Страница 3 из 69
– Прекратил, – мужчина отвечал медленно, как будто старался найти золотую середину между абсолютной правдой и умиротворенным настроением женщины. – Сейчас прекратил. Но для этого потребовалось время. Мой прекратил кровоточить, когда мы еще ели, а его продолжал кровоточить, когда мы уже поели… и потом еще долго. Элита за это время дважды шевелила огонь в очаге.
– Он плохо горел.
– Царапина была небольшая. У меня рана была намного хуже, я позаботился об этом. Нет, моя дорогая, проклятие так и остается с нами. Может быть, на этот раз оно не так серьезно, как это было у других. Может быть, мне не стоит бороться так усиленно, как раньше, но если мы хотим увидеть, как Кирос вырастет до зрелого возраста, мне придется бороться.
– Но как можно бороться с такой вещью? Ты сам сказал: нет врага, которого можно было бы увидеть. Ты ничего не можешь поделать. Это не то что сломанная кость, о которой ты упомянул; в таких случаях человек может увидеть, как поступить разумно.
– Это очень напоминает простуду, хотя только с одной стороны, – заметил ее муж. – Здесь тоже мы не видим, с чем надо бороться, но мы научились медицине, способной охлаждать тело. Когда я был в Риме, я разговаривал с одним целителем в армии Аврелия, и он мне напомнил. Я, конечно, знал об этом, но тогда я чувствовал себя таким же растерянным, как и ты, а он постарался дать мне почву для надежды.
– Но ты же не можешь пробовать на Киросе одно лекарство за другим.
– Конечно, нет. Я хочу спасти его, а не отравить. Я еще не знаю, каким будет план сражения, моя дорогая, но я буду сражаться скорее как генерал, чем как солдат, который просто сметает все на своем пути. Я должен и думать, и работать; на это потребуется время, много времени.
А я не могу тебе помочь. Это самое трудное; я только могу следить за мальчиком…
Что является одной из главных задач…
Но она не обратила внимания на его замечание.
– …и не буду знать, не сыграет ли с ним новый день такую шутку, от которой у тебя еще нет лекарства.
Он положил одну руку ей на плечо, а другой развернул ее лицо к себе.
– Ты можешь помочь, милая, и поможешь. Ты мудрее меня во многих отношениях, я это уже узнал, когда мы не были знакомы и недели. А потом мы разговаривали, думали, учились и жили вместе более двенадцати лет; как же я после этого могу сомневаться в твоей способности помочь? Ты бы не покинула Рим вместе со мной и не поехала жить в эту глушь, если бы не была так похожа на меня и не ценила бы эту жизнь выше всего того, что может предложить Рим. Ты знаешь, почему я полюбил тебя и почему все еще люблю.
Она кротко улыбнулась.
– Я знаю это; но даже тебе надо иногда разговаривать с людьми, и не только о болезни. Вспомни, как ты впервые уезжал отсюда в Рим. Если бы мы не встретились, разве ты бы был удовлетворен таким одиночеством?
– Ну, конечно, иногда приятно поговорить с людьми, которые думают не только о лодках, сетях и огородах. Я вполне доволен, когда посещаю город. И я задерживаюсь там, если ты на этом настаиваешь, несмотря на его шум и вонь. И все равно я считаю, что тишина здесь лучше, и я полюбил этот сад в колодце еще до того, как появилась ты. Думаю, что в душе я отшельник.
– Но не во всех отношениях. Расскажи мне завтра, как ты собираешься бороться, и я тебе помогу. А сейчас идем спать, за сегодняшний день ты проделал длинный путь.
Но Марк долго не мог уснуть. Когда его жена ушла, он еще долго стоял, уставившись на огонь, смотрел, как пламя затухает на углях, а те постепенно гаснут. Он не рассказал ей всего о поездке, не рассказал всего и о своих планах. Расскажи ей все, и она не будет так уж стремиться выполнить свое обещание и помогать ему, даже ради Кироса.
Он резко повернулся к проходу, ведущему в сад. Оказавшись в звездном свете, он нашел лестницу, которой Элита пользовалась, чтобы выйти на плато за дровами, и вышел по ней на изломанную поверхность Карста. Когда он повернулся на юг, равнина простиралась слева от него, насколько хватало глаз, испещренная точками колодцев и разъеденных водой камней, дыры в которых могли стать могилой для неосторожного путника. Немногие люди шли сюда, здесь их ничего не прельщало. Вода исчезала с поверхности земли слишком быстро, чтобы дать хороший урожай; его собственный сад выживал только благодаря тому, что вода в него приносилась вручную из подземного ручейка да из глиняного бассейна, который он уже давно сделал своими руками, чтобы сохранять выпадающую во время дождя влагу.
Справа от него равнина спускалась к морю, лежащему в двух милях отсюда. Он поспешно пошел в том направлении. До утра надо было очень много сделать.
Юдит проснулась от криков Кироса, которые эхом разлетались по главной пещере. Она поднялась, бросила взгляд на своего беззвучно спящего мужа, взяла лампу из ниши в спальной пещере и спустилась на двести ярдов ниже к подземному источнику. Умывшись и освежившись, она через несколько минут вернулась и обнаружила, что муж все еще спит. Она закончила свой туалет и пошла поздороваться с Киросом и Элитой.
– Где папа? – закричал мальчик. – Завтрак уже готов.
– Он все еще спит. Вспомни, ему пришлось проделать долгий-долгий путь среди всех этих людей, которые там его окружали, и не мог спокойно и безопасно спать, как может себе позволить здесь. Он очень устал. Мы сейчас поедим, но ему что-нибудь оставим.
– А потом, как я полагаю, ты будешь носить воду.
– Сегодня нет, сынок. В бассейне осталось достаточно воды после последнего дождя. Мы, конечно, позаботимся о саде, но у нас останется еще достаточно времени, чтобы поиграть.
Марк спал до тех пор, пока Элита и ребенок не поели и не ушли в сад. Когда он, наконец, появился, Юдит наводила порядок в главной пещере. Увидев его, она прервалась, накрыла на стол фрукты и села рядом. Пока он ел, она хранила молчание, но внимательно наблюдала за его лицом. И хотя ей, как и большинству людей, было трудно читать по суровым чертам лица, женщине показалось, что в его выражении есть что-то ободряющее. Когда он, в конце концов, поел, она наклонилась вперед, ища подтверждение возникшей надежде.
– Ты что-то придумал, да, Марк? Что мне сделать, чтобы помочь тебе?
– Самая трудная часть состоит в том, чтобы тебе оставаться со мной в мире и согласии, – сказал он. – В известной мере ты думаешь так же, как и я, но не доводишь свои мысли до логического конца, и я уверен, что тебе не нравится, когда это делаю я.
– Объясни мне это, пожалуйста.
– Прошлой ночью ты мне сказала, что каждый может сам увидеть, как следует разумно поступать, когда сломана кость. Мне кажется, что есть также разумный путь, к которому надо прибегать, когда у кого-то не прекращается кровотечение.
– Мы пробовали. Боги знают, что мы пробовали. Иногда нам это удавалось, но рано или поздно для каждого из них…
– Знаю. Я не говорю о том, чтобы останавливать его перевязками, веревками и так далее. Это очень легко сделать на конечностях, труднее на теле и почти невозможно во pтy. Мы не знаем, в каком месте проклятье нанесет свой удар Киросу.
– Но не во рту. Вспомни про зубы!
– Я помню. Хотелось бы мне понять это. Я продолжаю думать, что боги допустили болезнь, чтобы что-то сказать мне, но не могу понять, что они этим хотели сказать. Во всяком случае, это совсем не то, что я начал говорить. Если у тебя протекает кувшин для воды, а тебе приходится сохранять его, потому что другого нет, и починить ты его не можешь тоже, что тебе остается делать?
– Ты позволяешь воде утекать, но просто чаще наполняешь кувшин… а, понимаю. Но как это можно сделать? Ты, или я, или Элита можем дать свою кровь, но как мы перенесем ее в тело Кироса? Будет ли достаточно, если он просто выпьет ее?
– Я… не знаю…; Это пробовали, как мне рассказал один римлянин, после сражений. Но раненые после этого иногда выживали, а иногда все равно умирали. И он не уверен, есть ли в этом какой-то смысл.