Страница 44 из 47
Лея заплакала. Этого Беркович не ожидал. Хотя… Он напомнил ей об отце. Не нужно было. А какие, черт побери, слова нужно говорить, чтобы спасти мир от ничего не понимающей девочки?
Бесполезно. Безнадежно. Пятьдесят минут до…
— Не плачь, Лея, — пробормотал он, не уверенный, что она его слышит. — Не надо плакать… пожалуйста.
Чья-то рука мягко, но уверенно, отобрала у Берковича аппарат и подала другой. Мария. В ее телефоне бился мужской голос.
— Борис! Я тебе звоню, но у тебя занято!
Рон.
— Позвонил Марии Вайншток, у меня, к счастью, записаны все номера, и я знаю, что она с вами.
Забрав у Берковича телефон, Мария сначала слушала молча, а потом начала тихо говорить, старший инспектор не слышал ни слова, особенно за громким голосом Хана, он только надеялся, что Мария ничего не испортит.
— Я разбил все куклы. Молотком, на мелкие части, — сообщил эксперт. — Теперь меня уволят, если мы не докажем, что уничтожение вещдоков было необходимо.
Уволят так уволят. Лишь бы не было войны, как говорила мама.
— Хорошо, Рон, — сказал Беркович. — Извини, я с Леей разговариваю. Перезвони на мой номер через десять минут.
— …с длинной золотой косой? — говорила Мария. — Я помню. Ее Полиной звали, верно?
О чем они говорят? Не было Полины среди моделей.
Забрать у Марии телефон? Но Лея отвечает, она, похоже, совсем проснулась. И что?
Мария отдала Берковичу телефон и забрала свой. Она одна выглядела сейчас спокойной, и Беркович поразился, какими уверенными стали ее движения. «Ах, эти мужчины» — можно было прочитать на ее лице. С оттенком презрения.
Что она сказала Лее? Что сказала ей Лея?
— Мне нужна машина, — у Марии был голос генерала, отдающего приказ о начале наступления. — И водитель. Гриша не годится, он в ауте. Можете поехать со мной?
— В киббуц? — догадался Беркович. — Мы не успеем. Осталось меньше часа.
— Ничего не случится, — отмахнулась Мария. — Но я должна купить Лее куклу.
— Какую? — Беркович подумал о тех, чьи обломки лежали сейчас в криминалистической лаборатории.
— Полину, конечно. Я знаю, где ее продавали. Правда, прошло столько лет… Вы едете или мне взять такси?
— А… — Беркович глазами указал на Вайнштока, сидевшего на ступеньках, опустив голову, и Сандлера, прислонившегося к стене и смотревшего в пространство с видом человека, которому все равно, что произойдет с ним, планетой и всем мирозданием.
— Подождут здесь, — отмахнулась Мария. — Им есть что обсудить, физики…
Она хотела что-то добавить, и Беркович догадывался, что именно.
— Вы не понимаете детской психологии, — говорила Мария, сидя рядом с Берковичем. Машина мчалась по утреннему Тель-Авиву, час пик еще не наступил, и светофоры вяло подмигивали желтым. — А я понимала Лею, но мне не приходило в голову, что она могла влиять на происходившее. Гриша знает физику, но совсем не понимает детей, а я понимаю детей, хотя своих у нас нет, к сожалению, я очень хотела, но… неважно, детей я понимаю, а в физике полный нуль, хотя Гриша и думает иначе, потому что я слушаю его с умным видом и задаю правильные вопросы — по его лицу догадываюсь, какой вопрос правильный, это, знаете, как Вольф Мессинг, он мысли читать не умел, но был очень чувствительный и по малейшим движениям догадывался, так и я — начинаю задавать вопрос, вижу, как меняется у Гриши лицо, и понимаю, каким должно быть следующее слово… Здесь налево, а потом по Алленби до Кинг Джордж.
— Полчаса, — мрачно сказал Беркович, посмотрев на часы на приборной панели.
— Ах, да успокойтесь, ничего не случится, я вас уверяю. Но если мы не найдем Полину…
— Если мы не найдем Полину, — повторил Беркович, совершая запрещенный поворот налево. Если бы на перекрестке оказался коллега из транспортной полиции… Отбились бы, но потеряли время.
— Господи, это же девочка! Второе разочарование будет гораздо сильнее первого! Она начнет заново! И эмоции более сильные, да еще после смерти отца, нет, я не представляю, то есть представляю, каково ей будет, но не знаю эту вашу физику — может, процесс пойдет быстрее, может, нет, может, будут другие куклы, не из камня, а из… ах… из золота, вы представляете золотых кукол, для Леи… здесь направо. Вот этот магазин!
Зазвонил телефон, закинутый в бардачок, и Беркович взглядом попросил Марию ответить.
— Это ваш эксперт, — сказала она, посмотрев на дисплей.
— Включите громкий звук.
Мария нажала на кнопку, и в салоне зазвучал тревожный голос Хана:
— Борис, до восьми часов шесть минут…
— Рон, я веду машину, со мной Мария, мы едем за Полиной, куклой, которую Натан не купил Лее несколько лет назад. Это, конечно, нелепо…
Мария возмущенно фыркнула, и Беркович сказал:
— Мы ничего не понимаем в детской психологии… Короче, я паркуюсь у магазина, не уходи со связи, возможно, придется кое-куда звонить, и… следи за куклами… то есть за обломками.
Это был большой магазин сети «Хэппенинг», на витрине в разных позах стояли, сидели и лежали Барби и Кены в окружении множества красочных открыток, постеров, маек с надписями «Я люблю Тель-Авив», «Первый поцелуй» и огромных, в полметра длиной, карандашей и фломастеров.
Три минуты девятого. Магазин только что открылся («А если бы он открывался в девять?» — подумал Беркович), и молоденькие продавщицы, еще не совсем проснувшиеся, вяло переговаривались друг с другом.
— Сюда, — сказала Мария, направляясь к отделу кукол.
Прошло шесть лет. Наверняка появились другие куклы, нет смысла искать.
Почему-то только сейчас, стоя в кукольном отделе огромного магазина, где на него пялились толстощекие красавицы с рыжими, малиновыми и зелеными волосами, и тонкие, как жерди, Барби, смотревшие с вызовом и надеждой, Беркович понял, а точнее, не понял, но ощутил, и даже еще точнее — не ощутил, а нутром почуял то, чему все это время не верил, не принимал, не допускал в сознание: судьба… чья? близких людей? города? планеты? галактики? Вселенной?., ведь перепутанность охватывает все частицы во всех мирах и между ними… и судьба этого начинающегося дня, и этой пышногрудой девушки за прилавком, и Наташи, и Арика, и его самого… да Бог с ним… судьба целого мира висела на волоске и могла прерваться только потому, что шесть лет назад отец не купил дочке куклу, о которой она мечтала.
И если такой куклы на полке не окажется… Откуда ей тут взяться через шесть лет?
— Помогите, пожалуйста, — позвала Мария одну из продавщиц, и та пошла к кукольному отделу, слишком медленно, как показалось Берковичу, переставляя толстые ноги в красных колготках. — У вас тут кукла была, Полина, русская, у вас не так много кукол с русскими именами, правда, это было давно.
— Полина. — Девушка наморщила лоб, возвела глаза к потолку, будто ответ на вопрос был там написан большими ивритскими буквами. — Идемте.
Девушка шла впереди, Мария следом, Беркович замыкал шествие — почему-то к отделу мягкой игрушки, где стояли, сидели и лежали пушистые коты, милые собачки с сердечками на шее, огромные бурые медведи с глазами-вишнями. Они не туда идут, девушка ничего не поняла…
— Такая?
Кукла сидела на коленях у огромной рыжей обезьяны. Обезьяна обнимала куклу и грустно на нее смотрела, будто Полина была ее детенышем.
Мария осторожно взяла куклу в руки. Полина оказалась тряпичной, на вид неказистой — может, потому ее никто не хотел покупать. Число на ценнике, прикрепленном к подолу длинного платья, было, на взгляд Берковича, совсем небольшим.
— Распродажа, — объяснила продавщица. — Кукла и шимпанзе за девяносто девять шекелей.
— Полина, — тихо произнесла Мария. — Давай спросим у Леи, ты ли это.
Беркович достал телефон.
— В видеорежиме, пожалуйста, — попросила Мария.
— Если получится, — пробормотал Беркович.
Если в киббуце не работает опция видеосвязи, мир может погибнуть. Мысль эта становилась все более отчетливой по мере того, как внутренние биологические часы отсчитывали секунды.