Страница 2 из 49
С мужчинами она соблюдала интимную дистанцию. Говорила, что Россию любит, но только не российских мужчин. Был у нее бойфренд, давно, года два назад… Снимал с нее стресс…
И вдруг как чайником по морде — беременна. Не говорит, от кого, а уже три месяца. Мне велела держать язык за зубами. Я и молчала.
А время шло. Беременность она ловко скрывала, живот подвяжет, платье-халат наденет, больничный возьмет… И вот пошла в отпуск. Вернулась — не узнать. Стройная, легкая, веселая… Родила… Как, что, кого родила, где ребенок? Мальчика
Диму и отправила к своим родителям. Резонно, потому, что живет в общежитии.
А меня что-то тормозит. Ведь рождение ребенка — событие. Почему же это событие катится на холостом ходу? Ребенка не показала, помощи не просит, грудью не кормит… Объяснила, что нет молока и младенец на искусственном питании.
Через пару дней меня как стукнуло. Ребенка отправила к родителям… Да она же сирота и выросла без отца-матери! Я подступила к ней с наглой силой: где ребенок? Она заплакала навзрыд и призналась, что от ребенка отказалась и оставила его в роддоме.
Взгрустнула я: с кем дружу? Она работает официанткой, есть зарплата и не прокормить ребенка? Правда, нет собственного жилья, но как бросить новорожденного человека в нашем хамском обществе?
Разуверилась я в своей подружке.
Вызнала у нее номер роддома и поехала проверить. Будто я ее сестра из провинции, интересуюсь судьбой оставленного мальчика Димы. Да, такая-то рожала, но почему оставленного мальчика? Мамаша родила и ребенка унесла, как и положено.
Где же он?
Я замкнулась. Не знала, что делать. Наступил у меня стресс. Ну не могла я свою догадку выразить откровенной мыслью и тем более пойти с нею в милицию. Заявить на близкую подругу.
Но тут в кафе прошел слух, что в мусорном бачке одного дома нашли трупик новорожденного. Назвать подругу не могу, но вы ее найдете. Извините за сбивчивость. Рита».
Рябинин пил кофе, озирая свой кабинетик. Место, куда положительная информация не поступает. Не потому ли оконные стекла кажутся закопченными? Они днями слышат про грабежи, изнасилования, убийства… Угрозы слышат, клевету, ложь… Рябинин попробовал вспомнить приятные вести, но они почему-то не вспоминались.
Капитан Палладьев, как всегда, вошел без стука. При его виде следователя задело двойственное чувство. Доброжелательное — поскольку нравился Рябинину этот светлый парень; настороженное — потому что ничего хорошего опер уголовного розыска принести не мог. Он и заговорил не о погоде и не о здоровье.
— Сергей Георгиевич, уголовное дело по младенцу из бачка возбудили?
— Да, убийство.
— Каким образом?
— Акта вскрытия еще не получил, но, скорее всего, задушен.
— Может быть, неосторожность?
— Каким образом?
— Бывали случаи, когда мамаши клали ребенка рядом и спросонья придавливали, — выдвинул Палладьев запасную версию.
— Игорь, мы же видели шейку ребенка.
Тогда капитан вынул из сумки два скрепленных тетрадных листка и положил перед следователем. Тот гмыкнул и, читая, гмыкнул еще раз; очки поправил два раза и усмехнулся три раза. Все это кончилось бодрыми словами:
— Игорь, вези ее ко мне.
— Сочинительницу анонимки?
— Нет, мамашу-преступницу.
Палладьев тоже усмехнулся — один раз. Но эта усмешка как бы отскочила от строгих очков следователя.
— Сергей Георгиевич, шутите? Ее же надо отыскать.
— Автор анонимки скажет.
— Но ее тоже надо найти.
Теперь очки следователя блеснули строгим недоумением, словно капитан озоровал с фонариком:
— Игорь, удивляешь… Она же пишет, что ее звать Рита.
— А сколько Рит в нашем стотысячном микрорайоне: тысяч десять.
Слова Рябинина капитан всерьез не принимал. Следователь расслаблялся или просто шутил: знал он лабиринты оперативной работы. Но Палладьев вспомнил, сколько раз вроде бы юморные рекомендации следователя оказывались полезнее самых поучительных советов.
— Игорь, в этой анонимке бездна информации.
— Какой же? — не поверил капитан.
— Говоришь, Рит десять тысяч… Эта работает официанткой в кафе.
— Сергей Георгиевич, в кафе тысячи.
— И все обильно посещают иностранцы.
— Не все.
— Выбери, — посоветовал Рябинин.
— Есть кафе «Грот». Рядом с общежитием, где живут иностранные студенты, — угрюмо сообщил капитан.
Его настроение испортилось. Следователь не ругался, не упрекал и даже не намекал на какие-либо ошибки. Есть худший вид обиды — на себя. Почему же он не пошел по ясной и логичной дороге, по которой шел следователь? Потому что уподобился любителю детективов, жаждущему кровавой запутанности.
— Игорь, просуммируем. Кафе «Грот», официантка Рита, у нее есть подруга, видимо, работающая там же, которая живет в общежитии и которая недавно была в отпуске…
Палладьев знал, что если сейчас он не выдаст блестящего ответа, то уйдет с настроением побитой собаки. Еще бы, лучший опер, но не смог самостоятельно вычислить элементарную преступницу.
— Ее доставить сюда?
— Кого? — не понял Рябинин.
— Криминальную роженицу.
— Ты ее знаешь?
— Да, это Любка из кафе «Грот».
Проще всего было бы доставить Любу Любавину на допрос к Рябинину. Ио если она уйдет в глухую непризнанку, то протокол следователя это закрепит, как зацементирует. Потом к правде не пробьешься. Допрос без оперативной информации — что в ночном лесу без фонаря. Поскольку не мафию разоблачал и не грабителей банка, капитан решил действовать неторопливо и простенько. Проще «наружки» ничего не было.
Палладьев начал с общежития, где проживала Любавина. Казалось бы, чего проще. Опроси жильцов да ту девицу, которая проживает с ней в одной комнате. Но была запятая: информацию собрать так, чтобы Люба об этом не узнала.
В общагу капитан приехал днем. Напарница подозреваемой отсутствовала. Палладьев шатался по коридорам и комнатам, заводя глупые разговоры с девицами о сексапильности, с комендантом о ремонте здания, с вахтершей о современной молодежи…
Клевал по зернышку. Когда эти зерна он как бы ссыпал в одну кучку, то удивился — в последнее время Люба в общежитии вообще не жила, лишь изредка забегала.
Казалось, в голове капитана, как сердитые пчелы, начали роиться вопросы…
Где же Любавина ночевала? Почему об этом не знает ее подруга Рита? А если знает, то почему не упомянула в анонимке? Если у Любы бойфренд, то история с младенцем приобретает конкретный зловещий смысл: в криминальной практике полно случаев, когда любовники заставляли женщин избавляться от детей. Все-таки где она ночует и почему?..
И капитан как бы подтвердил свое решение: «наружка». Сегодня, не дожидаясь никакой помощи, сегодня, сам.
Но Любавина знала его в лицо. Палладьев поехал в РУВД, в свой кабинет. Одно из отделений сейфа походило на базарный
развал «секонд-хенда». Самодельные ножи, детективы, гантели, какая-то одежда, фонари… Он выбрал нужное: волосяные усы и темные очки. Плюс сыскной навык…
Кафе «Грот» закрывалось в двадцать три часа. Капитан уже переминался в некотором отдалении. Официантки начали выходить через полчаса. Любавина была одна и зашагала с деловитой торопливостью. Палладьев наклеил усы, надел очки и двинулся следом — тоже деловито.
Люба шла скоро и целеустремленно. Так ходят, когда тебя ждут. Но она миновала все транспортные остановки — значит, ей недалеко.
Шагавший рядом с капитаном парень вдруг попросил:
— Мистер, дай закурить.
— Не курю.
— Тогда дай на бутылку пива.
— Не пью.
— Не куришь, не пьешь… Голубой, что ли?
— Я гермафродит, — тихим голосом поделился капитан.
Любу он далеко не отпускал. Вряд ли она его заприметит, и не только из-за бутафорского грима: официантка была слишком устремлена туда, куда спешила. В сумке капитана лежала вязаная шапочка, которую он прихватил из барахла в сейфе. Откуда она взялась, он уже не помнил. Может быть, снята с неопознанного трупа. Теперь она пригодилась: Палладьев напялил ее поглубже.