат Демеро способен переговариваться по мыслесвязи с другими аббатствами? А ты не способен отправить и простенькую мысль. Я не хочу тебя обидеть, — Малейн положил ладонь Кивину на плечо, дружески сжал, — но не ищи здесь жульничества. Это другой народ, с другими возможностями и обычаями. И я, например, искренне рад, что они стали нашими друзьями. В борьбе с Нечистым они будут хорошей подмогой.
— Но ведь они же язычники! — ошарашено прошептал Нели. — Они ведь признают только своего Вуниту!
Эдвард положил вторую руку на плечо молодому лучнику и обнял друзей.
— Нели, малыш, они верят в того же бога, что и ты, просто по-другому.
Тем временем все мальчишки прошли сквозь пламя. Некоторые выходили невредимыми, другие выскакивали с обожженными лицами и ногами, но ни один не сгорел. Вождь усадил ребят вокруг костра и ушел в свой вигвам. Снова грохнули барабаны. Шаман поднял бубен и, несколько раз стукнув в него, запел. На этот раз пели только мужчины. Сиплыми голосами, высушенными холодными ночными ветрами и жарким полуденным солнцем, они вытягивали простенькую и в тоже время неуловимую мелодию.
Из вигвама, неся в руках кусок черного полотна, показался вождь. На секунду Малейну показалось, что полотно живое. Ткань еле заметно шевелилась. В нос ударил знакомый кислый запах.
— Муравьи… — произнес Нели, со смесью страха и гадливости в голосе. Зрение у молодого лучника было превосходное, и он в отличие от Малейна, мог разглядеть бесчисленные тельца маленьких насекомых, вплетенные в полотно.
Вождь подошел к первому парню, взял его за руку, обмотал шевелящейся тканью. Плотно прижал. Мальчишка выпучил глаза, из прикушенной губы тягучей каплей потекла кровь. Вождь обмотал вторую руку и вернулся в вигвам.
— Так вот откуда у них черные руки… — просипел Нели. — Я же говорю, это слуги Нечистого!
На этот раз вмешался Кивин. Усадив бледного лучника на землю, он закатал руку и показал Нели тыльную сторону ладони. На месте укусов остались маленькие черные точки. А чуть выше, около локтя синела странная татуировка — тонкий кинжал с крестовидной рукояткой вонзался в глаз.
— Видишь?
— Вижу, — недоуменно ответил Нели. — Но причем здесь это?
— Но ты же не считаешь татуировку язычеством. Так не все ли тебе равно, чем именно она будет нанесена? Иглой и соком дубовых орешков или муравьями, вплетенными в ткань?
— И, кроме того, — Малейн подсел рядом, — кроме того, это единственный, хотя и довольно болезненный способ приобрести иммунитет. Любой чернорукий пройдет муравьиный край насквозь. И даже сможет принести добычу. И не удивлюсь, если сегодня вечером нас будут кормить каким-нибудь особенным лакомством из муравьиных яиц. — Нели поморщился, но ничего не сказал.
Эдвард обернулся к костру. Взглянул на самого первого из мальчишек. Тот сидел, держа обмотанные руки на весу. По раскрасневшемуся лицу струился пот, худые голые плечи вздрагивали.
— Здесь аутотренингом не поможешь… — сочувственно подумал священник. И будто услышав его мысли, шаман бросил бубен и, подняв руку, громко выкрикнул:
— Вуниту доволен, муравьи забрали свое! Снимите повязки.
Вождь подошел к первому парню, развернул полотно, бросил копошащуюся ткань в огонь.
— Приветствую тебя брат, ты стал настоящим черноруким, и твое имя отныне Прайм, что значит первый.
Парнишка гордо вскинул распухшие, окровавленные руки, пошатываясь, подошел к малому костру, вокруг которого сидели женщины, и только тогда позволил себе негромко застонать. Прайма усадили, промыли оставшиеся без кожи руки кипяченой водой. Затем поднесли тазик с мутноватым соком трюфеля. Парень зажмурился и опустил сначала ладони, а затем и всю руку целиком. Через несколько секунд он расслабился, на лице заиграла счастливая улыбка. Растворенный в соке наркотик снял боль, и Прайм наконец-то осознал, что прошел посвящение.
*
Пир удался на славу. На листьях, разложенных по земле, дымилось несколько не по-весеннему жирных тетеревов, зажаренных и затем нашпигованных какими-то незнакомыми острыми травами; манили взор сладкие корни напури и молодые побеги грибных рогастиков, золотилась толстыми рассыпчатыми боками копченая рыба. Ну и, конечно же, трюфель: жареный, вареный, запеченный в золе и потушенный в желудке месячного лорсенка.